– Проходите, проходите! Рад вас видеть, проходите, не стесняйтесь, – искренне, вежливо говорил Николай Александрович своему гостю, будущему партнёру по одному предприятию, который всё нерешительно мялся на пороге. – Дорогой уважаемый глубоко Николай Александрович, здравствуйте, здравствуйте вам! – отвечал ему гость с дикой смесью уважения и пренебрежения в голосе. Видно было, что он чувствовал себя чужим, но своей отчуждённостью он скорее гордился, нежели чем стыдился её. Посетитель проследовал в гостиную и принялся изучать убранство дома, не вынимая рук из карманов брюк. Он был в приталенном, дурно пошитом чёрном пиджачишке, в малиновой рубашке на выпуск с воротником, походившим на ослиные уши, с аляповатыми, не в тон, пуговицами. Его босые ноги были обуты в мягкие туфли, намазанные для шика кремом так обильно, что оставляли чёрные маслянистые следы на белом ворсистом паласе.

Гость внимательно изучал комнату, оценивая её содержимое; роскошь и дурновкусие были понятны ему, изящество и стиль – нет. Всем своим видом он пытался доказать, что он тоже европеец, впрочем, это ему удавалось не особенно хорошо. Цвету его кожи соответствовал каштановый цвет глаз, а цвету глаз, в свою очередь, соответствовала желтизна склер; и в самом деле, малиновая сорочка навыпуск подходила ко всему его образу. – Что скажете об нашем деле? – с места в карьер рванул своим вопросом гость. Николай Иванович похлопал его по плечу с добродушной улыбкой, неподдельной и чистой. – Ну что ж вы так сразу… Спешу вас успокоить, всё разрешилось благополучно. Это мы с вами позже обсудим, не торопитесь так. Мы должны как следует познакомиться. Должен же я знать, что на уме и в душе у моего будущего делового партнёра! – сказал Николай Александрович.

Он был в хорошем расположении духа, приветливость его была натуральной, отнюдь не наигранной. У Николая Александровича было открытое лицо с ясными чертами, высокий лоб и аккуратная борода. Во всём его образе чувствовалось хорошее происхождение, манерность без претензий, благородство. Всё это было естественно для него. – Вы подождите, дорогой гость. Сейчас накроют на стол, отобедаем вместе. Если у вас какие-то пожелания будут относительно блюд, то говорите. Со всей своей семьёй вас сейчас познакомлю! – сказал хозяин дома. Гость, словно не услышав хозяина, спросил, указательным пальцем тыча в икону на стене: – Рублёв? – Простите, не понял… – Это Рублёв? – О, нет, что вы! Просто икона, неизвестного автора. Это Николай Угодник. У меня сын, Алёша, болел, вот и повесили. – А, Николай, как и вы, понятно, – улыбнулся гость. Николай Александрович сделал вид, что ему понравилась шутка его знакомца, хотя он, конечно, остался после такого оборота в недоумении.

Две кроткие домработницы продолжали накрывать на стол, поправляли скатерть, несли уже салфетки и приборы. – А это Шишкин? – спросил гость, теперь скосившись на картину в рамке из светлого, почти белого дерева на палевой стене, поодаль от иконы Николая Угодника. – Простите… – Это рисунок Шишкина? – спросил о картине гость. – Ох нет, ну что вы! Просто картина. Жена купила в подземном переходе, что у Центрального дома художника… Мы даже автора не знаем! Жена у меня человек чуткий, и вкус у неё хороший, так что картина приличная, и тон комнате задаёт, хоть и автор неизвестный. – Я об Шишкине книгу читал, – сказал гость, поясняя причину своего интереса. – Две книги об Шишкине читал, и одну об Рублёве, – добавил посетитель для важности. – Сейчас моя жена придёт и вас встретит, вместе сядём за стол, когда всё будет готово. Она помогает поварихе сейчас. А дети переодеваются к столу, детей у меня пятеро, господь наградил-то! – с умилением при мысли о своих детях проговорил Николай Александрович.

– А у вас-то самого дети есть? – спросил он ещё. – У меня? У меня нет пока, – ответил гость, – Но у меня братьев только пять, и сёстры ещё. – Хорошо, когда семья большая! – Да. Пять братьев, и трое уже здесь, – сказал гость с гордостью и с ударением на последнее слово. – Мой дед был важным человеком там, – сказал ещё посетитель и грозно поднял свой указательный палец. – Что ж, это достойно уважения. Из дверного проёма показалась женщина, стройная, русая, вся, как и Николай Александрович, в белом. Что-то одухотворённое было в её глазах, чувствовалась в ней и вера и долг, всё как и должно быть в женщине семейной. – А это моя супруга, Александра Фёдоровна, познакомьтесь, – сказал сразу весь подобревший и воссиявший при виде супруги Николай Александрович. – Здравствуйте, очень приятно! – сказала, мило и честно улыбнувшись, Александра. – Здрасте вам, приятно! – ответил гость, попытавшись изобразить незнакомую ему приветливость.

