О содержании экономических споров. Полемика по  концепции экономической политики  – постоянная характеристика общественного дискурса. Она не  затихала и  в  период высоких темпов экономического роста. Тогда она подогревалась, в основном, интересами перераспределения ограниченных ресурсов в пользу той или иной отрасли, или группы банков под лозунгом «промышленной политики». (В 90-е годы – под лозунгом «конверсия».) В условиях экономического спада и в преддверии двух избирательных циклов, естественно, происходит её обострение. И это нормально.

Огорчает, то, что она не блещет ни новизной, ни содержательностью.

Уже 25 лет она сводится, по сути, к двум простым идеям:

1) укрепление рыночных инструментов государственного регулирования, структурные реформы, использование конкуренции, как драйвера роста, проведение ответственной кредитно-денежной политики, удерживающей инфляцию хотя бы в пределах однозначных значений;

2) оппоненты предлагают кредитную экспансию, как источник инвестиций, направляемых на  централизованно выбранные приоритеты, утверждают, что инфляция  – меньшее «зло», а  государственное планирование  – оптимальный путь ускорения экономического роста. Похоже, что дискуссия, с небольшими вариациями, по-прежнему ведётся в рамках наивной дихотомии второй половины 80-х годов прошлого века: «план или рынок».

Идеологической основой оппонентов остаётся неприятие основ конкурентной рыночной экономики. Можно вспомнить «пламенных» борцов с присоединением к ВТО. Профессиональный анализ показывал, что это событие, без структурных реформ – нейтрально по отношению к темпам роста. Реальность это полностью подтвердила. Сегодня помимо ультралевой идеологии добавились весьма конкретные лоббистские устремления и желание предложить себя на высокие посты в экономическом блоке исполнительной или законодательной власти.

Печально, что идеология, лоббизм и карьерные интересы по-прежнему часто доминируют над общенациональными задачами. Совершенно неприемлемо то, что такие воззрения крайне далеки от современного уровня экономических знаний.

Циклы в  экономике.

Текущий экономический спад  – уже третий в истории новой России. Первые два спада в 1998 г. и 2008 г. носили отчётливо выраженный V-образный характер. Если в 1998 г. экономика упала на 5,3% ВВП, то уже в 1999 г. был рост 6,4%, а в 2000 г. – вообще 10%. Это рекордный рост за последние 30–35 лет. Похожая картина была в 2008 г. Сегодня очевидно, что нынешний спад будет менее глубоким, но  более продолжительным по  времени. Графически его можно представить U-образной или в  худшем случае L-образной кривыми.

В  соответствии с инерционным прогнозом Минфина России, темпы роста у нас 10 лет могут быть ниже среднемировых. МВФ (октябрь 2015 г.) прогнозировал восстановление роста в 2017 г. (+1% ВВП) и затем ежегодный прирост 1,5% ВВП ежегодно, вплоть до 2020 г. Как это влияет на наше позиционирование в мире? В 2014 г. мы были шестой экономикой мира по паритету покупательной способности и десятой по текущему обменному курсу. При сохранении вялой экономической динамики Россия может к 2030 г. опуститься на седьмое место в мире по паритету, пропустив вперёд себя Бразилию, и на пятнадцатое – по текущему обменному курсу. Сразу после Мексики. Сегодня эти две страны – наши реальные конкуренты. Высока и вероятность, что в ближайшие четыре года Китай обгонит нас по ВВП на душу населения – по курсу. А по паритетам покупательной способности это может произойти в районе 2025 г. Если эти оценки сбудутся – завершится окончательная перебалансировка экономической мощи в Евразии, будет пройден и важный негативный для нас психологический рубеж. Каковы причины этой ситуации?

