Стремление к прекрасному так свойственно городскому жителю. Золотая осень, украсившая леса, вновь поманила меня в горы своими чудесными живыми красками. Сегодня наш путь лежит в центр заповедных территорий, в узкое тенистое ущелье истока реки Белой, туда, где гремящий поток воды, низвергаясь со скальных уступов каньона, превращается в мириады хрустальных брызг, создавая радужную ауру из водной пыли. Я вновь ухожу в горы, в таинственный мир, в котором живет вечный зов моей души к чистому, светлому и прекрасному. Так хочется подняться поближе к небу, к космосу, к далеким и неведомым звездным мирам. Зов моей души, он внутренний, бессознательный, по-видимому, заложенный во мне генетически. Он движет мной, заставляя творить, создавать и мыслить.

Стремление людей в горы, в дикую природную среду, к затерянным мирам и исчезнувшим цивилизациям всегда являлось одной из движущих сил. Оно как бы подготавливает человечество на генетическом уровне, к самовыживанию, совершенству, к переселению в другие галактики, когда иссякнет энергия солнца. В горах вместе с рождением облаков, молний, родников и радуги, в первозданной чистоте ежесекундно рождаются все цвета и краски. Преломляясь и дробясь на полутона, они, словно в сказочной игре солнечного света и тени, высоких скал и голубого льда, создают, то самое заветное и прекрасное, к чему так стремятся люди. Вместе с ними, каждый раз посещая горы, как бы заново рождаюсь и я. Черпаю от них знания, силу и энергию, впитываю в себя, как с молоком матери, этот святой и драгоценный дар земли. Начинаю постепенно, как новорожденный, понимать, слышать, видеть мать-природу и древний язык гор, на котором с нами общается голубая планета Земля. Давно заметил, что каждый мой выход в горы вызывает у меня жажду к творчеству, раскрывает щедрость души, доброту, укрепляет чувство любви к горам, дает неуемную энергию и счастье от общения с природой. И еще я хожу в горы за здоровьем. Чистый горный воздух, лечебные травы, гроздья спелой черники, легкая нагрузка под рюкзаком и ходьба надолго дарят мне бодрость и силу. Ученые давно доказали, что недельный активный поход в горы дает больше пользы человеку, чем целый месяц пассивного «прожаривания» на морском пляже.

Горный климат омолаживает организм, благотворно действует на все его органы, дает истинное удовлетворение в отдыхе. Приехав на плато Лагонаки, с товарищем вышел на обширные, выжженные палящим солнцем альпийские луга. Вокруг раздолье. Жесткая, колючая щетина пожухлой травы похрустывает под ногами. Вольный ветер весело играет высохшими и пожелтевшими ковыльными прядями. Уже нет того тонкого аромата цветущих сочных трав, когда плато цвело коврами из черных тюльпанов, сиреневыми букетами чабреца, да белоснежными полями ветреницы. Лишь кое-где по краям глубоких карстовых воронок видны ярко-желтые пятнышки цветущей манжетки, да проклюнувшиеся синеглазые крокусы. Крокус чудный горный цветок.

Сорвав несколько нежно-сиреневых бутончиков, я бережно укладываю их в походный блокнот. Это самый дорогой и самый скромный подарок моему любимому человеку, всегда вызывающий благодарную улыбку. Справа и слева от тропы глубокие вертикальные, уходящие в недра земли темные провалы. Это карстовые воронки пещеры. Их шахтные колодцы опускаются на сотни метров в глубь массива. Там, глубоко внизу, в подземелье рождается река Курджипс.

В тишине пещер свисающие каменные сталактиты-сосульки звенят вечной капелью. Снизу вверх растут сталагмиты, создавая удивительные фигурки, сказочные персонажи и экзотические скульптуры. Сталактиты украсили своды пещер ажурным кружевным убранством самой тонкой и изящной работы. Подземных путешественников всегда поражает великолепие паутины таинственных подземных лабиринтов с водопадами, галереями, залами и коридорами. Октябрь самое благоприятное время для подземных экспедиций. Снег уже стаял, погода устанавливается ровная, спокойная, без резких колебаний. Над плато Лагонаки царствуют, только ласково греющее солнце, холодный осенний ветерок, да низко парящие орлы.

