Правовым основанием взыскания убытков в качестве меры ответственности является нарушение гражданского права. Деликт является одним из ключевых оснований возникновения обязательства по возмещению убытков. Деликтная ответственность и правила взыскания убытков в качестве способа возмещения вреда, причиненного личности или имуществу лица, регулируются прежде всего нормами гл. 59 ГК РФ, а также рядом
иных норм (например, ст. 16 ГК РФ). Деликт может влечь не только возмещение убытков, но и такие санкции, как возмещение вреда в натуре (ст. 1082 ГК РФ), возмещение морального вреда (ст. 151 ГК РФ) или иск о пресечении причиняющей ущерб деятельности (ст. 12, 1065 ГК РФ). Деликтная ответственность по общему правилу строится на началах вины. При этом наличие вины предполагается, и обратное должно быть доказано правонарушителем (п. 2 ст. 1064 ГК РФ).

Вина проявляется в форме умысла или неосторожности (как простой, так и грубой), если из закона не следует, что ответственность наступает только при умысле или при умысле и грубой неосторожности. Неосторожность имеет место тогда, когда лицо не предприняло тех действий, которые предприняло бы на его месте заботливое и осмотрительное лицо в целях избегания причинения вреда (п. 1 ст. 401 ГК РФ, применяемый в деликтном праве по аналогии). В то же время в силу закона в ряде случаев деликтная ответственность строится на началах риска и носит безвиновный характер (например, так возмещаются убытки в связи с причинением вреда в результате деятельности, создающей повышенную опасность для окружающих (ст. 1079 ГК РФ)).

Деликт может состоять в посягательстве на абсолютные личные неимущественные права (например, здоровье потерпевшего, его репутацию, честь или достоинство, свободу, неприкосновенность частной жизни и т.п.), а также на абсолютные имущественные права (например, право собственности на вещи, исключительные права и др.). Посягательства на абсолютные права неправомерны, если обратное не установлено законом. В этом суть абсолютных прав: они охраняются от посягательств третьих лиц, и все третьи лица должны воздерживаться от посягательств на такие права. Посягательство может происходить в форме причинения физического вреда объектам таких прав (вещам, здоровью лица и т.п.) или при игнорировании данных прав в иной форме (например, присвоении чужой вещи, использовании чужой интеллектуальной собственности, лишении человека свободы, диффамации и т.п.). Если кто-то незаконно удерживает человека, он обязан возместить последнему убытки и моральный вред, несмотря на то что какого-то физического вреда человеку не причинено. Если кто-то сгружает щебень перед гаражом собственника и мешает тому использовать свое право собственности на автомобиль, собственник может не только заявить негаторный иск, но и потребовать возмещения убытков в виде упущенной выгоды, возникшей в результате невозможности использовать свою вещь в течение определенного срока.

Более спорным является допущение возмещения деликтным иском убытков, причиненных в результате посягательства на относительные имущественные права (например, права требования по обязательству), а также убытков, которые возникают у пострадавшего в связи с неправомерным (противоречащим конкретным нормам закона или недобросовестным) поведением другого лица в ситуации, когда никакое конкретное (абсолютное или относительное) имущественное или личное неимущественное право пострадавшего не нарушено. Здесь мы оказываемся в эпицентре жарких споров о пределах деликтного права. Главный обсуждаемый в связи с этим вопрос – это вопрос о возможности взыскания деликтным иском чистых экономических убытков / потерь (pure economic loss). Под чистыми экономическими убытками обычно понимают убытки в виде понесенных расходов или упущенной выгоды, возникающие в имущественной сфере потерпевшего в результате неправомерных (формально незаконных или недобросовестных) действий делинквента, не представляющих собой прямого посягательства на те или иные абсолютные (личные неимущественные или имущественные) права пострадавшего.

