Анатолий Корнельевич Виноградов | Знания, мысли, новости — radnews.ru


Анатолий Корнельевич Виноградов

Таруса. 9 марта 2013 года

Таруса. 9 марта 2013 года

Без семьи Виноградовых культурная жизнь Тарусы намного бы обеднела. Об известном писателе Анатолии Корнельевиче Виноградове вспоминает его дочь Надежда Анатольевна, почетный академик Российской академии художеств, известный историк искусства, тонкий знаток стран Дальнего Востока, автор более двадцати книг.

Надежда Анатольевна родилась, росла и училась в Тарусе,которая присутствует в ее московском доме в родных тарусских пейзажах — чудесных акварелях и пастелях Василия Алексеевича Ватагина, «доброго гения нашей семьи», как о нем отзывается Надежда Анатольевна. Великолепен пастельный портрет молодого Анатолия Корнельевича, также выполненный Ватагиным и никогда не публиковавшийся. И с особым трепетом написан портрет сестры писателя — певицы Нины Корнельевны за роялем. Дочь Надежды Анатольевны — Татьяна Владимировна Толстая — пошла по стопам матери: она специалист по древнерусскому искусству, недаром в древнерусском храме ее крестил Константин Георгиевич Паустовский.

Отец мой, писатель Анатолий Корнельевич Виноградов, принадлежал к плеяде тех целеустремленных, искренних и активных интеллигентов, которые так много сделали для возрождения нашей отечественной культуры XX столетия.

Жизнь его не была легкой. Насыщенная неустанным трудом, почти непрерывным преодолением препятствий, она протекала бурно и напряженно. Анатолия Корнельевича Виноградова больше знают как писателя, автора исторических романов «Три цвета времени», «Осуждение Паганини», «Стендаль и его время».

Менее известен он как ученый-исследователь, литературовед, переводчик, собиратель, организатор библиотечного дела Румян-цевской, а впоследствии и Ленинской библиотеки. Совсем не известен он широкой публике как библиофил, один из учредителей Русского общества друзей книги (РОДК), как дипломат и даже летчик. Хотя в своей писательской и научной деятельности он соприкасался со многими известными и даже знаменитыми людьми, такими, как Анатолий Васильевич Луначарский, Игорь Эммануи-лович Грабарь и Алексей Максимович Горький, с которым вел постоянную переписку. Именно Горький писал предисловия к его книгам.

О жизни Анатолия Корнельевича существует весьма мало публикаций. К ним можно отнести лишь вступительные статьи к «Избранным произведениям», появившимся в 1960-х — 1987 годах, статью писателя Евграфа Кончина «Уполномочен принимать все меры» в «Альманахе библиофила» (1980), его же книгу «Эмиссары восемнадцатого года» (1981) и статью Абрама Ирлина «Малоизвестные страницы жизни и творчества Анатолия Виноградова» в сборнике «Невский библиофил» (1997). В своей статье Ирлин приводит очень точное высказывание Виктора Шкловского о моем отце: «А. К. Виноградов имел очень тяжелую литературную жизнь. Он — писатель недооцененный, его придется раскапывать и восстанавливать». Я тоже далеко не достаточно знала своего отца, поскольку судьба разъединила нас, когда я была еще ребенком. Однако все то, что было связано с ним в мои детские годы, ярко запечатлелось в памяти.

Для того чтобы дать большее представление о творческой личности отца, начну с его биографии, известной мне как по литературным источникам, так и по рассказам моих близких — мамы, бабушки, сестры отца — моей тетки.

Анатолий Корнельевич родился 9 апреля 1888 года в селе Полотняный завод Калужской губернии, которое принадлежало семейству Гончаровых (неудивительно, что крестной матерью новорожденного стала Екатерина Дмитриевна Гончарова, племянница Натальи Николаевны Пушкиной).

И отец, и мать его были учителями. Отец преподавал математику, мать — русский язык и литературу. Вскоре после рождения сына семья переехала в Тарусу, где ими был выстроен дом, посажен красивый сад и заведено хозяйство. Когда семья Виноградовых перебралась в Москву, Таруса продолжала оставаться родным домом, куда все съезжались летом.

