Лев Николаевич Толстой

«Литература и история – формы самоосмысления, самовыражения общества, главная их тема, обществознание, человекознание» С. О. Шмидт «Путь историка» [14, c. 92]

Как в историческом исследовании многое зависит от интуиции историка, так и писатели, литературные критики на бессознательном уровне способны к глубокому постижению жизни. Традиционно исследователи обращались к художественной литературе только за неимением более достоверных источников. В изучении истории нового и новейшего времени литературе отводилась только иллюстративная роль, однако новые направления исторической мысли изменяют отношение к источнику. Литературное произведение считалось крайне субъективным, но оно само по себе факт истории и биографии автора. Существуют разные точки зрения на значение личности художника в историкокультурном исследовании: одни утверждают, что личность автора не значима, так как все детали личной жизни не доступны наблюдению. Другие напротив считают, что личность художника принципиально значима, так как между текстом и биографией можно проводить типологическое сопоставление.

Последняя позиция характерна для методологии в русле новой культурной истории. Для исследователя литературное произведение неотделимо от контекста. Зная биографию и дату создания, мы можем выявить цель автора, его осведомлённость относительно описываемых явлений. Новая культурная и новая интеллектуальная история сформировались в рамках исторической антропологии. Многие исследователи предпочитают их не разделять, отличие новой интеллектуальной истории в том, что она уделяет большое внимания высокохудожественным текстам.

Ещё Жак Ле Гофф говорил о перспективности следующих трёх направлений в современной культурной истории: история интеллектуальной жизни, история ментальностей и история ценностных ориентаций [7, с. 26]. По выражению Р. Дарнтона, основной принцип нового направления – «поймать инаковость» («схватить чуждость»), поскольку люди прошлого иначе воспринимали мир, то и историк должен рассматривать объект своего исследования как «чужой», объяснить «странности» другой культуры, воспроизводя логику человека того времени [6, с. 7]. Новая культурная история отвергает чёткое разделение чувственного и рационального, она фокусирует внимание на мифах, символах, статичных языках.

Отличительной особенностью является признание активной роли языка, текста и нарративных структур в созидании и описании исторической реальности [10, с. 342]. В рамках этого подхода размываются границы между разными областями исторического знания, культурная антропология, «лингвистический поворот» и теоретическое литературоведение сливаются воедино [10, c. 339]. Междисциплинарный подход призван расширить возможности историка, но наиболее дискуссионными остаются вопросы соединения методологий разных научных дисциплин. Новое направление требует пересмотра методологических подходов в работе с «нетрадиционными» источниками. По словам А.Я. Гуревича, «даже в тех случаях, когда источники не позволяют проникнуть на уровень событий, они могут дать нам немаловажную информацию о представлениях и убеждениях авторов этих текстов и, следовательно, вводят нас в круг идейных установок, то есть помогают нам осознать характер духовной жизни эпохи…» [5, с. 9]. Реконструкция предполагает «раскодирование» источника путём самого широкого раскрытия контекста его появления [10, с. 272–273].

Полностью воссоздать все обстоятельства невозможно, но это нужно для осмысления «инаковости», своеобразия человека прошлого. По выражению П. Бёрка, «мы на пути к культурной истории всего на свете: снов, еды, эмоций, путешествий…» [2, c. 65]. Расширенное понимание культуры позволяет связать искусство и литературу с исследованием повседневности. По мнению М.К. Любарт, автора монографии «Семья во французском обществе XVIII – начала XX века», художественная литература является «бесценным источником по реконструкции представлений, связанных с браком, семьёй, воспитанием детей, внутрисемейными отношениями…» [8, c. 34]. Историческая антропология как самостоятельная отрасль знаний координирует с новой культурной историей в изучении истории ментальностей, которая также развивается под влиянием психологии. Историю ментальностей интересуют потаённые стороны общественного сознания, которое исследователь может обнаружить в источниках помимо воли их создателей, а события прошлого понимаются через «инаковость» миропонимания человека.

История ментальностей, привнесла в историческую науку метод психологической реконструкции, «вживание» исследователя во внутренний мир создателей текстов истории [9, с. 20–21], что стимулировало обращение историков к «субъективным» источникам. Как пример данного подхода можно привести статью Е.С. Сенявской «Литература фронтового поколения как исторический источник» [12]. Автор признает военную литературу, написанную непосредственными очевидцами «наиболее доброкачественной» в плане достоверности, исходя из психологических мотивов ее создателей, и отражает не только события, детали военного быта, но также субъективное восприятие событий, их оценка, конструирование целостного образа, в данном случае образа врага.