Поднимаемся к перевалу Абадзешскому. Перед нами во всей красе, широко раскинув свои отроги, возвышается Оштен. Опустели туристские тропы, ведущие к побережью Черного моря, только одинокий табун стройных кабардинцев, встретил нас на перевале. Да призывное ржание стройного красавца-жеребца нарушило звенящую заповедную тишину. С перевала Инструкторского (старое адыгское название перевал Узуруб) плавно спускаемся по старинной конной тропе к трехгранному озеру Змеиное. За ним притаились на пригорке причудливо скрученные в спираль златоствольные сосны. Отсюда открывается чудесный вид на южные отроги Оштена. Вокруг удивительные нагромождения из скал, сказочных башен, огромных серых и ноздреватых глыб. Длинные шлейфы седых каменных осыпей протянулись до самого Гузерипльского перевала. Среди них извилистой змейкой петляет горная тропинка.

О красотах естественных ландшафтов можно узнать здесь

Это старая верховая черкесская дорога к морю. Во время Кавказкой войны о ней упоминает в своих донесениях начальству, русский офицер Татаров П. Он ее называет «абасинская дорога, пригодная для верховой езды и ведущая в город Абас», нынешний город Сочи. На перевале Армянском нам открывается величественное зрелище. Залитое темно-синим льдом предвершинное плато горы Фишт, вдруг окуталось кипящей молочной смесью облаков. Сбрасываем рюкзаки и заворожено смотрим на потрясающую картину. За вершину горы Фишт зацепилась тучка, забурлила, закучерявилась и закрыла солнце. Сквозь проемы в клубящемся облаке, словно через решето вдруг хлынул поток солнечного света в виде прямых, как прожекторные лучи, световых столбов. Солнечный свет освещал ледник, глубокое ущелье и громадную чашу скального цирка горы. Ветер, играя рваными клочками облаков, словно жонглировал ими, и от этого перемещались по окружности лучи-прожекторы, выхватывая из тьмы ущелья то поляну, то ледник, то суровые скалы.

Глубоко внизу в уютной горной долине, обрамленной гигантскими стенами Фишта и Оштена, словно на дне огромного стадиона, примостились крохотные на вид красные домики. Это туристский приют Фишт. Он, согретый отражающимися от скального цирка лучами, манит усталых путников. Но наш путь лежит на альпийские луга хребта Армянского. И, словно стараясь поторопить нас, набежала тучка, застучал звонкой морзянкой дождь по нашим накидкам, а хлесткий порывистый ветер остудил промокшие от пота спины, заставляя лезть под теплые рюкзаки. Окропив нас, дождь сразу смолк. Тучка, клубясь и рассыпаясь на пушистые комочки тумана, стала вытягиваться в длинную, полупрозрачную шелковистую ленту, обволакивая седые скалы Оштена. Осыпавшиеся с неба дождинки застыли маленькими алмазными бусинками в пожухлых ладошках манжетки.

Идем на юг, по хребту Армянскому. Старые скотогонные тропы, словно морщины на старческом лице горца, разбежались по травянистому склону. Они давно уже заросли, только изредка их тревожат туристы, оставляя на земле рифленые следы от горных ботинок. Здесь склоны хребта заросли карликовым, стелющимся по склону буком. Его стволы под действием ветров и глубокого зимнего снега переплетены в замысловатые узоры из скрученных веток и корней. В эти кружева вплелись и кусты рододендрона, лавровишни и азалии, создавая непроходимую чащобу и закрывая крутые склоны хребта плотной, нависающей над землей пружинящей подушкой. Среди оранжево-пурпурной мозаики, разукрасившей горные леса, только высокоствольные кавказские пихты прорезали «золотое море» своими острыми, как иглы, черными вершинами.

Продвигаясь по густому разнотравью, мы вдруг заметили, что наши ботинки окрасились в красный цвет. Остановились, сбросили рюкзаки и внимательно присмотрелись. На фоне окрашенных осенью в малиновый цвет листьев светилась вороненой синевой крупная и сочная ягода альпийской травяной черники. Под дождями и солнцем родных гор, она набрала упругую спелость и изумительный вкус. Вечерело. Земля покрылась сизой вуалью росы. Глубокие темные долины начали кутаться в серую пелену тумана, готовясь ко сну. Туман медленно курился у наших ног. Он, словно пышная пена вскипевшего молока, постепенно уплотнялся и укладывался в глубоких складках гор. Это его ежедневная работа закрывать от нас горы седой дымкой и тонким, полупрозрачным кисейным маревом.

