Литературное творчество композитора: Рикардо Кастильо как публицист | Знания, мысли, новости — radnews.ru


Литературное творчество композитора: Рикардо Кастильо как публицист

1

Феномен гармоничного выражения музыкальных и литературных способностей в творчестве композитора в мировой и отечественной культуре стал характерным для эпохи Нового времени. Он проявился у таких деятелей искусства и науки музыки, как Ж.Ф. Рамо, К.В. Глюк, Р. Шуман, Г. Берлиоз, Р. Вагнер, Н.П. Дилецкий, А.Н. Серов, Н.А. Римский-Корсаков, П.И. Чайковский, А.К. Лядов, С.И. Танеев, А.Н. Скрябин. В современную эпоху в этой сфере выделились крупные представители национальных композиторских и научно-исследовательских школ: К. Чавес (Мексика), О. Мессиан, Д. Мийо (Франция), З. Кодаи, Б. Барток (Венгрия), В. Баркаускас (Литва), Р.К. Щедрин, И.В. Мациевский, В.И. Мартынов (Россия). Деятели музыкальной культуры Гватемалы в настоящее время гораздо менее известны в мире по сравнению с композиторами и музыкантами других американских, европейских и азиатских стран. Одной из главных причин этому стала гражданская война (1954-1996), на протяжении почти полувека (!) истощавшая и материальные, и творческие ресурсы страны. Многие представители гватемальской культуры во второй половине XX столетия были вынуждены находиться в эмиграции. Сопереживая и сочувствуя своему народу, они призывали его к борьбе за свободу и независимость, настраивали соотечественников на победу.

Среди них – выдающийся писатель, поэт, общественный деятель, лауреат Нобелевской премии Мигель Анхель Астуриас (1899-1974). Особое внутреннее переживание и тонкое, почти музыкальное вслушивание в происходящее с одним человеком или всеми людьми его Родины приводит писателя к открытиям новых литературных приемов и связанных с ними характерных стилевых особенностей художественного письма. Для повествования о страшных событиях военных лет в своих многочисленных романах, новеллах и рассказах М.А. Астуриас часто прибегает к музыке речи, порой переходя с обычного языка на язык звукоподражаний и используя словесную имитацию приемов игры на музыкальных инструментах, и в целом создает свой уникальный синкретический и синтетический художественный мир1 . Из многочисленных композиторов Гватемалы двадцатого – двадцать первого столетий выделяются Хорхе Сармьентос (1931-2012), Хоакин Орельяна (р. 1930), Родриго Астуриас (р. 1940), Энрике Анлеу-Диас (р. 1940), Хосе Астуриас Рудеке (р. 1943), Игорь де Гандариас (р. 1953), Дитер Ленхоф (р. 1955), Ренато Маселли (р. 1961). Их музыка передает красочные образы первозданной природы, атмосферу народных праздников, в которой индейское начало гармонично переплетается с евроамериканскими и афроамериканскими элементами2 . Это направление было заложено в творчестве основателей современной национальной композиторской школы Гватемалы – Хесуса Кастильо (1877-1953) и Рикардо Кастильо (1899-1966) .

