Журнал «Русская иллюстрация» 1916, №28
В этом маленьком, наивном и нелепом городке, где число чиновников превышает количество жителей, где годовой оборот местного купечества равен 26 тысячам рублей и где по праздникам на бульваре играет духовой оркестр, состоящий из семи босоногих мальчишек, а капельмейстером состоит местный парикмахер, живется тихо, безобидно и просто.
В Тарусе нет квартиронанимателей, каждый местный житель имеет свой собственный домик, корову, огород, свинью, сад, гусей и кур.
Таруса вся окутана садами. Яблони, вишни, клены, дубы, березы и липы широко и мощно разрослись здесь и образуют собой один сплошной парк. В этой кудрявой густой зелени весело и уютно стоят одноэтажные домики местных жителей.
План города незатейлив, все продольные улицы берут начало от берегов Оки и Тарусы и широким веером взбегают по трем зеленым холмам.
Весной и летом тарусские улицы, за исключением главной Калужской, покрыты мягкой зелено-бархатной травой. По этим тихим и безлюдным улицам меланхолично прогуливаются коровы, свиньи, гуси, утки, одинокие прохожие и лошади, находящие тут же у дома подножный корм.
Таруса — древний город. Возможно, что он ровесник Новгороду. Кем и когда он был основан, наши историки не знают. Известно лишь, что в 1246 году Таруса досталась в удел князю Юрию, четвертому сыну св. Михаила Черниговского. И еще известно, что в XV веке Тарусой недолго владели литовцы и княжество было защищено высоким крепостным валом.
Легко допустимо, что в те, отдаленные от нас, времена Таруса как удельный город притягивала к себе всю округу и, возможно, что к нему тянулись по зимней дороге торговые обозы из великого княжества Московского, а весной приставали караваны барж, нагруженные разными товарами.
Ныне Тарусой управляет исправник, от древней стены и следа не осталось, а если на Оке и покажутся барки, то не иначе как за солью. Город этот, забытый и никому не ведомый, живет собственной, ему одному свойственной, жизнью. Он ни от кого ничего не берет и никому ничего не дает.
Город-одиночка, питающийся самим собой. У каждого местного жителя для прокормления домашней скотины имеется кусок собственного или арендованного луга, и, когда наступает время косить, город, подобно деревне, замирает, становится совершенно безлюдным, — все на покос.
Крестьянам окрестных деревень, съезжающимся сюда каждое воскресенье, нечего делать: куры, яйца, телята, молоко, масло, поросята, картофель, яблоки, цыплята и иные деревенские припасы имеются у каждого тарусянина в достаточном количестве. Деревенские жители до войны съезжались по праздникам в Тарусу с исключительной целью купить сахару, ситцу, дегтю, сапоги, а после обедни все приобретенное пропить. Ныне же благодаря всеобщей трезвости и войне базарные дни проходят совершенно незамеченными: ни одной драки, ни одного скандала. Бабы и мужики сидят в трактирах, мирно пьют чай, слушают граммофон, а по площади вокруг собора деревенские лошади, запряженные в телеги, жуют сено и нервно отбиваются от мух.
Базарная площадь является центром всей Тарусы. Здесь находятся все правительственные, земские и городские учреждения. Площадь вымощена круглыми большими булыжниками и застроена тяжелыми кирпичными зданиями, неуклюжими, похожими на амбары. В этих домах-амбарах помещаются лавки мануфактурные и колониальные, где торгуют парфюмерией и керосином. Тут же находятся и все булочные, трактиры, почта, клуб, казначейство и бульвар, откуда открывается вид на Оку, на деревянный городской мост и на замечательно красивый противоположный берег.
Город до того безлюден и тих, что когда гуляешь в одиночестве по зеленым улицам и нечаянно забредешь на кладбище, то не ощущаешь никакой перемены в настроении, как там, в городе живых, так здесь, в селении мертвых, те же мирный покой и тишина и сон.
А было время, когда предки наши бились за Тарусу, проливали кровь и оспаривали ее один у другого великие князья.
Позднее, когда Таруса окончательно была закреплена за великим княжеством Московским (1508), городом стали управлять наместники-воеводы. При Иване Грозном наместники пользовались неограниченной властью и были окружены тиунами, проводниками, доводчиками, губными старостами, пятенщиками, таможенниками, волоскилянами, помещиками, дворниками, перевозчиками, мостовщиками и всякими иными пошлинниками.
Если бы теперь на Тарусу навалился такой наместник, в городе через неделю наступил бы злой голод.
Таруса — самый маленький и самый бездоходный из уездных городов Калужской губернии. Обездолили ее соседи — бойкий Алексин справа и торгово-промышленный Серпухов — слева.