Понятие «чисто экономические убытки» указывает не на особый вид убытков, а на правовое обоснование взыскания убытков деликтным иском. Впрочем, само понятие чистых экономических убытков вызывает дискуссии. В ряде случаев взыскание таких чисто финансовых потерь прямо предписано законом. Например, ст. 16 ГК РФ предусматривает возмещение убытков, возникших в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов или органов местного самоуправления; ст. 178 и 179 ГК РФ предусматривают возмещение убытков, возникших у стороны сделки, совершенной данной стороной в результате обмана, введения в заблуждение или угрозы, а также в результате недобросовестного использования контрагентом стечения тяжелых обстоятельств; ст. 1088 и 1089 ГК РФ предписывают возмещение убытков в результате потери кормильца в результате деликта; ст. 1084 ГК РФ устанавливает возможность возмещения расходов на погребение жертвы деликта; п. 3 ст. 37 Закона о защите конкуренции говорит о возмещении убытков в результате нарушения антимонопольного законодательства и т.п.

Наконец, в категорию чисто экономических убытков попадают потери, возникшие вследствие недобросовестного ведения переговоров (преддоговорная ответственность) (ст. 434.1 ГК РФ). Например, если вследствие недобросовестного ведения переговоров одна из переговаривающихся сторон утрачивает возможность заключения выгодного контракта с другим контрагентом, ни имущество, ни личные блага потерпевшего не страдают, однако финансовые потери могут быть очевидны и должны быть возмещены. Эти примеры можно продолжить. Во всех этих прямо указанных в законе примерах одно лицо в результате своих неправомерных (нарушающих конкретные нормы закона либо очевидно недобросовестных) действий провоцирует возникновение у потерпевшего расходов или утрату им некой имущественной выгоды, но при этом данные финансовые потери не являются следствием того, что такое поведение ответчика посягает на конкретное абсолютное право истца. По сути, здесь взыскание убытков защищает не столько нарушенное право, сколько пострадавший законный интерес. На это, например, прямо указано в п. 3 ст. 37 Закона о защите конкуренции применительно к взысканию убытков с нарушителя антимонопольного законодательства. Возможно ли возмещение чистых экономических убытков за рамками указанных в законе прямо случаев? Чтобы ответить на этот вопрос, нам следует сформулировать общее отношение российского права к применению деликтного иска в целях возмещения чистых экономических убытков.

В различных правопорядках эта проблема решается по-разному. Учитывая то, что в данном случае обсуждается внедоговорное причинение убытков, решение указанной проблемы во многом зависит от общей концепции деликтного права, а именно построено ли частноправовое регулирование на системе французского генерального деликта (принцип «любой неправомерно причиненный вред подлежит возмещению») или немецкого подхода с закрытым перечнем охраняемых деликтным правом благ и прав (принцип «возмещается только вред, причиненный тем благам или правам, которые указаны в законе»). В рамках системы генерального деликта (например, во Франции) возмещение чисто экономических потерь вызывает меньше догматических сложностей, поскольку нет необходимости определять, какое именно право потерпевшего нарушено и предусмотрена ли законом компенсация за умаление именно этого права, – достаточно неправомерности поведения одного лица, причиняющего убытки другому лицу.

В рамках немецкой системы для компенсации деликтным иском убытков необходимо обнаружить посягательство на то право, которое охраняется деликтным правом (личное или имущественное абсолютные права), а при отсутствии такого посягательства деликтный иск удовлетворяется только в ситуации, когда такое поведение ответчика нарушает прямой законодательный запрет, специально направленный на защиту соответствующего интереса лица, или хотя и не нарушает такой запрет, но представляет собой умышленное поведение, противоречащее добрым нравам. Применительно к российскому законодательству, казалось бы, более обоснованно вести речь о системе закрытого перечня, поскольку у нас законодатель указал, что возмещению подлежит вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица (п. 1 ст. 1064 ГК РФ). Казалось бы, такая формулировка сочетается с взысканием убытков на случай нарушения личных неимущественных и имущественных прав (при широкой интерпретации, включая обязательственные), но не сочетается с взысканием деликтным иском убытков в ситуации, когда некое правонарушение (обман и т.п.) провоцирует возникновение убытков напрямую, а не в результате первичного посягательства на то или иное личное неимущественное или имущественное право.

