Лето разворачивало свой желтый купол. Природа адаптировалась, распустила зеленые листья навстречу солнцу, в рощах запели птицы, а на реке появился утренний туман. Люди нехотя меняли свитера на рубашки, скидывали ботинки и доставали с антресолей туфли. В школах отгремели последние звонки, сданы выпускные экзамены, студенты торопились вернуться домой и насладиться летом где-то в южной части огромной страны, ближе к морю.
Среди них был молодой парень Ваня, стоящий на перроне с чемоданом в руке и красным дипломом педагогического института. Через два дня ему предстояло прибыть в пункт распределения – небольшую деревушку в Тульской области преподавать детям математику. Местная школа остро нуждалась в учителях. Населенный пункт с романтическим названием Заря встретил молодого специалиста радушно. Ему предоставили общежитие, показали классы. В школе кипела работа, несмотря на каникулы, шел ремонт кровли, и все педагоги с готовностью помогали рабочим. По субботам в деревне оживала вечерняя жизнь, на танцплощадку стекались все, кто умел ходить, и под резвые ритмы местного ВИА, зажигательно отплясывали до полуночи.
Там, под летним звездным небом в звуках популярной музыки, Иван познакомился с Валентиной. Бойкая девушка не отходила от парня ни на шаг, без стеснения приглашая на медленные танцы. Потом попросила проводить домой, и Иван, как джентльмен, выполнил просьбу дамы. Валентина пекла пирожки с картошкой и приносила их к школе в обед, поила Ивана парным молоком, познакомила с родителями и пару раз возила в город посмотреть кино. Так начался их роман. Родители Валентины хорошо принимали Ивана, души не чаяли в дочери и всячески намекали на скорую свадьбу. – Помру скоро, хочется еще внуков понянчить, – заводила песню будущая теща. – Чего тянуть-то? – удивлялся тесть, – любишь – женись. Иван женился.
А в сентябре, как раз к началу школьного года, в их школу прибыла Людмила Петровна, учительница русского языка. Она сходу стала называть математика Иваном Васильевичем, в честь главного героя только что вышедшей на экраны новой гайдаевской комедии. При встрече стеснительно краснела и многозначительно молчала. Никто молодую учительницу не воспринимал всерьез – ни местные мужики, ни бабки-сплетницы. Некрасивая, малорослая, тихая и скромная. Что с нее взять? Никакого интереса. – Так и помрет одинокой, никто замуж не возьмет, – услышала однажды Людмила Петровна фразу в свой адрес. Обида горькой рукой обхватила горло, выдавила слезы. Поняла женщина, что правы бабки-соседки, никому она не нужна. Тридцать лет прожила, но ни одного романа не закрутила. Правда, нравился ей математик Иван Васильевич. Скромный, с мирным характером, доброй души человек, воспитанный и галантный.
Один недостаток – женат. Морозным мартовским днем, когда еще на полях лежал снег, а деревья тянули голые ветки в хмурое серое небо, Людмила Петровна решилась на отчаянный шаг. Похоронив в прошлом году родителей, она осталась на всей земле одна одинешенька. Одиночество грызло ее, впивало жало, и не давало покоя всю ночь, как настырный москит. Днем спасала школа, а поздним вечером тишина тяжестью наваливалась, забиралась под одеяло, холодила кровать и заливала слезами подушку. Опаснее всего проживались выходные. Медленно тянулись минуты, нехотя складываясь часы. Она читала книги, а в углу тихо бурчал телевизор, прогоняя атмосферу пустого дома.
Шитье, вышивка, вязание, чтение – за десять лет одиночества женщина перепробовала все виды домашних занятий. Даже колола дрова в минуты острой тоски, усердно колотя топором по тугим пенькам. Но она могла уйти из дома, спрятаться в школе, а от себя сбежать никак не удавалось. И тогда она, собрав в кулак все свои страхи, решилась на последний шанс. В день своего сорокалетия Людмила Петровна пригласила Ивана Васильевича к себе в дом. Отметить день рождения. Иван Васильевич любезно согласился. На рынке прямо в кадках продавались воротничковые георгины и хризантемыдубки. Мужчина приобрел букет и несмело перешагнул порог чужого дома. Ужин был превосходный, собеседница приятной, а вино терпким и сладким одновременно. – Люда, мы знакомы тысячу лет, – улыбался Иван Васильевич, – хватит называть меня по имени отчеству.
Для тебя я просто Ваня. – Тогда для тебя я Люда. Она смущенно опустила глаза, краска залила щеки. Наступил момент, ради которого она позвала в гости этого человека. Женщина понимала, что врожденная порядочность не позволит этому мужчине прочитать намеки и принять их. Даже если они будут более чем прозрачные и фривольные. Но чувство безысходности, острой потребности в любви, желании иметь детей, толкало ее произнести предложение, недопустимое для их рабочих отношений. Это был единственный мужчина, которого она глубоко уважала, по-своему любила и хотела родить от него ребенка.