Во-первых, в 2014–2015 гг. завершился так называемый ресурсный цикл, и мировая экономика вступила в период низких цен на сырьё. Поэтому экономика России, сильно завязанная на  глобальные рынки сырья, испытывает своеобразную «ломку» после полутора десятилетий из «голландской болезни». Во-вторых, исчерпана экспортно-ориентированная модель роста, основанная на постоянном увеличении экспортных цен на углеводороды. Период 2000–2008 гг., который некоторые обозреватели называют «русским экономическим чудом», когда ежегодные среднегодовые темпы роста составляли 7%, дал долгожданную передышку после тяжелейшего и драматического трансформационного шока 1992–1998 гг. В этот период были заложены, пусть не совершенные, основы рыночных институтов.

Политическая стабильность, которую принесло стране избрание Президентом России В. В. Путина и ответственная, профессиональная макроэкономическая политика, приоритет в  проведении которой безусловно принадлежит А. Л. Кудрину и Г. О. Грефу, лежали в основе бурного роста 2000–2008 гг. Первый шаг в  этом направлении был сделан Правительством Российской Федерации, возглавляемым Е. М. Примаковым, впервые в истории новой России сбалансировавшим бюджет на 1999 г. Конечно, благоприятная конъюнктура мировых рынков сырья «надувала паруса» российской экономики в  эти годы. Реальный эффективный курс рубля в  2013 г. превышал расчётный инфляционный примерно на  35%. Другими словами, доходы и  домашних хозяйств, и  предприятий больше чем на  треть состояли из  нефтяной ренты. При этом производительность труда росла гораздо медленнее. Тем не менее ряд секторов экономики (металлургия, пищевая промышленность, химия, мобильная связь, банки, здравоохранение и др.) смогли провести значительную модернизацию основного капитала. У домашних хозяйств образовалась определённая «подушка безопасности». За последние 15 лет почти на четверть выросла средняя жилплощадь на человека в России. В домашних хозяйствах сформирован определённый запас новейших товаров длительного пользования. Свыше 300 миллиардов долларов сегодня находится на банковских депозитах и, возможно, столько же хранится в наличной форме.

Сегодня нет никакой банковской паники, как это было в 1998–1999 гг. или осенью 2008 г. Её тогда удалось погасить достаточно дорогой ценой. Домашние хозяйства и компании накопили определённый опыт антикризисных стратегий. Домашние хозяйства сменили потребительскую модель поведения на накопительную, то есть, как говорится, создают запасы на чёрный день. В январе 2016 г. депозиты физических лиц в финансово-кредитных учреждениях выросли по отношению к январю 2015 г. на 27%. Сократилась задолженность россиян и по кредитам. И если в 1998 г., когда я работал помощником Председателя Правительства России, многим казалось, что небо падает на землю, сегодня этого ощущения, слава богу, нет. Активное сальдо внешнеторгового баланса у нас осталось примерно прежним. Относительно высокими остаются и золотовалютные резервы. Но,  конечно, падение доходов домашних хозяйств стало очень резким и вернуло нас к уровням десятилетней давности. В сложившихся условиях экономика может выйти на траекторию роста, особенно если поддержать спрос через пенсионеров и бюджетников, но с темпами, близкими к слабому росту ведущих стран Европейского союза, то есть порядка 1,5–2% в год. Однако экономика России с огромным отложенным потребительским спросом на здравоохранение, образование, жильё, спросом экономики на инфраструктуру, модернизацию многих отраслей, которые ещё далеки от технологического фронтира, имеет гораздо больший потенциал роста, чем высокоразвитые европейские экономики.

Вместе с тем, ещё раз подчёркиваю, риски затяжной стагнации высоки. В 2010–2015 гг. среднегодовые темпы экономического роста составляли 0%. Необходимость перехода к новой модели экономического развития настоятельно стучится в двери. Естественно, она должна быть гораздо сложнее предыдущего опыта. Предпосылки и препятствия устойчивого роста. С чем связаны возможности преодоления экономического спада? Прежде всего переключением части спроса на отечественную продукцию. Экономика постепенно адаптируется к новым ценовым пропорциям. Появились незагруженные мощности, но пока ещё при сохранении рабочей силы, в том числе в виде неполной занятости. Без возможности лёгкого внешнего рефинансирования заметно улучшаются балансы компаний. Некоторые отрасли продемонстрировали и в 2015 г. заметный рост: химическая промышленность – 6,2%, сельское хозяйство  – 3,0%. Всё это оставляет пространство для восстановительного роста.