Поставили палатку между двух озер, приютившихся на склоне хребта. Темная водная гладь озера отражала горы и веселые, трепетнодрожащие язычки пламени нашего костра. Узкая, длинная струйка дыма, поползла, прижимаясь к скату хребта плавно огибая его крутые увалы. Тонким извилистым шнурком, словно змейка потянулась в ущелье реки Тепляк. На небе высыпали белые, холодно мерцающие огромные звезды, похожие на лохматые цветы эдельвейса. Засеребрилась в лунном свете вершина горы Фишт. Вокруг нас раскинулись темно-зеленые, с глянцевой листвой и ярко-красными ягодами, заросли лавровишни. Завариваем из листьев лавровишни, черники и рододендрона горный чай. В горах листья лавровишни для туристов не только целебный чай, но и средство для промывки ран, от расстройства желудка, простуды. Холодная свежесть утреннего ветерка заставила кутаться в пуховики. Первые заморозки выбелили пожухлую траву тонкой игольчатой изморозью. Солнце еще не взошло, но от его далеких лучей уже вспыхнула и запламенела вершина горы Фишт. Словно золотисто-пурпурный цветок, азиатского пустынного мака, она горела, цвела, медленно разрезая ночную мглу и разливая повсюду мощный нарастающий свет.

Огромный солнечный диск, показавшись над кромкой гор, переливался расплавленной магмой, разливая повсюду благодатное и живительное тепло. Ослепительным блеском вспыхнули в скользящих лучах восходящего солнца запорошенные инеем альпийские луга, и сразу вокруг все преобразилось. Отливающая лучистым серебром примороженная трава запарила, заклубилась мягкой пуховой периной стелющегося тумана и стала медленно «проявляться» темными проталинами. Как далекий туманный Альбион над южным горизонтом гор, заискрились облака, отражая лучи от поверхности Черного моря. С хребта Армянского, спускаемся в долину реки Белой к одному из каменных каньонов. Их в Адыгее более полусотни. Сегодня нас заинтересовали водопады каньона Виктория. Много каньонов у реки Белой Шум, Гранитный, Толопановский присколок, Капкан, Армянский, Тепляк, но с живописными водопадами в русле реки только каньоны Виктория и Гранитный.

Отсюда недалеко до водопадов реки Чессу. Они почти рядом у слияния Чессу и Белой. Один в основном русле реки выше каньона, другие каскадные в боковом притоке. Но осмотр их откладываем на следующий поход. К глубокому скальному каньону реки Белой, приходится буквально продираться, через плотный кустарник рододендрона и буковый лес. На краткий отдых расположились в зарослях черники. Вокруг нас воцарилась звонкая тишина. Ласкала слух лишь протяжная, тонкая, поэтическая мелодия легкого шуршания опадающей листвы. Огненно-красные, золотистые, малиновые листья кружась и шелестя, падали навевая печаль, и грусть о еще одном канувшем в Лету прекрасном времени. Куда ни посмотришь, везде стоят охваченные пламенем увядания деревья. Сбрасывая листву, они укрывают пушистым покрывалом горные тропы, и мы бредем по ним, как по сплошному шуршащему золотом ковру, нарушая тишину гор.

Только высокие, выше человеческого роста, кусты кавказской черники переплелись пышными кронами над нашей головой, создавая живое кольцо. Они, словно виноградная беседка, сплошь усеяны крупными смолисто-черными сочными ягодами. Нагнув к лицу тяжелую увешанную сочными ягодами ветку черники, я губами выбираю только самые крупные и спелые ягоды. С удовольствием лакомлюсь этими чудесными дарами гор. Продираясь сквозь густой кустарник черники, рододендрона и азалии, потеряли тропу. До узкого скального каньона на дне глубокой долины было уже недалеко. Нарастающий шум и рев каскадных водопадов был хорошо слышен. Остановились для поиска тропы.

Да ну ее, эту тропу! Давай ломиться напрямую, к реке! советует товарищ. -Нет возражений, говорю я, Но закон гор гласит, что если есть тропа, хоть и плохая, то идти надо только по ней. Тропа всегда умнее заблудившегося путешественника. Ее веками создавали дикие животные и люди. Она умело обойдет обрыв, завал из деревьев, опасное препятствие и наиболее рациональным путем приведет туда, куда надо. Но вот уже и каменное дно ущелья. Здесь, в огромных, покрытых вечнозеленым мхом валунах, ревет и пенится река Белая. Ее чистая вода, отливает бирюзовым цветом. Немного отдохнув, на берегу реки и оставив рюкзаки, налегке уходим вверх по ущелью, перепрыгивая с берега на берег через бурлящий белый поток. Вслед за нами ветер несет ворох сорванных с деревьев разноцветных листьев.

