Военная проблематика в творческом диалоге Достоевского и Толстого второй половины 1870-х годов | Знания, мысли, новости — radnews.ru


Военная проблематика в творческом диалоге Достоевского и Толстого второй половины 1870-х годов

Ф.М. Достоевский

Ф.М. Достоевский

В течение 1876–1878 гг. читатели имели возможность следить за творческой полемикой Толстого и Достоевского на страницах журналов и в отдельных публикациях. Полемика эта перешагнула границы диспута о восточном вопросе (проблематику Балканской войны 1876–1877 гг.) и приняла глобальный (геополитический и вневременной) характер. Полярные позиции писателей по поводу одного из «вечных» вопросов человечества не обрели законченной формы. Они отражали определенный этап в развитии их мысли. Всегда ли война бедствие? Характеризуя смерть как позорное явление, Достоевский, однако, считает, что война «справедливая», когда ее «идея свята», имеет для нравственного уровня общества оздоровительный характер. Указывая на постоянно возрастающее движение русских офицеров и солдат в армию Черняева, Достоевский возражает тем, кто утверждает, что к Черняеву идут «потерянные люди, которым дома нечего делать» . Дискутируя с воображаемым оппонентом, он говорит о геройски пролитой крови, славящей русское имя в Европе. Он считает, что «не всегда война бич, иногда и спасение». «Подвиг самопожертвования кровью своею за все то, что мы почитаем святым, конечно, нравственнее всего буржуазного катехизиса» . Иначе смотрел на военные события этого времени Л. Н. Толстой.

Он относился к славянскому вопросу и движению русских добровольцев резко саркастически, как к «большому вздору», и наделял подвижников нелестными эпитетами: «ошалевшие», «беснующиеся в маленьком кружке», «представляющие себе, что с ними беснуется вся Россия, весь народ…» На самом деле они возбуждаются не народным одушевлением, а «одурманенным криком» толпы, при котором теряются права рассудка. Они одурманиваются официальной ложью в оценке поведения турок и сербов, в освещении событий войны. Толстой с горечью пишет, что разжиревших сербов «шли спасать худые и чахлые русские мужики.

И для этих жирных сербов отбирали копейки под предлогом божьего дела у голодных русских людей» . Для Толстого любая война – бедствие и страдание, «мщение и убийство». Летом 1877 г. в последней части «Анны Карениной» Толстой отказывает славянскому движению в народном характере, считая добровольцев краснобаями, бездельниками и авантюристами. Старичок-военный утверждает в романе, что из его города пошел воевать «только один солдат, бессрочный, пьяница и вор, которого никто уже не брал в работники». В «Дневнике писателя» за август 1877 года Достоевский подвергает резкой критике высказанную в эпилоге «Анны Карениной» позицию Толстого в отношении русских добровольцев: «Утверждать, что прошлогодние добровольцы были сплошь гуляки, пьяницы и люди потерянные, – по меньшей мере не имеет смысла» . В очередной раз он подчеркивает народный характер Русско-турецкой войны: «…крестьяне в волостях жертвуют по силе своей деньги, подводы, и вдруг эти тысячи людей, как один человек, восклицают: “Да что жертвы, что подводы, мы все пойдем воевать!”» . И. А. Ильин назвал антивоенную доктрину Толстого «разновидностью правового, государственного и патриотического нигилизма»7 .

«Страдание есть зло – вот главная, невидимая, предпосылка его премудрости… надо запретить одному причинять страдания другому, неважно, делается им это в воспитательных целях или в целях самозащиты»8 . «Так духовный нигилизм становится неизбежным следствием сентиментального гедонизма, – резюмирует Ильин, – а вся так называемая теория “непротивления злу насилием” – полным выражением обоих» . Проблематика войны в творческом диалоге Толстого и Достоевского тесно связана с осознанным выбором приоритета в пользу личных или общественных интересов.

В июне 1876 г., размышляя о том, вступится ли Россия за славян, Достоевский восклицает: «Вопрос ли это? Для всякого русского это не может и не должно составлять вопроса. Россия поступит честно…». Жертва в помощь сербам есть материальное выражение глубины народного сострадания. «Вся земля русская заговорила и вдруг свое главное слово сказала. Солдат, купец, профессор, старушка Божия – все в одно слово… “на православное дело”…» . В ходе этой войны светлее, чем когда-либо на Руси, воссиял образ «лучшего человека»! Яркой иллюстрацией этого явилась история о старике-солдате, ушедшего вместе с малолетней дочерью сражаться с турками: «Хоть милостынею, а дойду до извергов и там сложу свои кости, а добрые люди приютят мое дитя…» . В отличие от Достоевского, Толстой отдает преимущество личному (гармонии души) перед общественным. «Сентиментальный морализм», по Ильину, есть венец мирской премудрости Толстого. Участие в войне он считает недостойным для христианина. Человеку важнее достигнуть внутреннего мира, живя по заповеди «непротивления злу насилием».

В «Дневнике писателя» Достоевский с горячностью оспаривает такую позицию Левина, доводя ее до абсурда. Он создает в своем воображении «толстовскую» сцену, в которой Левин не решается заколоть «турку», убивающего ребенка, а уходит к Кити . Однако жизнь и творчество Толстого оказывались порой шире провозглашаемых им идей. Отрицательно или, в лучшем случае, равнодушно относящийся к восточному вопросу, Толстой вдруг рвется на передовую, да так, что, по воспоминаниям вдовы писателя, близким едва удается уговорить его остаться. Сближает позиции Толстого и Достоевского мечта о достижении Царства Божьего на земле.

У Достоевского тоска о земном рае нашла отражение в фантастическом рассказе «Сон смешного человека», в котором впервые ясно прозвучала мысль о коллективной духовности: «все отвечают за всех». Вслед за Достоевским Толстой считает, что моральное перерождение людей способно решить социальные проблемы человечества и достигнуть мировой гармонии на этой земле. Христос у него – моралист (без чудес), пророк. Миросозерцание Толстого человекоцентрично и рационалистично. Забота о своей душе и приведет, в конечном счете, к земному раю. Взгляды Достоевского, в отличие от Толстого, христоцентричны. Узко-этнические (южные славяне) и конфессиональные (православные христиане) интересы перерастают у него в интересы «всечеловеческие»: любя Родину, русское сердце любит всю планету.

Решение восточного вопроса важно не только для южных славян, России и Европы, но и для всей земли. Перешагнув геополитическое пространство, христианская мысль Достоевского переходит в разряд вневременных, «вечных», надмирных – «новая земля». По словам Иустина (Поповича), славянство во Христе способно пройти путь от всеславянства к всечеловечеству, к братству в служении Богу и людям. Достоевский, по его мнению, «принадлежит всем мирам и всем людям, ибо он как всечеловек необъятен и неисчерпаем. Этот человек – для всех всечеловек и всем он родной: родной сербам, родной болгарам, родной грекам, родной французам, родной он всем людям на всех континентах. Он – в каждом из нас, и каждый из нас может найти себя в нем»

С.Р. Шаваринская


Комментировать


пять × = 25

Яндекс.Метрика