Натянутая улыбка его походила больше на оскал. Из дверного проёма выпорхнули, как пташки, дети, три девочки и мальчик, самый маленький среди них, все чистые, ухоженные и добрые на вид. Александра подняла руки, и под левую руку к ней, что под крыло к голубке в своём гнезде, спрятались две девочки, а под правую – ещё девочка и мальчик. Семейство было самое благообразное, какое в наши дни и не встретишь-то. Яркие солнечные лучи вырывались из-под белых гардин и падали погнутыми спицами на палас, осеняя комнату светлых тонов. – Это мои дочки, Таня, Машенька и Настенька, и сын мой – Алёша. Дети, поздоровайтесь с дядей, – представил своих детей Николай Александрович. Дети приветливо, но с незаметным детским испугом при виде нового, да ещё и необычного на вид, человека, замахали руками. – Старшая, Оля, к сожалению, не может быть сейчас с нами… Она у нас уже институтка, биологом скоро станет. Нездоровится ей. Сейчас держит экзамен по генетике, всякие там аллели, знаете ли. Сложная дисциплина. Перенапряглась, вот и заболела.

– Я знаю, знаю, – с неожиданным лукавством сказал неизвестный гость, и жёлтые его склеры зловеще сверкнули. Все расселись за длинным столом. Одна из домработницкухарок разливала густой суп. – Bon appétit, – пожелал всем Николай Александрович. – Что? – переспросил его гость, – Что вы сказали? – Приятного всем аппетита. – А. Приятного. Семья Николая Александровича приступила к обеду, дети сидели тихо и спокойно ели, даже самый маленький Алёша кушал аккуратно, со взрослой деловитостью закусывая суп кусочками белого хлеба. Гость ел жадно, обжигаясь, дуя на каждую подносимую ко рту ложку так, что расплёскивалось.

Капусту из супа посетитель оставлял на скатерти. Когда на дне тарелки оставалось совсем ничего, этот неприятный человек поднял тарелку, и отпил из неё. Пальцы его с короткими плоскими ногтями оказались в супе, он решил их вытереть о скатерть. Стоявшая рядом домработница протянула ему салфетку; гость посмотрел на неё озлобленно, почти с силой вырвал у неё из рук салфетку, с нелепой озлобленностью вытер руки и швырнул её на скатерть. Дети Николая Александровича, казалось, были испуганны поведением гостя, но они были хорошо воспитанными детьми и виду не подали. Николай Александрович был очень добрым, наверное, человеком – на дурную воспитанность своего посетителя он не обращал внимания.

В первую очередь, этот посетитель был для него будущим важным партнёром, может даже что и соратником, от их совместного дела могло зависеть дело Николая, которому он давно был предан… Николай сразу преобразился, как только его супруга вошла, и если бы его гость был бы человеком чутким, он не мог бы не заметить, с какой нежностью Николай глядит на свою супругу. Николай Александрович может и был волевым человеком в своих личных делах и будучи на работе, да не в семье: в своём обожании к семье и детям Николай передал все «бразды правления» своей супруге. Жена его Александра, видя поведение гостя, его манеры, точнее отсутствие каких-либо манер, не стремилась возмущаться, сохраняла спокойствие, ведь была человеком хорошего такта: знала, что этот гость – будущий сорат-

ник её мужа; так уж вышло, что этот посетитель – представитель важного клана, он торговых решений которого многое зависит… Подали второе. Гость встал из-за стола, скинул свой дурно пошитый пиджачишко, и повесил его на спинку стула с белой обивкой. Покуда он снимал свой пиджак, рубашка его задралась и показались густые чёрные волоса на мускулистом и смуглом торсе. – Папа, папа, смотри! – неожиданно сказал кроткий Алёша, – дядя вилку и нож неправильно взял. – Алёша, нехорошо взрослых поправлять, – смущённо сказал Николай Александрович. – А это я вашего сына проверял, знает ли он, – ответил, совершенно не смутившись, гость, энергично перекладывая приборы из руки в руку. Не допилив до конца ростбиф и уронив нож в тарелку с таким звоном, что домработницы обе вздрогнули, гость заговорил. – Николай Александрович, что скажете об нашем деле. – Дорогой гость, – даже рассмеялся немного Николай, – я же говорил вам, всё решено, решено положительно, положительно в вашу пользу. Давайте спокойно пообедаем, вы у нас почётный гость…