Тем не менее ВС РФ в последние несколько лет идет дальше и не только не отвергает принципиально возможность возмещения чисто экономических убытков при отсутствии первичного посягательства на конкретное имущественное или неимущественное право, но и активно развивает концепцию чистых экономических убытков. Так, ВС РФ допустил взыскание убытков со стороны процесса в связи с фальсификацией доказательств, допущенных ее судебными представителями (Определение СКЭС ВС РФ от 20 декабря 2018 г. № 305-ЭС18-14652), взыскание убытков с менеджеров и участников заемщика, обманом предоставивших банку недостоверную отчетность о финансовом состоянии заемщика (Определение СКЭС ВС РФ от 5 марта 2019 г. № 305-ЭС18-15540), взыскание убытков с частного обвинителя, инициировавшего возбуждение заведомо необоснованного уголовного преследования в отношении истца (Определение СКГД ВС РФ от 10 марта 2015 г. № 16-КГ14-37), взыскание убытков с сертификатора, ошибочно выдавшего сертификат соответствия на импортный автомобиль по иску конечного покупателя, купившего автомобиль, а затем столкнувшегося с невозможностью его использования по причине аннулирования сертификата соответствия (Определение СКЭС ВС РФ от 11 мая 2018 г. по делу № 306-ЭС17-18368 (так называемое дело «Магадан-тест»)), взыскание убытков с продавца, совершившего двойную продажу, в пользу лица, не состоявшего с ним в прямых договорных отношениях (Определение СКЭС ВС РФ от 22 мая 2017 г. № 303-ЭС16-19319 (так называемое дело «Бомарше»)). Вместе с тем нельзя не отметить потенциальную опасность для оборота института возмещения чисто экономических убытков.

Она заключается в том, что крайне сложно определить границы применения этого подхода. Разнообразные неправомерные действия (бездействие) субъектов гражданского оборота имеют далеко идущие последствия и могут негативно отразиться на различных интересах третьих лиц. В тех случаях, когда такое неправомерное поведение является умышленным и противоречащим основам нравственности или вовсе уголовным преступлением, оснований для возложений деликтной ответственности больше. Даже если такое поведение нарушает не конкретное субъективное право другого лица, а, скорее, его охраняемый законом интерес тем, что непосредственно причиняет ему финансовые убытки (например, обман или недобросовестная конкуренция), здравый смысл подсказывает, что деликтная ответственность должна наступать. Такие иски удовлетворяются в подобных ситуациях в большинстве стран. Если же те или иные проступки совершены по неосторожности, нередко возникают серьезные сомнения в обоснованности привлечения к гражданско-правовой ответственности, если такие поступки хотя и повлекли убытки для другого лица, но формально не нарушали его право. Часто обсуждаются возможные негативные последствия возложения на участников оборота избыточных рисков. В XIX в. еще Р. Иеринг писал о таких рисках: «Одно неосторожное замечание, подхваченный слух, ложное сообщение, дурной совет, необдуманное решение, рекомендация недостойной служанки ее бывшими хозяевами, ответ на вопрос прохожего об адресе или времени и т.д., – словом, все это при наличии грубой неосторожности повлечет за собой обязанность возместить причиненный ущерб, даже если действия причинившего носили добросовестный характер». В некоторых ситуациях необходимость защиты лица от причинения чисто финансовых убытков посредством деликтного иска абсолютно очевидна. Это, например, прямое посягательство на имущественное относительное право. Имущественное обязательственное право не может быть уничтожено или повреждено так же, как погибает или портится вещь, поскольку такое право носит идеальный характер и имеет своим предметом определенное поведение должника.

Но формально-законодательных преград для защиты обязательственных прав деликтным иском нет. Ведь ст. 1064 ГК РФ говорит о причинении вреда личности или имуществу, а к имуществу ст. 128 ГК РФ относит любые имущественные права, соответственно, и обязательственные права (и это не только безналичные денежные средства на счетах, но и обычные обязательственные притязания). В то же время многие толкуют слово «имущество» в данном контексте ограничительно, имея в виду лишь абсолютные имущественные права. И действительно, ограничительное толкование понятия «имущество» в контексте ст. 1064 ГК РФ вполне возможно. Важно лишь определиться с тем, целесообразно ли это. Как представляется, сужение сферы деликтного права только до защиты вещных или иных абсолютных прав провоцирует сложности, связанные с теоретической неопределенностью в разграничении абсолютных и относительных прав. Так, безналичные денежные средства на банковском счете, безусловно, право сугубо обязательственное, но отрицать абсолютный эффект таких прав странно: все третьи лица должны воздерживаться от прямого вторжения в обязательственные отношения банка и клиента. Например, если ктото крадет деньги со счета клиента, взломав электронное средство платежа клиента, он будет однозначно нести деликтную ответственность перед клиентом. То же касается и определения природы корпоративных прав, бездокументарных ценных бумаг.