Его представляют целый ряд произведений крупных форм, посвященных древней и современной культуре Гватемалы и созданных на мифологические и исторические сюжеты. Это симфоническое произведение «Праздник птиц», две индейские рапсодии, симфоническая поэма «Текун Уман», опера «Киче Винак», балет «Рабиналь Ачи» Хесуса Кастильо, балет «Паал Каба», симфонических сочинений «Стелы Тикаля», «Киче Ачи», «Девушка Ишкик», «Абстрация» и фортепианных циклов «Гватемала», «Пасторальная поэма», «Сюита inRe», «Три ноктюрна», «Восемь прелюдий» Рикардо Кастильо. Данную тему продолжают написанные в технике электронной музыки сочинения «Симфония из тропиков» (2005) и «Фантастическая ярмарка» (1995) Игоря де Гандариаса, композиция «Ночные ритуалы» (1999) Дитера Ленхофа4 . Из предыдущих веков в современное музыкальное творчество Гватемалы проникают темы и образы, связанные с католической церковью, – как в «Мессе Св. Исидора» (2002) Дитера Ленхофа, которую автор посвятил Римскому Папе Иоанну Павлу II. И те, и другие образы также гармонично сочетаются в «Песне вулкана» Хосе Астуриаса Рудеке. Для многих современных латиноамериканских и в том числе гватемальских композиторов весьма характерным является соединение музыкального творчества с литературным, а в нем – обращение к музыкальной истории Родины и творчеству своих современников, как соотечественников, так и зарубежных композиторов, а также анализ собственных произведений. Яркие примеры такого подхода представляют труд «Музыка майя-киче» (1941) Хесуса Кастильо, книга «История изобразительного и музыкального искусства в Гватемале 1871-2004 годов» (2004) Энрике Анлеу-Диаса, монография «Музыкальное творчество в Гватемале» (2005) Дитера Ленхофа, в которой раскрывается полная картина развития гватемальской музыкальной культуры на протяжении последних пяти столетий5 ; труд о современном композиторском творчестве «Электронная музыка в Гватемале» (2010) и обширная аннотация к альбому «Увидеть музыку» (2008) Игоря де Гандариаса6 , статья Хосе Астуриаса Рудеке о его альбоме для оркестра «Песнь вулкана» и другие. В этом ряду значительное место занимают статьи о музыке Рикардо Кастильо. Вопросы национального в культуре и его отражения в музыке, взаимодействия традиционного и нового, места композитора и его творчества в современном мире волновали композитора в течение всей его творческой жизни.

Его публицистические статьи посвящены европейской, русской и гватемальской композиторской музыке последних столетий, современному музыкальному фольклору, популярным стилям и проблемам музыкальной культуры в целом. Ряд из них носит просветительский характер, другие написаны как полемические. Для более близкого знакомства с проблематикой и стилем письма приведем сделанные нами литературные переводы четырех его статей первой половины 1960-х годов7 . Несколько статей были написаны в форме диалога двух воображаемых музыкантов. В статье «Он – великий фольклорный композитор»8 Рикардо Кастильо обращается к актуальной проблеме современной музыкальной культуры – проблеме взаимодействия композиторского творчества и традиционной музыки: «– Он – великий фольклорный композитор. Какую прекрасную национальную музыку он создает! Да, он действительно наш. – Фольклорный композитор? – Конечно, автор национальной патриотической музыки.

Если хотите, вдохновленный нашими долинами, нашими озерами и горами; подражая автохтонному, он призван говорить, создавать мелодии в духе наших песен-танцев. – Он не может быть фольклорным композитором. – А русские, Гранадос, Вилла-Лобос? – Фольклор – это деревенская песня, песня неизвестных странствующих певцов, чье пение, как следствие ее устного распространения, перемещалось, при этом изменяясь, деформируясь. Каждый исполнитель, искажая ее, может почувствовать в ней ее дух и душу, и если возвратиться к ее исходной точке, можно вернуть ей потрясающий, более красивый наряд, который явился продуктом творчества коллектива общинников, биений многих сердец; поэтому фольклорного композитора не может быть – то, что ты говоришь, это вздор. Есть композиторы, которые пользуются фольклором. Первыми писавшими в экзотической манере были романтики, а после – русские, обнаружившие истоки творчества в народном искусстве. – А если я создаю автохтонную мелодию? – Тогда ты создаешь имитацию народной музыки, в которой нет ничего достойного.

Она будет обладать большим достоинством, если ты создашь мелодию, не думая ничему подражать. Кроме того, фольклор не годится для симфонических творений великого отважного духа. – Я хочу создавать национальное искусство – искусство, которое будет только нашим. – Существует не только твоя музыка, но польская с Шопеном или русская с Мусоргским; благодаря столетиям развития культуры и таланту своих гениев свой собственный музыкальный язык имеют Франция и Германия. Поводы создавать национальную музыку должны найтись без того, чтобы отдавать себе в этом отчет; не надо надеяться, что все будет выходить легко. Во всяком случае, тебе бы хотелось написать песню-танец, думая при этом, что ты собираешься сочинить музыку гватемальских индейцев; но мне хотелось бы видеть выражение твоего лица, которое появится, когда тебе скажут: «индейское»; ты не хочешь быть индейцем, а хочешь только делать то, что делает он, подобно индейским тканям, фабрикуемым в Германии и продаваемым как аутентичные в Гватемале. – Но используя деревенскую песню моей Родины, я создаю великое произведение. – Оно не является великим творением. Ты не более чем упорядочиваешь, гармонизуешь, исправляешь.