Не стоит так переживать из-за деловых вопросов, тем более всё действительно разрешилось хорошо. – Ясно, понятно, – малость обиженно сказал посетитель. – Скажите лучше, как вам обед, – спросил кротко Николай Александрович. – Мясо мне понятно. Мясо я люблю, – ответил посетитель, совершенно игнорирующий гарнир и салаты, продолжавший рубить ростбиф ножом и вилкой так, что белая фарфоровая тарелка скрипела. И семья Николая, и гость, продолжили спокойно обедать. Домработницы принесли два кувшина с чем-то красным, разлили по стаканам. – Это что? – спросил обиженно гость. – Это алкоголь? Мне нельзя: религия, – добавил он и вновь поднял указательный палец. – О нет, ну что вы, это домашний морс, очень вкусный, попробуйте, – сказала Александра Фёдоровна. Поморщившись, гость жадно, в три глотка, осушил стакан, поставил его на стол. Посетитель уж было думал вы-

тереть губы снова скатертью, даже потянул на себя угол ткани, но вдруг одумался, вспомнил о салфетке и вытерся ею. Красные следы морса на белой ткани зловеще походили на кровь. Алёшенька вдруг проявил удивительный интерес к неприятному гостю. – Папа, а папа. Скажи, почему дядя так себя ведёт? Он непослушный? – спросил мальчик.

Гость быстро взглянул на Алёшу взглядом кошки у миски, ожидающей, что ей наступят вот-вот на хвост. – Алёша, не хорошо так при госте говорить, – поправил Николай Александрович своего сына. – Все люди разные, Алёша, – сказала Александра Фёдоровна. – Папа, а папа. Скажи, почему у гостя глаза такие жёлтые? – Алёша! – назидательно сказала его мать. – Алёша, не надо, – сказал его отец. Гость оглядел всё обедающее семейство злобным взглядом. И хотя он уже пережевал очередную не в меру большую порцию мяса, желваки его продолжали шевелиться. – Папа, а папа.

Скажи, почему у него такие уши, такая кожа, не как у нас? Любопытство Алёши продолжало нарастать. – Алёша, прекрати немедленно! Так не хорошо себя вести, – сказала Александра Федоровна. – Алёша, все люди разные, – добавил Николай Александрович. – Папа, а папа. А тот дядя – тоже человек, просто нерусский? Терпение гостя лопнуло. Он резко вскочил со своего места, аршинным шагом подскочил к Алёше и ударил по светлой мальчишкиной щеке наотмашь тыльной стороной своей смуглой ладони. Прямая чёлка светло-русых волос спала Алёше на лоб, и из светлых глаз закапали по лицу славянских черт чистые, ясные слёзы. Мальчик от боли, от неожиданности, от обиды заплакал. Кухарки в испуге закудахтали. – Я никому никогда не позволять оскорблять меня, мой народ! – скалясь, произнёс гость, от злости позабывший грамматику.

– Пошли, пошли, мой мальчик! – сказала Александра Фёдоровна, и, обняв вставшего из-за стола плачущего Алёшеньку за спину, повела его в детскую комнату. Вслед за ними последовали и покорные кроткие девочки. Николай Александрович решительно встал из-за стола, и силы этого жеста было достаточно, чтобы гость застыл неподвижно. – Уходите сейчас же, прошу вас! И не думайте, что после такого отношения к детям, к моему сыну, между нами может быть хоть что-то. И совместного дела у нас не будет, – строго сказал Николай посетителю. – Что же у вас у всех за манера такая – лезть в наши дела! Только приедете к нам – и лезете, лезете, лезете!

Почему, почему вы вечно вмешиваетесь в наши дела, в наши жизни? – думал Николай Александрович, прекрасно понимая, что никто не даст ему ответов на собственные вопросы, и что не в его силах ситуацию исправить. Гость тем временем складывал свой пиджачишко и собирался уйти. Гость ушёл, не позабыв плюнуть на порог, когда его уже никто не видел… Кто знает, быть может этому неприятному человеку суждено будет ещё раз, и не один, переступить порог того дома…

Кто знает, быть может «недомогание» Ольги, старшей дочери Николая, было связано с тем, что она зналась уже ранее с этим посетителем… Кто знает, быть может, Николаю Александровичу придётся своих будущих внуков воспитывать уже вместе с этим неприятным гостем и с учётом его мнения… Кто знает, кто знает, каковы они – тёмные аллели современных династий, современных семей и современных детей…

Иван РОЗАНОВ