Конечно, критическое препятствие на  этом пути  – это падение инвестиций. Элементарный инвестиционный анализ опирается на  отношение доходности к рискам. Так вот риски сегодня в нашей экономике, с моей точки зрения, зашкаливающие. Часто, ссылаясь на низкие ставки по кредитам в Японии, США и ЕС, призывают понизить ставки кредитования в России. Но до тех пор, пока сохраняются длительные процедуры землеотвода, подключения к  энергетическим сетям, многоступенчатое оформление экспортных операций, запутанные процедуры возврата НДС по экспортным операциям, рейдерство, дискриминационный доступ к логистической инфраструктуре, другие хронические регулятивные «тромбы», ставки по  кредитам, устанавливаемые на  рыночных принципах, а не «с потолка», не могут не учитывать эти и другие риски. Более того, идёт постоянное наращивание регулятивных и налоговых издержек бизнеса. Объём Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации за последние 15 лет вырос в 2,7 раза. Если за первое полугодие 2000 г. было выпущено 1717 нормативных актов федерального уровня, то за первое полугодие 2015 г. – 5169 актов. Получается, 28 федеральных актов в день, считая выходные. Представьте себе вице-губернатора по экономике и финансам в среднем регионе. На него ежедневно падает этот регулятивный «ливень». И как ему с ним справляться? То же самое в компаниях среднего размера. Крупные компании, конечно, имеют десятки юристов и каким-то образом управляют этим потоком. К чему это приводит в своём пределе? Обработка одного контейнера в  порту Владивосток зимой 2016 г., включая растаможивание, занимала 72 часа. Южнее порта Владивосток примерно на 450 километров находится китайский порт Далянь (раньше – «порт Дальний»), в нём обработка контейнера занимает 18 минут. И пока по этому и другим параметрам госуправления мы не приблизимся к лидерам современной мировой экономики, говорить о том, что надо заливать страну деньгами, на мой взгляд, крайне безответственно. Это только небольшой штрих к провалам госуправления.

Его реформа стучится в двери. Вместе с судебной реформой – это лучшая антикризисная и контрциклическая политика, способная вывести на траекторию устойчивого роста. Другим серьёзным ограничением роста остаётся качество человеческого капитала. По индексу человеческого развития мы делим с Белоруссией 50–51-е места в  мире. И  больших подвижек здесь нет, в  основном из-за продолжительности жизни. По  данным Всемирной организации здравоохранения, по  этому показателю мы находимся на  122-м месте в  мире. Средний ожидаемый уровень продолжительности жизни у  нас 70,9 лет. В Северной Корее – 70,5 лет. В Китае ожидаемая продолжительность жизни уже 75, а в соседней с нами Финляндии – 81 год. Пустеет Центральная Россия. Самая высокая смертность при рождаемости в  1,5–2 раза ниже среднестатистической в  Псковской, Тульской, Тверской, Новгородской, Рязанской, Владимирской и  других центральных областях. Плохо то, что воронки мегаполисов  – Москвы и  Питера  – затягивают молодёжь из  этих регионов, и  эта территория пустеет. Известны оценки о том, что 60% трудоспособного населения г. Иваново работают в Москве. Такая пространственная неравномерность экономического развития – это серьёзный вызов, на который пока не удаётся найти адекватный ответ. Ключ к нему, на мой взгляд, это инфраструктура, прежде всего дороги и газификация, и, конечно, развитие аграрного и малого бизнеса. При появлении чёткой экономической стратегии на среднесрочную перспективу и соответственно снижении неопределённости в экономике, предоставления большей свободы бизнесу путём обуздания регулятивного бремени, повышения скорости и  качества государственных услуг и  при относительно низком курсе рубля, на  мой взгляд, можно рассчитывать на возобновление роста. В принципе, конечно, он у нас не может быть выше, чем в Китае, но 3–4% прироста ВВП в год – реалистическая оценка. Она опирается на необходимость технологической модернизации хозяйства, потребности в  развитии инфраструктуры, высокий отложенный потребительский спрос. Вообще, у  нас со  времён Политбюро ЦК КПСС сохраняется некая фетишизация темпов роста. Академик Струмилин ещё Хрущёву предлагал «санитарную» пятилетку с  целью выравнивания структурных дисбалансов.

