Своеобразие христианского образно-мотивного комплекса в романе Уильяма Голдинга «Повелитель мух» | Знания, мысли, новости — radnews.ru


Своеобразие христианского образно-мотивного комплекса в романе Уильяма Голдинга «Повелитель мух»

Философский роман-притча «Повелитель мух» (1954) зачастую осмысляется в парадигме «вписывания» его в антиутопическую традицию, характерными чертами которой является актуализация модели бытия, выработанной в романе, которой свойственны субъективизм, беспочвенность романного мира, «прозаическое» отделение всеобщих ценностей от конкретной человеческой жизни; также антиутопия базируется на разочаровании в идее прогресса, дискредитации силы разума.

Хронотоп определяется как изолированное пространство в неопределенном, но достаточно близком грядущем. Не останавливаясь подробно на том, что «Повелитель мух», безусловно, во многом соответствует этой тематической разновидности. Так, в романе мир сужается до размеров необитаемого до времени острова, на котором находят пристанище эвакуируемые из Англии во время ядерной войны мальчики не старше 15 лет, в образах которых воплощено все человечество, а в образе Хрюши олицетворено научное познание: «Хрюша по-ученому развенчал все это и назвал миражем» [1. С. 97]. Не останавливаясь подробно на этом обратимся к христианским мотивам, во многом проясняющим специфику авторской позиции, явленной в самом известном произведении Голдинга.

Начать следует с того, что на острове мальчики оказываются в результате ядерного взрыва, что метафорически можно соотнести с Апокалипсисом, концом мира, после катастрофических последствий которого будет положено начало новому, лучшему миру: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали» (Откр. 21:1). Будет ли природа человека в этом новом мире более совершенной (ведь один раз Бог уже начинал все с «чистого листа», обрушив на мир Потоп), и пытается понять автор (поэтому главными героями и становятся дети, символизирующие новое человечество, при этом идущее не от варварства к цивилизованности, но проходящее обратный путь — при расхожем представлении о невинности ребенка). В связи с этим субстанциальным значением отмечена фраза малыша Персиваля о том, что «зверь выходит из моря», что являет собой прямую отсылку к Откр. 13:1 («И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные»), т. е. создается отчетливо осознаваемая ситуация Апокалипсиса, нависшего над «раем».

Еще один герой, Джек — лидер певчих церковного хора, что вводит тему церкви как социального института, сущностно не всегда соположенного с истинами и заветами христианства. Одним из высших проявлений этой звериной жажды убийства станет смерть Хрюши; однако описание ее («Хрюша пролетел сорок футов и упал спиной на ту самую красную квадратную глыбу в море.» [1. С. 285]) видится аллюзией на Лк 8:33: «Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло», что лишает читателя возможности сформировать однозначную или, тем более, определяющую трактовку этой чудовищно страшной сюжетной реалии. Так или иначе, постепенно рай на земле превращается в воплощенный кошмар: даже прекрасная погода меняется на пасмурную, и впервые это происходит после того, как дети приносят вотивный дар тьме — голову свиньи на палке.

Изначально свиная голова на палке являлась жертвой Зверю в главе «Дар тьме», но впоследствии она становится Повелителем мух, воплощающим стремление к насилию, а значит, творимое человеком экстраполируется в самое мироустройство, трансформируя, меняя его. Тщетная борьба Саймона с трансцендентными демоническими силами есть репрезентация наличия в романе экзистенциальной проблематики. Действительно, в ХХ веке обостренное восприятие трагизма человеческого бытия и одиночества человека в мире приводит к образованию такого философского течения, как экзистенциализм. Основной категорией экзистенциального мировоззрения является заброшенность человека в мире, которая, при альтернативном рассмотрении, становится его тотальной свободой, приводящей человека к отчаянию и необходимости ответственного выбора, который становится основой выстраивания экзистенции — осознанного пребывания в бытии (см. об этом подробно: [4]). Соположение постулатов экзистенциализма и христианских мотивов, думается, во многом и образует неповторимое своеобразие романа Голдинга.

Смысловым ядром романа ввиду этого становится сцена разговора Саймона и Повелителя мух. Значимо, что именно Саймон ведет диалог с демоническими силами, а не Ральф и тем более не Джек. Саймона на острове считают чудаком и сумасшедшим, однако в этом мальчике сохраняется что-то человеческое, гуманное. Гора, на которую не раз будет подниматься Саймон, представляет собой аналог Голгофы, ибо именно здесь мальчику предстоит пережить искушение Повелителя мух. Лишь он будет знать истину — правду о том, кто же все-таки Зверь. В разговоре с Саймоном голова свиньи в какой-то момент будет представлять собой Вельзевула, в иерархии демонов соотносимого с чревоугодием. Кроме того, по Ф. Баррету, Вельзевул есть олицетворение всех ложных богов. Голова станет говорить от лица всех детей, оставшихся на острове.

Саймон становится своего рода Спасителем, несущим истинное знание о природе Зверя; и, подобно Христу, он платит жизнью за ту истину, что несет людям. После своей смерти мальчик канонизируется онтологическими силами бытия, которое в логике экзистенциализма определяется выбором самого человека. Иллюстрация колебаний между нравственностью и первобытной, дикарской агрессией — эпизод с запутавшимся в лианах поросенком, которого Джек хочет убить ножом, но не смеет, что, с одной стороны, служит аллюзией на библейский сюжет, связанный с Авраамом и Исааком (вот только жертва в романе Голдинга не приносится, что может быть осмыслено двояко: и как торжество человечности, воплощенное в эдемской жалости к животным, и как невыполненное предначертание), а с другой, есть реализация ситуации неопределенности человеческой природы, разрешаемой лишь в системе координат самого человека. Финал романа отмечен подлинно драматической амбивалентностью.

Конечно, дети будут спасены командой крейсера, в частности — капитаном, имя которого не называется. С одной стороны, можно предположить, что появление офицера вмомент, когда дьяволическое окончательно одерживает верх над человеческим, символизирует божественное вмешательство, поскольку одно лишь его появление прекращает распри между мальчиками. Взрослый для ребенка — Бог; однако подчеркнутое отсутствие имени может быть указанием на безликость и, в конечном счете, «ложность» этого бога.

Форма офицера — связь с войной как высшим воплощением торжества Дьявола (может быть, это еще один «зверь», что «выходит из вод»?..) Как некогда прокомментировал сам Голдинг: «Мальчиков на острове спасла команда линейного крейсера… но кто спасет команду?». Таким образом, роман «Повелитель мух», отмеченный трагизмом и неразрешимостью задаваемых в нем вопросов, приобретает подлинно универсальный масштаб обобщения во многом благодаря уникальному сочетанию антиутопии, экзистенциальных проблем человеческого бытия и христианского образно-мотивного комплекса.

Литература 1. Голдинг У. Повелитель мух. — М., 2016. 2. Темирбулатова К. М. Философская притча Вильяма Джеральда Голдинга «Повелитель мух» // Вестник РУДН. — Серия «Литературоведение. Журналистика». — 2010. — № 1. 3. Ефимова Д. А. Библейские мотивы и образы в романах У. Голдинга «Повелитель мух» и «Шпиль»: дисс. … канд. филол. наук. — СПб., 2009. 4. Сартр Ж. П. Человек в осаде. — М., 2006. 5. Ефимова Д. А. Библейские мотивы и образы в романе У. Голдинга «Повелитель мух» // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. — 2008. — № 24 (55).

Захарова Влада


Комментировать


2 × шесть =

Яндекс.Метрика