Мелодии не твои, их трудно создать без мелодического дара. Ты создашь великое произведение для твоей Родины, как об этом мечтаешь, только соединив между собой все элементы композиции, создав художественное целое, которое не распадется на части; в твоих произведениях не должно быть одних песен-танцев, ни долин, ни озер, ни гор, ни регионализмов, ни барабанов, ни чиримии, ни Текуна и Альварадо9 , а все должно быть соединено и исполнено со всем сердцем, со страстью; ты должен провести тщательный отбор гармонических средств и адекватно объединить их с оркестровой партитурой, стремясь найти идеальную форму для выражения твоих мыслей; это будет твоим великим произведением, и однажды кто-нибудь спросит тебя, услышав эту симфонию: «Господин, Вы из Гватемалы?». Статья Рикардо Кастильо «Какая жизнь у музыкантов!»10посвящена проблеме социального статуса музыканта в культуре, который рассматривается на примерах из жизни великих западноевропейских композиторов: «– Какая жизнь у музыкантов! Они бедны, больны туберкулёзом, они лентяи или алкоголики, и умирают от сумасшествия или в нищете. Говорят, что, как правило, из их жизни приводят только хорошие случаи, потому что они много страдают. – Я не знал, что у Баха или Гайдна были все эти неприятности, о которых ты говоришь. – Бедный Бах служил курфюрстам до тех пор, пока герцог Веймарский не отправил его в тюрьму, потому что он не написал такую пьесу, какую тот от него хотел, а Гайдн – это лакей князя Эстерхази. – В те времена это приравнивалось к тому, как сейчас нанимают на работу в министерства и на фабрики, и в выполнении подобных обязанностей не было позора или чести. – А какие ограничения ставили их творчеству: «Господин Гайдн, напишите симфонию для моего концерта к следующей неделе, но чтобы она длилась не более получаса». – За примерами не надо далеко ходить. Мессиану стали заказывать сочинение для оркестра, и предписали: «Гражданин Мессиан, никаких фортепиано и волн Мартено в Вашей партитуре». И он, любивший вводить фортепиано и волны Мартено в свой оркестр, не сделал ничего более, кроме того, что последовал совету, который он сам дал Онеггеру в подобном случае: «Без огорчения думайте о том, что Вы – тот, кто создал проблему для ее решения». – Во всяком случае, Гайдн – гений, хоть и из лакеев! – В те времена художественное творчество не было такой ценностью как сейчас, и не считалось, что Гайдн был гением, полагали только, что он был очень подходящим, но бедным музыкантом. – Нет.

Он, как и Бах, вел патриархальную жизнь и был очень счастлив тем большим количеством музыки, которую он написал; кроме того, ими очень восхищались, относились к ним с большой нежностью и были впечатлены их искусством, и меценаты гордились тем, что имели их у себя на службе. – А что ты мне скажешь о бедном Моцарте, который умер в нищете и был погребен в общей могиле, хотя желал быть независимым? – Этот случай внушает сострадание, но в своем отрочестве Моцарт имел признание, и тем самым, несмотря на счастливый брак, было подготовлено его несчастье; но это происходит постоянно во всех сферах общественной жизни. – Почему ты рассказываешь единственно о музыкантах? Тебе они антипатичны? – Напротив, я их очень люблю, и поэтому мне их жаль. А бедный глухой Бетховен? – Это другая история. Бетховен предпочитал свою свободу материальным удобствам. Идеи Французской революции уже распространились по миру, но аристократия всегда поддерживала композитора, восхищалась им и была снисходительна к его раздражению и экстравагантности. Он оглох, как это могло случиться с каждым, и был вознагражден за свою глухоту тем, что достиг большого усердия в стремлениях к своим целям, и потому его индивидуальность наложила отпечаток на его музыку. – Но бедный человек страдал, был мрачным, ему редко улыбалась удача. – А ты думаешь, что страдание – это единственный атрибут музыкантов? – Нет, но меня удивляют эти совпадения и… – И ты думаешь так же, как и многие люди этих широт: «Бедные музыканты, неотесанные тупицы, не имеющие ни гроша и ожидающие сострадания!» – Нет, но… – Но ты не думал о прекрасном наслаждении творчеством; о том, что ради этого стоит жить; о том, что музыканта тянет к этому; о том, что его привлекает. – Да, творчество, которое заставило Шумана броситься в Рейн и привело его к сумасшествию.