Академик Анчишкин в  1980 г. с  помощью расчётов по  межотраслевым балансам вышел на оптимальные с его точки зрения 0,8% ВВП в  год. Он подчёркивал важность качественного наполнения структуры выпуска, но его тоже не слушали – заставили пересчитать на 4%. С моей точки зрения, необходимо вернуться к приоритету качества роста над количественными показателями. Бег по кругу. Сторонники высоких темпов роста любой ценой предлагают различные комбинации кредитной экспансии, «инвестиционные» деньги, применение искусственных схем финансового «инжиниринга» в  надежде профинансировать приоритетные, наукоёмкие отрасли, малый и средний бизнес или просто инновации. При этом часто ссылаются на опыт Федеральной резервной системы США или Европейского Центрального банка, практиковавших «количественное смягчение», не  вызвавшее инфляционной волны. Всё это так. Но только если бы мы могли эмитировать не рубли, а доллары или евро. Эти мировые валюты имеют практически не  ограниченный глобальный спрос, являются привлекательным финансовым активом. К сожалению, этого пока нельзя сказать о нашей национальной валюте. Стихла без последствий шумная кампания по  превращению Москвы в  международный финансовый центр. Вместо этого предлагаются искусственные финансовые схемы, призванные удержать «инвестиционные» деньги от попадания на валютный или потребительский рынки.

Эти предложения по своей экзотичности отчасти напоминают «три модели хозрасчёта» тридцатилетней давности. Эти утопии можно осуществить только если одновременно отменить конвертируемость рубля, ввести «фондирование», карточное распределение потребительских благ, множественные валютные курсы. Но для полноты картины стоит отметить, что такие практики не возможны без восстановления Госплана, Госснаба, Госкомцен и  других «прелестей» обанкротившейся центрально-планируемой экономики. Как тут не  вспомнить программу «ускорения на базе машиностроения», обрушившую советскую экономику. Можно рыть канавы – с печальной периодичностью в горячих головах возникают идеи межбассейновой переброски северных стоков рек Сибири. Раньше в Среднюю Азию, теперь – в Китай. По сути дела, сторонники денежной накачки призывают к обанкротившимся экономическим стратегиям. Да и наш сегодняшний опыт тоже говорит о том, что на один более или менее эффективный (судить ещё рано) Суперджет у нас есть десятки АЗЛК, ЗИЛов и других ё-мобилей. Конечно, сбалансированная денежнокредитная политика  – необходимое, но  не  достаточное условие роста. Часто журналисты задают вопрос: какая от неё польза?

