Аксиология лжи | Знания, мысли, новости — radnews.ru


Аксиология лжи

Бытие, как оно являемо нам, часто оказывается ложью. Ложь тотальна, объективна и абстрактна – как наши картины природы, равно как и изображения внутри-социального бытия – мнения, предрассудки, «истины повседневности». Ложь здесь понимается синонимом «иллюзии», «картины», абстрактного мнения.

Она (ложь) потенциальна истиной. Можно сказать, что это сырье для истины, которое, однако, обретает статус «истины» по мере ее субъективации и конкретизации. Вот что, собственно, мы постараемся здесь обосновать. Многие знают о взаимодействии, взаимопереплетении лжи и истины. На этом и основано мнение о том, что они могут быть одновременно критерием друг друга. Поэтому, говоря о лжи, мы всегда говорим об истине, и наоборот.

Почему мы, собственно, верим себе и другим людям, вещающим об истине (хотим верить, настраиваемся как камертон)? Смысловая совокупность значений «объективной истины» содержит в себе мощный сакрально-психологический код: имплицитное приглашение (от социума, от культуры) «настроится на волну», войти в состояние, которое от тебя требуется, не рассуждающего, торжественного доверия. Интерсубъективность, авторитетность «объективной истины» заранее давит на человека и заранее предопределяет его податливость. Смысл «объективности» – это «глас социума», муштрующего свои «единицы», определяющего параметры возможного поведения.

Истина как конечная программа целей социума (да и вида) не может не быть «одной» и «объективной» для отдельных особей. Плюрализация, субъективация истины разрушает сами основания видового, универсального единства. Но то, что истина для социума-вида, вряд ли может быть чемлибо иным, чем порабощением и ложью для нового, не-видового человека. Психология истины и генерирует естественно-социальную ложь как нормальное состояние социума. Почему мы сакрализуем (во всех культурах, во все исторические эпохи) истину?

Неявно предполагается, что мы, приступая к поиску истины, настраиваясь на ее, тут же качественно-бытийно преображаемся: входим в особое, уже приобщенное к сакральности самой истины состояние. И эта будущая истина нас должна нас изменить психологически, гарантируя нашу честность, особую жертвенность и бескорыстие. Ситуации, связанные с сакрально-психологическим кодом «истины», характерны наведенными суггестиями: требованием, желанием, ожиданием всеобщей честности. Люди здесь психологически становятся детьми, ибо в большинстве своем действительно верят в возможность серьезной всеобщей честности. Конечно, в идеале это можно понять – ведь если я не настроен подобным образом и не жду от других того же, то все теряет всякий смысл.

Требование, кодированное в «психологии истины», на самом деле погружает многих людей в состояние исступленной честности – что и бросает их в объятия всяческих гуру, Учителей, да и просто философов Истины. Это состояние сродственно религиозному чувству и многие,
если не большинство, с замиранием сердца, особым просветлением приступают к серьезному обсуждению вопроса об объективной истине мира самого по себе. Бывает ли такое при лжи? Нет. Но осмелюсь заявить: это-то и делает ложь более полезной и действенной категорией. Нам не затемняет глаза, мышление эта мифология (психология) истины – мы ясно видим ложь, пока не приступаем к жертвоприношениям и не пускаемся в «священные пляски» истины. Понятие «лжи» прагматично и конкретно: все, что не ложь – истина?

Нет. Все, что не истина – ложь? Да. Налицо бытийная и психологическая неравноправность истины и лжи, где истине неправомерно, т.е. не обосновывая «почему это так», приписывают функции различения «себя и лжи». Смысловые значения лжи: обман, заблуждение, ошибка, иллюзия, видимость, не-истина. Однако, как традиционно истину связывают со значением «соответствия», так и ложь – со значением «несоответствия».

Несоответствия наших утверждений, либо утверждений других с общезначимыми, либо индивидуально-полагаемыми представлениями о реальности. В термине «ложь» общеожидаемо содержится скрытое указание на смыслы: «грубого искажения» соответствия в субъективных интересах. В отличие, к примеру, от терминов «иллюзия», «заблуждение» или нейтрального «не-истина». Между тем, ложь – это тоже соответствие, как и истина, но соответствие тому, что человеку антипатично, идет в разрез с его глубинными интенциями, ожиданиями, желаниями. Нет вообще несоответствия в полном смысле слова, ибо подлинное несоответствие – это «чепуха», «бессмыслица» (к примеру: люди – это квадратные круги). Ложь даже в большей мере соответствие (т.е. чаще применяема, сравниваема), чем истина. Ложь более универсальна, чем истина, т.к. более гибка и применима не с такой дотошной пытливостью фиксации граней соответствия, как истина.

Так, мы говорим, к примеру, «человек – звезда» или «человек – камень». Это ложь? Вовсе нет, если это метафоры, то «человек-звезда» это «попидол» либо «выдающийся профессионал», как «человек-камень» это «черствый» либо «непреклонный». Но при дотошно-буквалистском толковании – ложь. «Слово сказанное – ложь»: афоризм житейской мудрости, выражающий фундаментальное противоречие между ментальным многомерным подразумеванием мыслимого (звезда, камень) и усечением, обрезанием определенностью высказывания. Применяем же мы квалификации «истина-ложь» именно к высказываниям, которые в силу этого обречены всегда быть неполными, ложными, но ориентированными на истину – непрерывно длящийся, живой мыследеятельностный процесс «искрения смыслов». Истина всегда оказывается священной, недоступной и невыразимой в силу своей метафизической локализации – в сфере мышления: суверенного, презрительно относящегося к жесткости фиксации вербального выражения. Отсюда ее адреса: «мир идей» Платона, царства чистых сущностей Сантаяны и Гуссерля.

Это предел метафизации истины, имеющий под собой простое обстоятельство: нам кажется – мы понимаем «что-то», когда мы мыслим об этом «что-то». Развитая мысль – поистине божественное, хотя и само по себе редкое, трудно достигаемое и еще более трудно удерживаемое состояние. Оно сродственно в некотором роде иллюзии всеведения: не направленный, избирательный фокус внимания на обнаружение, вскрытие, удержание смысловой последовательности рассуждений по заданной нами целесообразности-выборки какого-то нужного нам сюжета, а одновременность присутствия всего мирового контекста даже в таких, казалось бы, незамысловатых высказываниях, как «человек-камень». Конечно, это присутствие в виде смысловых оттенков, полутонов – потенциальное присутствие. Каждое высказывание в этом плане – всегда смысловая монада, способная развернуть из себя весь возможный микрокосм значений, причем в любом направлении. Истина – в мысли? Да, и только там. Однако в отличие от платонистских построений мы утверждаем, что истина обитает только в конкретной мысли, т.е. мысли конкретного, но углубившегося в своем развитии сознания, когда абстрактность преодолевается (нейтрализуется) рефлексией.

В.И. Красиков, г. Москва


Комментировать


− 6 = три

Яндекс.Метрика