– О, а Шопена – начать болеть туберкулезом и быть несчастным с Жорж Санд, которая не была в нем уверена, потому что жертвовала собой для него, служила ему и облегчала его трагедию, и была очень великодушной; конечно, надоедает быть вечной медсестрой; парадоксально, что сотни людей так привязываются друг к другу; но Шопен давал ей радость и счастье в течение долгого периода времени. – Не стоит испытывать такую постоянную жалость к композиторам, ведь они находятся на очень привилегированном положении. Действительно, они очень чувствительные, часто весьма хрупкие и деликатные, и это одна из истин, потому что она подчеркивает их полную нищету. Не для собственного ли величия они показывают эти стороны массовой аудитории, чтобы она больше знала о лучших фактах их биографии, и обо всем, что к ним относится? Но в лучшем из того, что мы узнаем о них, есть много ложного и мало истинного; и возвышенные моменты, которые они переживают в своем общении с творчеством, – это то, чем биографы и комментаторы занимаются меньше всего; или, например, когда ты слушаешь симфонии, которые давали возможность композиторам в течение нескольких лет мечтать и упорно работать, тебя беспокоят их беды; а они, желая стоять ногами на земле, часто не живут в этом мире. Их мир иной – это мир, полный мечты, идиллии, надежд, которые почти никогда не сбываются, но дают счастье. Ты подумал об их наслаждении художественным творчеством? Об эмоциях, которые оно должно в них вызывать? И если ты содрогаешься и мечтаешь, и ты рад и счастлив, слушая музыкальную поэму; если думаешь об искусстве «творца» сочинения, то скажи мне тогда, не является ли он Богоизбранным».

В статье «В мире музыки»11 Рикардо Кастильо не только пишет о состоянии современной музыки, но и затрагивает проблему восприятия современного искусства в целом: «Произведения молодых композиторов-авангардистов дезориентируют современную публику, которая не имеет слухового опыта далее пределов классической музыки минувшего века; это является феноменом восприятия музыки почти всех эпох, только в настоящее время представленной в смешении с современной музыкой благодаря значительным научным достижениям и большому количеству новых музыкальных инструментов, что наполовину способствовало обогащению музыкальной выразительности; еще до использования этих инструментов музыкантами оркестра они применялись в самых различных сферах обыденной практики, чтобы стать источником новых звучаний в результате акустических исследований или в качестве творческих открытий композиторов. Например, группа ударных инструментов значительно увеличилась за счет присоединения к ней такого ценного инструмента, как «волны Мартено». Конкретная же музыка не нуждается в инструментах, для ее создания достаточно одной магнитофонной ленты. Музыкант должен быть инженером и экспертом в акустике и электронике, чтобы создать произведение, в котором любой объект может использоваться как источник шума, отфильтрованного затем до получения мелодии и гармонии композиции. В настоящее время уже существует балет с хореографией Мориса Бежара, поставленный на конкретную музыку «Симфония для одного человека» Пьера Анри и имеющий большой успех. Электронная музыка создается из звуков, производимых с помощью электричества и имеющих определенные высоту, длительность и интенсивность; эти звуки являются субъектами сложных экспериментов еще до их использования в сочинении. Композитор задумывает свой вполне новый космос и тщательно работает с этими элементами.