Отвечаю – никакой, какая может быть польза от грудного младенца? Но плохая – проэмиссионная  – политика способна взорвать социально-политическую стабильность. Поэтому считаю, что отказываться от жёсткой кредитно-денежной политики – контрпродуктивно. Можно обсуждать превышение ключевой ставки над текущей инфляцией, можно подумать об увеличении госдолга. Но QE – пока рубль не является глобальным активом – это не для нас. В чём политическая трудность проведения жёсткой кредитно-денежной политики или политики санации банковской системы? В том, что она несёт концентрированный ущерб ожиданиям или даже прямые финансовые потери инсайдерам при распределённом общественном выигрыше, который не всегда сразу заметен. Структурные реформы и  институциональная модернизация. Для того, чтобы заложить фундамент устойчивого экономического роста, необходимо проведение структурных и институциональных реформ. Распоряжением В. В. Путина (16 мая 2016 г.) создана рабочая группа Экономического совета при Президенте Российской Федерации под руководством А.  Л.  Кудрина, которая занимается этой сложной работой. Её название абсолютно однозначно: «Приоритеты структурных реформ и  устойчивый экономический рост». Поскольку шоковые реформы всегда крайне болезненны, необходимо постепенное вхождение в новые экономические реалии. На период выхода из спада, с моей точки зрения, стоит объявить мораторий на новые законодательные и нормативно-правовые акты, которые ухудшают условия хозяйствования. Следует резко упростить условия госзакупок по тендерам. Пока это законодательство ориентированно в  основном на  процедуру, а  не  на  конечный результат. Необходимо устранить барьеры по экспорту для средних компаний. И  конечно, необходимо неуклонное движение к  таким хорошо известным экономистам разных школ институтам, как конкурентная среда внутренних рынков, защита инвесторов и эффективная судебная система. Это всё назревшие структурные реформы, о которых мы давно говорим.

Инновации.

Только структурные реформы, направленные на  восстановление конкурентного климата, позволят преодолеть инновационную апатию. В сфере нововведений сложилась парадоксальная ситуация. В  результате массированного и  не  всегда критического заимствования зарубежных институтов, практик и  процедур в  России сформированы практически все структурные элементы стандартной англо-саксонской инновационной системы. Есть и  исследовательские университеты, и  государственные научные и  венчурные фонды, технопарки, даже секция новых высокотехнологических компаний на ММВБ. Нет только одного – инноваций. С моей точки зрения не укоренилось ещё представление о том, что инновация – это исключительно рыночное, экономическое событие. Это не  технологический прорыв, не  новое открытие или изобретение. Инновация, продуктовая или в сфере услуг, рождается в точке пересечения общественной потребности (другими словами – платёжеспособного спроса) и технологии. Если инновацию надо «внедрять» – это из другой оперы. Даже если она «шестого» или любого другого уклада.

И реальное изменение здесь опять связано со структурными реформами. Дело в том, что до тех пор, пока победу в конкуренции на рынках может принести использование административного ресурса, а не конкуренция за долю рынка, за потребителя по качественным инновационным эффектам – до тех пор бизнес не будет фокусировать свои стратегии на создании и использовании нововведений. Недавний (29  июля 2016 г.) визит В.  В.  Путина на завод компании «Акрон» в г. Великий Новгород показал, что в России есть глобально конкурентоспособные предприятия, осуществляющие многомиллиардные инвестиции в технологии с опорой на отечественные научные и проектные организации.

И это, в частности, результат грамотной политики регуляторов (ФАС, Минпром России), сформировавших конкурентный климат в промышленности минеральных удобрений. Структурные реформы в государственном регулировании, госуправлении, судебной системе позволят сохранить существующие конкурентные позиции таких секторов как нефтедобыча, химия, сельское хозяйство, атомное, транспортное, сельхозмашиностроение, вертолётостроение, связь, банковское дело, производство строительных материалов, робототехника. Здесь сохраняется и внутренний, и внешний спрос. Кроме того, сегодня оказывается достаточно серьёзная господдержка автопрому, сельскому хозяйству и строительству. И от всех этих секторов можно начать движение вглубь технологического пространства, в смежные технологически сопряжённые отрасли на  основе так называемого органического структурного роста. Заимствование технологий, встраивание в  глобальные цепочки добавленной стоимости на этом пути – неизбежный процесс. Но надо стремиться к тому, чтобы центры прибыли и системной интеграции технологий сдвигались на территорию России. Конечно, при этом не стоит забывать, что в нашем ВВП уже 65% составляет сфера услуг. И здесь тоже есть пространство для роста.