Также следует упомянуть труды С.С. Секиринского, признанного историка-портретиста, который подготовил в журнале «Отечественная история» цикл статей «История и литература». В статье «Беллетристика П.Д. Боборыкина: история либеральной личности в художественных зарисовках» [11] он применяет новую методику исторической герменевтики, прослеживая историю идейных течений, общественной жизни в России во второй половине XIX в. на основе многочисленных произведений Боборыкина и биографических сведений. Для историка Боборыкин ценен как бытописатель, признанный создатель «энциклопедии русской жизни», который всё сам непосредственно видел, слышал и чувствовал. Его преимущество перед «деятелями событий», авторами дневников, писем и мемуаров, в том, что он, как сторонний наблюдатель, не преувеличивал своё значение, охватил «широкую периферию». Разумеется, к художественному произведению нужно подходить со всей осторожностью, не забывая о внешней и внутренней критике источника.

Сегодня мы не говорим, что литература «отражает» жизнь, не отождествляем историю литературных типов и реальных людей, подобно историкам дореволюционной академической школы. Как отметил М. Блок «литература тянет за собой множество унаследованных тем, формальных приёмов, старых эстетических условностей» [3, c. 84], это, по его мнению, не позволяет литературе охватить «великое жизненное движение». В то же время шаблонность и стереотипы мышления могут рассматриваться в рамках истории ментальностей как проявление социально-психологических установок, привычек сознания. К примеру, агиографическая литература не даёт правдивых сведений о событиях и личностях, но по ней мы можем понять религиозные представления, особенности мировосприятия человека отдалённых эпох.

По выражению Л.Н. Гумилёва, «вымысел – не ложь, а литературный приём, позволяющий автору довести до читателя ту мысль, ради которой он предпринял свой труд» [4, с. 73]. Реальность в художественном произведении неизменно типизируется, что, по мнению некоторых исследователей, даже повышает объективность [1, с. 96]. Итак, новая культурная история стремиться осмыслить исторические явления через представления людей прошлого, их духовную жизнь.

Расширяется поле деятельности историка, следовательно, такие субъективные источники как художественная литература становятся всё более востребованными.

Список источников и литературы

1. Андрейчук В.Г. Концлагерная проза как исторический источник // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. 2012. № 12. С. 94–101.

2. Бёрк П. Историческая антропология и новая культурная история // Новое литературное обозрение. 2005. С. 64–91.

3. Блок М. Апология истории. М.: Наука, 1973. 234 с.

4. Гумилёв Л.Н. Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником? // Русская литература. 1972. № 1. С. 73–82.

5. Гуревич А.Я. Историк конца ХХ века в поисках метода // Одиссей. 1996. М.: Наука, 1996. С. 5–10.

6. Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. М.: Новое Литературное Обозрение, 2002. 384 с.

7. Ле Гофф Ж. С небес на землю // Одиссей. Человек в истории. М.: Наука, 1991. С. 28–43.

8. Любарт М.К. Семья во французском обществе, XVIII – начало XX века. М.: Наука, 2005. 296 с.

9. Манкевич И.А. Литературно-художественное наследие как источник культурологической информации // Обсерватория культуры. 2007. № 5. С. 17–23.

10. Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика. М.: Кругъ, 2011. 560 с.

11. Секиринский С.С. Беллетристика П.Д. Боборыкина: история либеральной личности в художественных зарисовках // ACTIO NOVA. М.: Глобус, 2000. С. 426–455.

12. Сенявская Е.С. Литература фронтового поколения как исторический источник // Отечественная история. 2002. № 1. C. 101–109.

13. Ходнев А.С. Новая культурная история и новая история досуга // Историческая наука сегодня: Теории, методы, перспективы / Под ред. Л.П. Репиной; 2-е изд. М.: Издательство ЛКИ, 2012. С. 462–473.

14. Шмидт С.О. Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. М.: РГГУ, 1997. 612 с.

Н.В. Дашкова Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского, Ярославль Научный руководитель: д.и.н., профессор Архипова Л.М.