Многое указывает на все сложные или простые элементы, которые присутствуют в современном музыкальном творчестве; но так как я пишу для любителей музыки и изучающих ее студентов со страстным желанием понять их проблемы, то собираюсь рассказать о том, что, как я считаю, более дезориентирует меломана, и что почти всегда в истории дезориентировало любителя, – о мелодии. Сейчас ее не обнаруживают в музыке, как это было в прошлые эпохи; за нею не могут следовать, потому что она изменила выражение своего лица; в ней уже встречались непредвиденные обороты, новые интервалы, новизна модуляций, оригинальные ритмы и многое другое, не связанное с музыкой, к которой привыкли любитель и профессионал: разве не говорят, что музыка Дебюсси лишена мелодии? В современной музыке слушатель не воспринимает мелодию, потому что она искажена, идет скачками, движется от низкого регистра и грузного звучания к пронзительному и высокому, не идет поступенно; тоны, которые ее формируют, меняются, следуя на большом расстоянии друг от друга, и это дополнительно дезориентирует слушателя; но он должен подумать, что есть новые способы развития мелодии, и если ее тоны поместить в правильном, привычном порядке, можно с удивлением услышать самую простую из мелодий прошлых времен.

Что касается новых метафор и символов, которые делают более интересной выразительность мелодии, – например, за счет мелизматики, то надо сказать, что если в космосе искусства отсутствует развитие, то мир становится неинтересным, и там, где нет развития, есть застывшее состояние. Подобному искусству нужен сноб, человек рутинный, консерватор, который считает, что только раньше были гении; который, к несчастью, из-за узости своего воображения не может проникнуть в чудесные тайны современных творцов, и думает, что такой важнейший элемент музыки, как мелодия, был отстранен». В статье «Джаз – это более дикая вещь…»12 Рикардо Кастильо предлагает обсудить проблемы восприятия джаза современными музыкантами, воспитанными в традициях академической музыки: «– Джаз – это более дикая вещь, и я не могу понять, что есть люди, которые любят хорошую музыку, и в то же время им нравится джаз. – Джаз был драгоценным элементом культовой музыки. – Какой дикий, и какому же дьяволу он служит? – После войны 1914 года джаз весьма успешно вторгся в Европу, дал жизнь, динамику музыке, которая потеряла силы и была малокровной, и такой культуре, как популярная. Самые великие композиторы Европы попали под влияние чудесных ритмов и шумной инструментовки, и приняли от джаза все ударные инструменты. Естественно, это влияние было покровительственным – влиянием новых возможностей, которые открыли путь для новых находок. Вы думаете, что джаз есть песня, а это послание артистов одной расы, которая страдает и стонет; это популярная песня негритянской расы, которая выражает свои требования человека низших классов и которая страстно стремится к равенству. Песня расы имеет выразительную силу, как правило, идущую из ее экспрессии и содержательной ценности, это песня, сложенная многими людьми, в которую каждый в отдельности положил часть своего бытия и часть своей души; к этому можно добавить то, что это экспрессия, как правило, спонтанная, импровизационная, результат мимолетного импульса, эмоционального всплеска, потребности дать выход настроению радости или боли. – Но его невыносимо слушать долго, так как превращаешься в комок нервов, это раздражает и быстро утомляет. – Может быть, но это уже другое. Меня интересует роль, которую джаз играет в эволюции музыки, это очень важно и поэтому он заслуживает изучения как музыкальное искусство. Он может нам не нравиться, но уже будет интересен для нас; мы не будем присутствовать на прослушивании этой музыки, но мы не должны забывать о ее вкладе в обогащение музыкального языка, и то, что она делала в определенный момент ритмического упадка, который вел к нивелированию лучших стремлений; так часто бывает в технических преобразованиях: искра, которая сообщает импульс, на чувствительных людей действует многократно». Как видно, приведенные тексты данных статей Рикардо Кастильо содержат не только узко специальные вопросы музыкального искусства (как, например, рассуждение о мелодии), но и демонстрируют охват композитором самой широкой искусствоведческой и культурологической проблематики, что делает их актуальными и в современную эпоху.

Лисовой В.И. доцент, Российская государственная специализированная академия искусств, г. Москва, Российская Федерация


Комментировать


− 4 = четыре

Яндекс.Метрика