В частности, сегодня пошли инвестиции во внутренний туризм. Сектора, которые обеспечивают поддержание оборонной достаточности, естественно, нуждаются в госзаказе. Но и здесь есть возможности оптимизации, в том числе за счёт выпуска продукции невоенного или двойного назначения, за счёт акцента на так называемые двойные инновации. Не удалось пока и решить проблему распыления ресурсов, в результате множественности разработки и производства ряда стратегических систем. Конечно, для этого нужен определённый набор стимулов. Вызовы мировой экономики. Здесь я отметил бы три группы факторов. Первый фактор – это замедление китайской экономики, которое способно оказать влияние на наше развитие в предстоящие годы. Официальные данные по темпам экономического роста в Китае за 2015 г. – 6,9% – оказались самыми низкими в этой стране за последние четверть века. Большинство западных и японских экспертов считают, что реальный рост Китая ещё ниже – менее 5%. В принципе, это нормально, потому что 1% китайского ВВП сегодня – это 1,5% в 2010 г. и 2,5% в 2000 г. Для нас негативное влияние наиболее чувствительно в связи с давлением на цены на углеводороды. Второй фактор. Дополнительное давление на  состояние энергетических рынков может оказать снятие эмбарго на экспорт нефти из США и возвращение Ирана к экспорту углеводородов. Расширение предложения углеводородного сырья со стороны США и Ирана может привести к очередной перебалансировке нефтяного рынка.

Хотя выход этих стран – и Ирана, и США – на значительные объёмы экспорта стоит ожидать в 2017 г. Третий фактор  – это ухудшение делового климата, это негативные ожидания экономических факторов в  ведущих странах ЕС, связанные с проблемой беженцев, с выходом Великобритании из Европейского союза и, конечно, с террористической угрозой. Прогноз Международного валютного фонда по  экономике ЕС уже понижен. В текущем году ожидается не 1,7%, а 1,5%. Некоторые эксперты говорят о том, что рост может быть в районе 1%. Конечно, несмотря на  санкционное давление, Европейский союз остаётся нашим ведущим торговым партнёром. Это 48% российского экспорта и  38% импорта в  прошлом году. Вялая экономическая динамика в Европе может повлиять на объёмы экспортного спроса и поставки продукции инвестиционного назначения из стран ЕС. Если говорить о  сотрудничестве с  Китаем, то  здесь нужен реализм, а не избыточные иллюзии. Был период, когда некоторые чиновники и эксперты сильно опасались китайской экспансии на Дальний Восток. Этого не произошло. Сегодня скорее дальневосточники стремятся в Китай.

Точно так же не сбываются пророчества, что «Китай нам поможет». Объём прямых китайских инвестиций в 2015 г. в Соединённые Штаты примерно в 26 раз превышал объём этих инвестиций в Россию. Из 39 миллиардов прямых иностранных инвестиций Китая за рубежом в прошлом году нам досталось лишь 1,5%. Китай пока не сможет заменить сотрудничество с Европой и Соединёнными Штатами в  технологической, энергетической, инвестиционной сферах. Вместе с тем китайский вектор – это важнейшее и растущее стратегическое дополнение к европейскому вектору. Особенно, исходя из планов руководства КНР превратить страну в мирового технологического лидера. По прогнозам ИМЭМО им. Е. М. Примакова, к 2030 г. доля Китая в структуре глобальных расходов на НИОКР превысит долю всех стран ЕС. Китай сохраняет позицию нашего главного внешнеторгового партнёра. А новые возможности в плане привлечения китайских инвестиций открывает для России стратегия «Экономический пояс Шёлкового пути» и его финансовая база – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций.