Они, кружась, ложатся на водную гладь, создавая калейдоскоп разноцветных узоров на тихих заводях реки. Берега Белой заросли громадными лопухами и папоротником. Я иду впереди и с силой бью по сочным, массивным стеблям ледорубом, расчищая себе дорогу. Вдруг, после очередного взмаха по лопухам, возле штычка моего ледоруба, всколыхнулась и стала подниматься прямо на меня лохматая серо-бурая спина огромной медведицы. Из-под нее, словно два лохматых шарика, выкатились медвежата. От неожиданности я выронил ледоруб и одним прыжком перепрыгнул через русло реки Белой. Прижавшись спиной к скале и медленно отползая от потревоженного зверя, я закричал своему напарнику: «Кричи, шуми, отвлекай ее!». Но, увидев его белое от испуга лицо, и безвольно повисшие руки, я еще сильнее завопил, но уже на медведицу, чтобы она уходила. Медведица стояла от меня в 3 4-х метрах на задних лапах, в полный рост, в боевой стойке, готовая в любую минуту подмять меня. Критическую ситуацию разрядили медвежата.

Проворно запрыгнув на крутой скалистый берег, они скатили камень к ногам медведицы. Она, оглянувшись на медвежат и грозно рыкнув, в одно мгновение очутилась возле них. Мой товарищ, сидел на камне испуганный и ошеломленный. Не мог оторвать взгляд, наблюдая за шевелящимися кустами на крутом склоне и удаляющимся семейством. Надо было идти дальше в том же направлении, куда ушла медведица. Но моему испуганному другу чудилось, что за каждым деревом или выступом скалы его поджидает рассерженный зверь. Мои доводы, что кавказский бурый медведь это очень умное, покладистое и миролюбивое животное и что медведица встала на задние лапы, лишь предупредить нас и защитить медвежат, на него не действовали.

Осторожно, не спеша, прислушиваясь к шорохам и шумам, подошли к высокому скальному каньону. В настороженной тишине леса был отчетливо слышен приближающийся гул рассерженной реки. Но вот и его высокие стены. Входим в жерло теснины. По ней, среди гигантских нагромождений из крупных камней, стремительно мчится река. Она то, исчезая в пенной пучине валов, то, расплескиваясь широким перекатом, то, уходя под нагромождения, на дно теснины, гудит тяжелым гулом словно в каменной трубе. Трудно себе представить, что здесь делается в паводок, если сейчас, по малой воде, разъяренный поток грохочет и ревет, как раненый зверь.

Его стремительная струя всей своей мощью бьет прямо в оскаленную острыми камнями пасть теснины, а вихри водоворотов затеяли бешеную пляску в кипящих пенистых котлах. Но вот и водопады. Перед нами уже встает белопенная стена из падающей воды. Разъяренный поток водопада взлетает с каменного уступа и, пронзенный солнцем, искрясь и переливаясь сотнями маленьких алмазов, создает ореол светящихся многоцветных радужных брызг. За ними виден целый каскад водопадов, в которых река Белая всем своим руслом, бурлящим белым потоком прыгает с трех четырех метровых ступенек, на другие такие же уступы.

Водопады приходится обходить по скальным стенам каньона. Но вот и большой двухкаскадный водопад. Он с десятиметровой скалы обрушивается вниз в глубокую изумрудную чашу русла реки Белой. Солнце в зените, и нам пора возвращаться домой. Оставив внизу каньон и оглушающий шум водопадов, мы вновь попадаем в царство тишины. Лишь только изредка ее нарушает звонкий свист крыльев от пролетающей на бреющем полете стаи диких голубей, да стрекот вертолета, что трудится на Лунной поляне. Там, под западной стеной горы Фишт, строится горнолыжный Пик-отель. Недалеко от него с огромной высоты, в несколько сот метров, падает водопад. Тонкий, как натянутая струна, пролетев над отвесной стеной и не коснувшись поверхности земли, он продолжает свой полет уже в жерле глубокой пещеры, глухо грохоча по ее подземным лабиринтам

Бормотов Иван Васильевич