Железная дорога обошла Тарусу за 17 верст, а проселочные дороги, ведущие к ней, находятся в таком состоянии, что ранней весной и поздней осенью город бывает оторван от всего мира и тогда тару-сяне в количестве двух тысяч трехсот человек окончательно уходят в себя, уныло месят ногами липкую глинистую грязь, читают московские газеты, приходящие сюда на третий день, и говорят и думают о Москве, находящейся всего в ста верстах по прямой линии, как о недосягаемом, сказочно-далеком царстве.
В ранний рассветный час, когда на востоке текут оранжевые и сиреневые реки, когда с Тарусы спадает легкий покров короткой летней ночи, высокий город, украшенный садами, пахнущий липовым медом, земляникой и парным молоком светится такой кроткой, тихой красотой, что в душе помимо воли рождаются добрые, умильные настроения, а в памяти воскресают молитвы, заученные в детстве.
Как хорошо, как разнообразно красив этот забытый, оставленный город! Опоясанный серебряной лентой Оки, он четко выделяется в двадцативерстном хороводе зеленых холмов, а его два белых храма светлыми легкими облачками с золотыми крестами свободно и высоко реют в голубом океане широко обнявшего город теплого неба.
Весной Таруса становится праздничной. Обширные скаты берегов покрываются цветами, голубыми незабудками, белыми ландышами, синими колокольчиками, желтыми ромашками, красной кашкой и множеством иных цветов всевозможных окрасок, оттенков и запахов.
Быстро зеленеют горы, согретые солнцем, и весь день поют, щелкают, щебечут, свистят, чирикают, воркуют тысячеголовые хоры птиц.
А в тихий весенний вечер, когда издалека, из рощи четко и чисто доносятся длительные трели соловья, хорошо сесть в лодку, дать ей свободно нестись по многоводной, широко разметавшейся реке, слушать невидимого певца весны, запомнить залитые цветами крутые берега, яркий красочный закат, золотящий Оку, видеть, как в прозрачной розовой воде опрокинулись горы с их лесами, как повис над оранжевой чашей отраженного неба белый ажурно-легкий храм Воскресенья, что на высокой Воскресенской горе, вдыхать нежный, сладкий аромат ландышей и фиалок, тонкими струями опускающимися с гор на реку, большими глубокими глотками пить свежий воздух, бросить с плеч бремя прошлого, сердцем и душой слиться с природой и радоваться тихой благословенной радостью.
Наш местный художник В. Д. Поленов, уже 23 года живущий вблизи Тарусы в своем имении, говорил мне, что осенью здесь природа совершает чудеса красоты. Никакими словами, никакими красками этого не передашь.
В сентябре, когда чистый, здоровый воздух весь пропитан запахом зрелых яблок и слив, когда клены, подожженные осенним солнцем, загораются фиолетовыми, малиновыми, оранжевыми огнями, когда желтым золотом обливаются березы, седеют осины и липы, а темно-зеленые сосны, жизнеобильные и мощные, врываются в пестрые букеты умирающей листвы, — панорама гор дарит нас такими неожиданными красками, такими поразительно красивыми пятнами и таким ярким колоритом, какие не найти на своей палитре ни одному гению.
Покойный Захарьин высоко ценил качества местных железистых источников, здоровый горный воздух и нередко направлял своих пациентов — слабогрудых, малокровных и нервных — в Тарусу.
Те из немногих русских художников, кто хоть раз побывал здесь, не нахвалятся красотой местных окрестностей, а некоторые совсем поселились сюда.
В. Е. Борисов-Мусатов, умирая, просил похоронить его на Воскресенской горе, на том месте, откуда покойный писал свои последние этюды.
Талантливый скульптор — зверолюб Ватагин построился и окончательно засел в Тарусе. Художница Ржевская, К. Бальмонт, московский артист В. Сережников и другие часто навещают древний город и остаются на все лето.
— Ради Бога, ничего не пишите о Тарусе, — просили меня случайно попавшие сюда и обосновавшиеся интеллигенты.
— Почему? — спрашивал я в изумлении.
— Помилуйте, узнают москвичи, петроградцы, понаедут, понастроят и запакостят эту чистую, нетронутую красоту.
А местные коренные жители, в основном торговцы, они же и от-цы города, придерживаются иных взглядов. Безденежье и безлюдье довели до того, что однажды они поместили в московских газетах объявление о том, что Тарусское городское управление бесплатно в полную собственность отдадут несколько десятин городской земли тому, кто построит на берегу Оки завод или фабрику.
К счастью, заявление прошло незамеченным.
Так великая Русь обронила в пучину жизни дорогой перстень, и крупный алмаз лежит одиноко на берегу быстротечной реки, горит самоцветный камень, играет на солнце, брызжет сверкающими гранями, и некому поднять драгоценность.
А. Свирский