Однако эту возможность надо реализовать. Нужна наступательная политика в практическом претворении соглашения о сопряжении Шёлкового пути и планов развития Евразийского экономического союза. Тем более что, как заявил Премьер Госсовета КНР на пресс-конференции 16 марта 2016 г., по итогам мартовской сессии ВСНП: «Китай стал в прошлом году самым крупным торговым партнёром США, объём торговли приблизился к  560 млрд долл.» То  есть китайцы, уже потеснили ЕС с  первого места в торговле с Соединёнными Штатами. Почему я  говорю о  том, что нам нужна наступательная политика на  этом направлении? Потому что российское направление далеко не единственное и пока не главное в планах Шёлкового пути, который отдаёт сегодня приоритет Казахстану, Пакистану и Восточной Европе через южные маршруты в обход Украины и России. Китай начал инвестирование по пакистанско-казахстанскому коридору (объём инвестиций 40 миллиардов долларов) и восточно-европейскому в обход России и Украины.

Активно развивается сотрудничество по линии Китая плюс 16 бывших социалистических стран. И высока вероятность, что эти южные коридоры будут созданы раньше, чем меридианные транспортные коридоры «юг – север», которые нас больше интересуют. Технологическая конкуренция. Китай в своём 13-м пятилетнем плане недвусмысленно заявил о том, что стремится стать мировым инновационным лидером. Руководство КНР планирует к 2020 г. увеличить расходы на НИОКР до 2,5% ВВП, что само по себе очень много. Почему это происходит? Потому что сегодня, очевидно, увеличивается количество игроков на глобальных рынках хай-тек, обостряется конкуренция за так называемую инновационную премию. Достигли своих пределов, прежде всего с точки зрения экологии, демографии, многие технологические решения. Наконец, с инновационным превосходством государства и корпорации связывают надежды удержать или, наоборот, захватить глобальное лидерство.

Происходит разворот от фронтального подхода к науке и инновациям к фокусировке ресурсов. Ресурсы концентрируются на тематике и структуре, имеющей очевидное национальное и международное лидерство. Актуальным организационно-управленческим ответом на все эти вызовы стало формирование центров превосходства. Эти структуры создаются при ведущих научных организациях и университетах. Китай активно пользуется этим приёмом. В странах ОЭСР количество этих центров превосходства уже перевалило за 320. Центры превосходства – специальная форма финансирования в целях сокращения времени научно-инновационного цикла. Для России это важно с точки зрения ликвидации критической зависимости по ряду импортных позиций. Центры превосходства рассматриваются сегодня как гравитационные центры для научно-технологических консорциумов и даже цепочек добавленной стоимости. На сегодня это самый современный организационный приём интеграции науки, технологий и рынка.

Хочу отметить, что сегодня конкуренция на глобальных рынках высоких технологий идёт уже скорее не  между странами, а  именно между консорциумами и  цепочками добавленной стоимости. Конечная цель инновационного роста, конечная цель национальной конкурентоспособности  – это удержание высококвалифицированных и,  соответственно, высокооплачиваемых рабочих мест на своей территории. Без этого невозможен рост уровня и качества жизни. И в заключение я отмечу, что не в наших интересах оказаться на обочине крупнейших за  последние 70 лет международных трансформаций. Я  имею в  виду Экономический пояс Шёлкового пути, Транстихоокеанское партнёрство. Это масштабные долговременные мегарегиональные проекты, и  нам необходимо серьёзно размышлять о  взаимодействии с ними. Очевидно, что в долгосрочном плане возможность эффективного международного позиционирования будет зависеть не только от военных мускулов (хотя полицентричная архитектура мироустройства опаснее и би-полярной и однополярной конструкций), но и от нашей способности к инновационному развитию, от уровня и качества жизни, от умения выстраивать выгодные отношения с другими крупными игроками.

Дынкин А. А., директор Института мировой экономики и международных отношений им. Е. М. Примакова РАН, доктор экономических наук, академик РАН