Например, если злоумышленник подделал документы и спровоцировал списание облигаций или акций со счета правообладателя, причиненный ущерб такое лицо должно возместить (в том числе в результате удовлетворения гражданского иска в уголовном процессе). Возможно прямое посягательство и на иные обязательственные права. Например, в ситуации, когда мошенник, подделав доверенность на приемку груза, получает от имени покупателя на складе поставщика товар, который причитался покупателю, последний, конечно же, может предъявить свои претензии поставщику, поскольку тот в силу ст. 312 ГК РФ несет риск передачи объекта предоставления неуполномоченному кредитором лицу, но поставщик может впасть в банкротство. Было бы странно, если бы покупатель не мог предъявить в такой ситуации деликтный иск соответствующему мошеннику. Современные условия экономики постепенно формируют среду, в которой наиболее ликвидным имуществом оказываются имущественные права сугубо обязательственной природы. Собственность на вещи постепенно теряет свое первостепенное значение в век цифровых технологий, бездокументарных ценных бумаг, каршеринга и иных форм аренды, безналичных денег, цифровых активов и других активов, структурируемых за счет частных обязательственных сделок. Отказ в защите кредиторов от прямых неправомерных и виновных посягательств третьих лиц на данные имущественные права было бы недальновидным решением. Но, как представляется, ответственность в таких ситуациях может наступать только тогда, когда речь шла об умысле.

Возможность прямого посягательства на обязательственное право со стороны третьих лиц в форме простой неосторожности может вызывать серьезные сомнения. Все-таки по умолчанию нарушить обязательственное право может только должник. Могут быть также ситуации, в которых неправомерное поведение должника не представляет собой прямое посягательство на относительное право потерпевшего, но тем не менее финансовые потери ему причиняет, и при этом возникают основания для возмещения таких потерь. Далее приведем несколько типичных ситуаций, которые обычно обсуждаются в контексте проблематики чистых экономических убытков. Во-первых, выше речь шла о прямых посягательствах на относительное имущественное право. Куда более сложная ситуация возникает тогда, когда поведение третьего лица само по себе напрямую право кредитора не нарушает (не лишает кредитора его права, как в примере со списанием средств со счета в результате взлома электронного средства платежа клиента третьим лицом), а способствует такому нарушению должником. Казалось бы, здесь ответственности третьего лица быть не должно. Многие считают, что в силу относительной природы обязательства у кредитора нет права требовать от всех третьих лиц воздержания от поведения, которое может спровоцировать нарушение должником своих обязательств, а нарушить обязательственное право кредитора может только должник. Соответственно, невозможно нарушение обязательственного права третьим лицом.

Можно говорить о нарушении интереса кредитора, но не о нарушении обязательственного права третьим лицом, помогающим должнику нарушить свое обязательство или провоцирующим такое нарушение в иной форме. Но целесообразность подобного прочтения закона небесспорна. Вполне мыслимо предположение о том, что кредитор по обязательственному праву имеет абсолютную защиту против любых действий третьих лиц, знающих о таком праве и осознанно, умышленно способствующих его нарушению. Но эта проблематика вызывает множество споров, и однозначных ответов в практике ВС РФ пока нет. Приведем несколько примеров. Третье лицо подговаривает должника нарушить свое обязательство или способствует такому нарушению, войдя с должником в сговор. Например, третье лицо перекупает у должника вещь, которую должник обязан был передать своему кредитору, зная о том, что такая покупка неминуемо приведет к нарушению прав данного кредитора и повлечет невозможность удовлетворения должником обязательственного права кредитора. Может ли кредитор требовать возмещения убытков от такого «интервента»?