Она знала, что дети унаследуют от отца бескрайнюю вежливость, учтивость и послушание. Они будут смирные характером и широкие душой. Закрыв глаза, чтоб не было так страшно, она произнесла полушепотом: – Ваня, мне уже сорок, я одинока… Я хочу родить ребенка. Сына, наследника. Осторожно подняв глаза, она увидела, что мужчина сидит в той же позе, в которой она его запомнила. Улыбка сползла с лица, выглядел он озадаченным и растерянным. Будто ему не постель разделить предложили, а прокатиться в адской колеснице. Повисла неловкая пауза. Люда успела себя трижды выругать и дважды оправдать. И сейчас, затаив дыхание, ждала ответ от мужчины, от которого зависела вся ее дальнейшая жизнь. Иван Васильевич встал, опираясь на стул, как старик. Ноги не хотели слушаться, а голосовые связки напрягаться. Прокашлявшись, он произнес: – Люда, я не могу изменить своей жене. Схватил пиджак и скрылся в ночи, хлопнув скрипучей дверью. Людмила резко обмякла, ссутулилась, покраснела, будто ошпарилась, и залилась слезами. Ледяные ладони душили ее горло, сжимали в тиски сердце, рвали на клочья совесть. Незнакомая болезнь, от которой в школьном медпункте не было лекарств, уложила ее в постель. Две недели она рыдала, щедро поливая перьевую подушку, отказывалась есть и исхудала до безобразия. Вернулась в школу серой тенью, написала заявление и перевелась работать в соседнюю деревню.
Иван Васильевич любил детей и давно мечтал о своих собственных. Но белый аист облетал их дом стороной, принося новорожденных в другие семьи. Периодически он вспоминал Людмилу Петровну, свой резкий отказ и это дурацкое предложение, из-за которого он потерял единственного друга. Нет, он не жалел и не поступил бы иначе. Просто в этой школе ему больше не с кем было поговорить по душам, посоветоваться, занять до зарплаты, обсудить проблему современного образования, сравнить нынешних учеников, вспомнить молодость и свои школьные годы или просто помолчать вдвоем. Однажды, сам того не желая, он узнал правду о своей жене Валентине. Покупая на рынке свежее молоко, услышал в свой адрес: – Жалко его, хороший мужик. Преподает правильно и дети его любят, вот только Бог своих не дал. – Не дал Валентине за грехи юности, а у него все могло бы быть хорошо, если бы не женился на этой стерве.
Иван Васильевич оглянулся, но в гомоне голосов и пестрых базарных платков не смог определить кому принадлежали реплики, брошенные в его сторону. Он покрепче прижал к груди авоську, надвинул на глаза потертую кепку и что было сил помчался домой. Валентины дома не было. В последнее время она часто стала уходить из дому. То к подружкам ночевать, то в другую деревню пригласят на свадьбу, то еще какой-то повод выдумает. Он не смел ей укорять, верил и терпел, объясняя несхожесть семейных интересов полярностью характеров, прямыми углами, ровными параллелями, регрессией отношений и разной векторной направленностью. Родители жены при жизни баловали свою единственную дочь, позволяя ей вести себя, как заблагорассудиться.
Девушка встречалась с парнями, кружила головы, каталась на мотоциклах, ночевала на сеновалах, кутила и развлекалась, надеясь удачно выйти замуж. Но все это было напрасно. Недавние ухажеры звали замуж ее скромных подруг, громыхая свадебными гуляниями на полдеревни, и рожали розовощеких бутузов. Валентина старалась не показывать виду, улыбалась при встрече, горстями пила противозачаточные таблетки, продолжая вести разгульную жизнь. В ту злополучную пору, когда подруги выскакивали замуж одна за другой, в их колхоз приехал молодой учитель Иван Васильевич. Девушка поставила себе новую цель и резко изменила поведение. Валины родители были очень рады, что дочери встретился такой порядочный человек, как этот математик, благословили брак на долгую счастливую жизнь, на любовь и согласие. Время шло, а отношения между супругами не налаживались. Валентина, получив в ребро стрелу Купидона, потеряла голову на старости лет и убегала из дому по ночам. Иван Васильевич мужественно терпел, не унижаясь проверками и не опускаясь до уровня слухов.
Но выйдя на пенсию, мучился приступами одиночества и все чаще вспоминал Людмилу Петровну. Новость о ее смерти застигла врасплох. – Как? Она же младше меня! – с горечью воскликнул он, узнав о случившемся от бывших коллег. – Говорят, умерла от тоски, – пожимали плечами седые преподаватели. Иван Васильевич стоял, как громом пораженный. Смотрел, как опускают гроб в сырую глубокую яму, с силой сжимал челюсть, не давая слезам вырваться наружу. Его душила жалость. К себе, к ней, к не рождённому ребенку. Прижимая к глазам платок сухой старческой рукой, просил прощения. Он взирал в дождливое небо, пытаясь найти прощение. Опускал глаза, смотрел на венки, читал надписи на черных лентах, ронял слезы, пряча подбородок в махровый шарф. Ощутив всю тяжесть одиночества, проклинал свою прежнюю сдержанность и верность. Организацию похоронного процесса взял на себя, погрузившись в печальные хлопоты, тем самым надеясь заслужить прощение. У самого себя. У нее. У ребенка. Можно привыкнуть к многому: к боли, к одиночеству, к отсутствию внимания, но привыкнуть к потери человека, отпустить последнюю надежду – к этому разве можно привыкнуть?
«Мы все думаем, будто знаем, что такое любовь и умеем любить. На самом деле, очень часто мы ошибаемся в чувствах, потому что ничего не знаем об истинных отношениях» Митрополит Антоний
Lady N