Третье лицо способствует выводу должником своих активов из-под приближающегося наложения на них взыскания или изпод наложенного судом ареста, например, приобретая такой актив в условиях точного знания о мотивации должника вывести имущество из-под взыскания или об аресте. Возможен ли иск соответствующего истца к такому третьему лицу («укрывателю») о возмещении убытков? Основной участник общества дает руководству общества указание нарушить договор, заключенный обществом с третьим лицом, и это указание исполняется. Может ли третье лицо, являющееся кредитором по нарушенному обязательству, предъявить иск о возмещении убытков не только к самому обществу, но и к ее участнику, давшему такое указание? Все такие ситуации обычно объединяют под названием вторжения в чужие обязательственные (договорные) отношения. Во многих странах в таких ситуациях допускается деликтный иск кредитора к недобросовестному интервенту (наряду с прямым договорным иском к непосредственному должнику), но требуется, чтобы поведение интервента было умышленным.

Споры идут в основном по вопросу о том, необходимо ли, чтобы мотивация интервента была направлена преимущественно на причинение вреда кредитору (шикана, недобросовестная конкуренция), или ответственность может наступать и тогда, когда интервент, вступая во взаимодействие с должником, точно знает, что в преследовании этого интереса он провоцирует должника на нарушение прав его кредитора, но относится к интересам кредитора безразлично, при этом преследуя свой личный интерес, а не стремясь специально навредить кредитору. Во-вторых, очень часто в рыночных отношениях выстраиваются целые цепи контрактов, состоящие из многочисленных звеньев (например, «поставщик материалов – субподрядчик – генподрядчик – заказчик» или «производитель – дистрибьютор – дилер – конечный покупатель»). Может ли контрагент, который столкнулся с нарушением принадлежащего ему обязательственного права своим должником, произошедшим вследствие нарушения предыдущим звеном этой цепи своего обязательства перед должником, взыскать с такого предыдущего звена убытки, если он не находится с ним в прямых договорных отношениях? Иногда такие попытки предпринимаются, особенно если непосредственный должник уже ликвидирован, и у кредитора не остается иного выбора, кроме попытки «дотянуться» до того, кто и спровоцировал цепочку нарушения. Можно привести несколько примеров.

Завод выпускает на рынок бракованную продукцию, и та, будучи изначально продана дистрибьютору, в дальнейшем попадает к конечному покупателю. Может ли последний предъявить прямой иск об убытках в виде понесенных расходов на ремонт к заводу, с которым у него нет прямого договорного отношения, за рамками ситуаций, которые охватываются нормами Закона о защите прав потребителей и дают в этих ситуациях потребителю право на прямой иск? Субподрядчик нарушает свой договор с генподрядчиком и допускает скрытые дефекты в выполняемых им работах, чем провоцирует нарушение обязательств генподрядчика перед заказчиком. Возможен ли прямой иск заказчика, выявившего такой скрытый дефект после сдачи ему работ, к субподрядчику на основании норм деликтного права? Предъявление такого иска иногда может быть единственным способом защитить свой интерес (например, в случае банкротства и ликвидации генерального подрядчика до выявления заказчиком скрытого дефекта). Эти вопросы пока также у нас в правовой науке плохо проработаны.

Как правило, пока суды такие попытки отступить от принципа относительности обязательственных отношений через нетривиальное применение деликтного иска не поощряли. Впрочем, в знаменитом деле «Бомарше» (Определение СКЭС ВС РФ от 22 мая 2017 г. № 303- ЭС16-19319) ВС РФ близко подошел к такому решению, допустив прямой деликтный иск конечного звена цепи контрактов к исходному нарушителю, спровоцировавшему цепочку нарушения. Но в данном деле специфика состояла в том, что цепочка контрактов, ведущая к истцу, была признана судами недействительной, и у истца не было иного пути возместить убытки по модели позитивного договорного интереса (помимо возврата уплаченной цены в режиме реституции), кроме такого прямого деликтного иска. Не вполне ясно, допустил бы ВС РФ прямой деликтный иск конечного покупателя к застройщику в такой ситуации, если бы договор конечного покупателя с промежуточным звеном цепи оставался бы действительным, и покупатель мог бы теоретически требовать убытки от него (или такой договор был действительным, но промежуточное звено выпало в связи с ликвидацией). Анализ текста указанного Определения ВС РФ позволяет допустить, что ВС РФ на это пошел бы. В-третьих, это вопросы о возможности взыскания деликтным иском убытков с профессионала, которого привлекает на основании договора одно лицо, но суть его услуги состоит в предоставлении некоего заключения третьим лицам, которые будут полагаться на это профессиональное заключение.

Так, аудиторская компания, рейтинговое агентство, компания, занимающаяся сертификацией продукции, при исполнении своих обязательств по договору с неким заказчиком (например, публичным АО, заказывающим аудиторское заключение, эмитентом бездокументарных бумаг, заказывающим рейтингование своих бумаг, или импортером сертифицируемой продукции) умышленно или по неосторожности совершает просчет и выпускает необоснованное заключение, сертификат или иной подобный документ, предназначенный для широкого круга третьих лиц, на этот документ полагается конкретное третье лицо, не находящееся в договорной связи с таким профессионалом, и совершает ту или иную сделку, которая причиняет убытки. Возможен ли здесь прямой иск к такому профессионалу со стороны тех, кто полагался на его профессиональную экспертизу? Еще один пример: по заказу продавца оценщик дает оценку продаваемого имущественного актива. Полагаясь на эту оценку, покупатель приобретает данный актив по цене, сопоставимой с оценкой. Впоследствии оказывается, что оценка была существенно завышена, и покупатель серьезно переплатил. Может ли покупатель потребовать возмещения убытков от оценщика?

Финансовые потери покупателя возникли вследствие проведения оценщиком неверной оценки на основании договора с продавцом, абсолютные права покупателя не нарушены, но финансовые убытки причинены. В-четвертых, это целая серия дел, объединенных лишь тем, что здесь поведение одного лица причиняет ущерб имуществу или личности одного лица, а финансовые убытки возникают у другого лица. Такие случаи принято называть ситуацией возникновения рикошетных убытков. Например, происходит повреждение объектов инфраструктуры (мосты, дороги), влекущее упущенную выгоду у транспортных организаций, эту инфраструктуру использующих, но не владеющих ею на праве собственности. Может ли такая организация предъявить деликтный иск к тому, кто причинил вред такой инфраструктуре, с учетом того, что поврежденное имущество не принадлежало на праве собственности транспортной организации? Ведь здесь поведение ответчика не нарушает конкретное право транспортной организации, но лишает ее финансовой выгоды, т.е. посягает на своеобразный экономический интерес в бесперебойном осуществлении экономической деятельности.

По вине строительной компании происходит разрыв подземного электрического кабеля, принадлежащего энергоснабжающей организации и обеспечивающего подачу электроэнергии на завод, в результате чего заводской конвейер простаивает сутки. Может ли завод предъявить деликтный иск к строительной компании с учетом того, что собственность завода не пострадала, но упущенная выгода из-за простоя налицо, а взыскать ее с энергоснабжающей организации в силу п. 1 ст. 547 ГК РФ невозможно? В-пятых, возникают ситуации, обычно именуемые случаями возникновения перенесенных убытков: посягательство на абсолютные права одного лица провоцирует убытки у другого лица в силу того, что в отношениях между этими лицами риск такого вмешательства перенесен на второго. Классический пример: по вине третьего лица гибнет предмет лизинга. Может ли лизингополучатель потребовать возмещения убытков от причинителя вреда с учетом того, что у него на момент причинения вреда нет права собственности на предмет лизинга, но риск случайной гибели вещи лежит именно на нем? В-шестых, возникают деликтные споры и в ситуации вмешательства в деловые процессы или учинения препятствий на пути реализации тех или иных частных планов. Например, в результате ДТП происходит на несколько часов остановка движения трамваев; возможен ли деликтный иск трамвайного депо к виновнику ДТП в виде возмещения упущенной выгоды от вынужденного простоя трамваев на соответствующем маршруте?

Несогласованный оппозиционный митинг привел к срыву свадьбы, запланированной в летнем ресторане; возможен ли деликтный иск ресторана и организаторов свадьбы к организаторам митинга? В-седьмых, часто налицо различные формы мошенничества или обмана. Например, акционер, бенефициар или менеджер компании совершают обман на переговорах (например, предоставляют контрагенту недостоверную информацию о финансовом состоянии компании). Результат обмана вскрывается после заключения договора. Может ли обманутый контрагент подать иск о взыскании убытков не с компании, в чьих интересах обман был совершен, а напрямую с тех физических лиц, которые совершили такой обман, или солидарно и с компании, и с таких лиц? ВС РФ считает, что это возможно (Определение СКЭС ВС РФ от 5 марта 2019 г. № 305-ЭС18-15540). В-восьмых, в отдельную группу случаев можно отнести игнорирование необходимости согласования сделки с третьим лицом.

Например, представим, что стороны совершают сделку, игнорируя тот факт, что согласие на данную сделку должно было в силу закона дать третье лицо, чем причиняют такому третьему лицу ущерб. Третье лицо, конечно, в силу ст. 173.1 ГК РФ может данную сделку оспорить, но это далеко не всегда позволяет обеспечить полное восстановление нарушенного права. Кроме того, если необходимость получения согласия установлена не законом, а иным правовым актом, оспорить сделку в принципе нельзя. Может ли третье лицо, понесшее убытки, потребовать от одной из сторон или даже обеих сторон сделки, осознанно пошедших на совершение сделки, игнорируя мнение третьего лица, возмещения убытков? ВС РФ считает, что это возможно (п. 90 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25). Примеры можно приводить бесконечно. Вопрос о возмещении убытков посредством деликтного иска в таких ситуациях является одной из самых острых тем современного деликтного права. Как представляется, в отношении всех подобных крайне разнообразных случаев трудно выработать единое и универсальное правило. Здесь требуется предметный анализ конкретных групп случаев и анализ различных факторов. Например, кажется логичным привлечение по иску инвесторов к ответственности аудитора, заверяющего отчетность публичного акционерного общества и знающего, что заключение будет опубликовано и заказывается именно для оповещения инвесторов о финансовых делах общества, если такой аудитор осознанно закрывает глаза на те или иные проблемы и выпускает недостоверное заключение, но привлечение аудитора к ответственности в случае простой неосторожности выглядит несколько более спорно.

Кроме того, спорным может казаться в такой ситуации учет включенной в отчет аудитора оговорки о том, что он не отвечает перед третьими лицами, или условия об ограничении объема ответственности. Другой пример: представим, что автор юридического пособия о структурировании сделок с недвижимостью в ряде зарубежных стран, выложенного в свободном доступе в Интернете и предназначенного для широкой аудитории российских читателей, допускает в нем грубую ошибку в отношении содержания права определенной зарубежной страны, а один из читателей, полагаясь на эту информацию, совершает ту или иную сделку и сталкивается с убытками по причине несоответствия данной информации действительности. Может ли он взыскать убытки с автора пособия? Как представляется, если не будет установлен умысел на введение в заблуждение читателей, удовлетворение такого деликтного иска несправедливо. То же касается и ситуации, когда некий известный блогер вводит свою аудиторию, привыкшую доверять его суждениям, в заблуждение по поводу тех или иных обстоятельств, и доверившиеся читатели несут убытки. Меняется ли что-то в ситуации, если будет доказано, что в первом примере автор получил от издательства солидный гонорар и писал книгу в том числе из материальных соображений, а во втором примере блогер зарабатывает солидную сумму за счет демонстрации своим читателям рекламы? Эти и многие другие вопросы требуют серьезной проработки, но, как представляется, без умысла на введение в заблуждение убытки взыскиваться не должны.

Иная ситуация имеет место при ведении переговоров. Общепринято, что сообщение недостоверной информации в ходе переговоров должно влечь ответственность, даже если речь идет не об умысле, а о неосторожности. В общем, с каждой группой случаев следует разбираться отдельно, учитывая в том числе и то, что в ряде случаев ответственность может быть обоснована, но признаваться не деликтной, а договорной. Последнее возможно, если допустить те или иные варианты проекции договорных правоотношений на третьи лица (такая модель часто используется в Германии для обхода ограничений на взыскание чистых экономических убытков в рамках деликтного права). В российской правоприменительной практике и науке контуры доктрины чистых экономических убытков еще только формируются. Первые публикации по этой теме только стали появляться. Более или менее достоверно оценить перспективы таких исковых требований можно будет только после того, как будет наработан существенный массив судебных актов и доктринальных исследований с подробным обоснованием того, почему в том ли ином случае чисто экономические убытки подлежат или не подлежат возмещению.