Корнелий Никитич (так звали деда) стал преподавать в различных московских учебных заведениях и в первые советские годы организовал в Тарусе «взрослую школу», сыгравшую немалую роль в просвещении Тарусского уезда; впоследствии он был удостоен звания «Заслуженный учитель РСФСР». Надежда Николаевна, урожденная Гумилевская (так звали мою бабку), открыла собственную школу — маленький домик рядом с теперешним Музеем изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (этот дом с именной табличкой существовал и тогда, когда я стала совсем взрослой).

Вскоре родилась в семье Виноградовых и дочка — Нина, красивая, отважная девочка, будущая певица с прекрасным контральто.

Началась московская жизнь. Анатолий был принят в Московскую классическую гимназию, которую окончил в 1906 году. Уже в гимназические годы проявились его литературные способности.Он начал писать стихи и делать переводы. Особенно нравился ему Мицкевич. Надежда Николаевна была полькой, и Анатолий рано выучил польский язык. Но и другими европейскими языками он овладевал легко и быстро.

По окончании гимназии отец мой поступил на физико-математический факультет Московского университета. Однако через два года понял, что ошибся, и перешел на историко-филологический факультет, который окончил в 1912 году с дипломом первой степени. Еще студентом он начал бесплатно сотрудничать в Румянцев-ском музее (в том прекрасном здании, выстроенном Баженовым, которое сейчас в таком запущенном виде возвышается над Моховой улицей).

По окончании университета его зачислили туда же на должность помощника библиотекаря. Тогда он и не предполагал, что вскоре станет директором этого музея. Еще со студенческих лет отец был членом «Общества свободной эстетики», объединявшего поклонников нового искусства. Здесь он завязал знакомства и подружился с поэтом Эллисом, сестрами Тургеневыми, поэтом, а впоследствии священником Сергеем Соловьевым. Круг его литературных интересов привел его в 1909 году в Ясную Поляну, где он трижды беседовал с Львом Николаевичем Толстым. Об этих встречах он потом написал в предисловии к книге «Шейх Мансур».

В 1913 году его посылают в научную командировку в Италию, Францию и Австрию, где он увлеченно работает в архивах. Увлеченность творчеством Стендаля и Байрона определила его дальнейшую творческую судьбу и ярко отразилась в написанных им впоследствии книгах. Научные планы отца нарушила Первая мировая война. В 1915 году его призвали в действующую армию, и он два года прослужил санитаром во Второй кавалерийской дивизии. Лишь в 1917 году, получив тяжелую контузию (и георгиевские отличия за храбрость), был демобилизован и вернулся в Румянцев-ский музей, где стал работать ученым секретарем.

Началась новая полоса его жизни уже при советской власти. Отец попутно со своей работой был назначен заместителем заведующего библиотечным отделом Наркомпроса. Теперь уже ни одно библиотечное мероприятие не обходилось без его участия. Он работает также и как член Комиссии при Моссовете по охране памятников старины и художественных сокровищ. Огромная и очень трудная работа велась им по спасению и приему брошенных усадебных библиотек. «Анатолий Корнельевич, — писал уже позднее, в 1924 году, П. П. Малиновский (народный комиссар имуществ республики), — был первым из весьма немногих в то время интеллигентов, пришедших добровольно на помощь советской власти. Он оказал неоценимые услуги как по сохранению Румянцевского музея, так и по охране вообще московских культурных ценностей, увлекая своим примером товарищей по специальности».

Из брошенных старых усадеб отец на лошадях и телегах вывозил книги, картины и гравюры, спасая их от расхищения. Каждая из книг и картин, пополнявшая Румянцевский музей, тщательно учитывалась им и фиксировалась. Порой он и сопровождающие его ученые находили библиотеки уже разграбленными. Так, например, было в усадьбе Корсаковых в селе Тарусово. Пришлось собрать крестьянскую сходку, где отец объяснил крестьянам значение для народа культурных ценностей и обратился к ним с пламенным призывом помочь культуре страны. Этот призыв оказал свое действие, и расхищенные книги были возвращены.

В 1918 году, после подписания Брестского договора, отцу как члену Коллегии Народного комиссариата имуществ республики поручили работу по спасению культурных ценностей от притязаний кайзеровской Германии. А в конце 1920 года направили в качестве эксперта в Ригу для участия в мирных переговорах с Польшей. В состав делегации входили также академик С. Ф. Ольденбург, художник и искусствовед И.Э. Грабарь. Вместе и порознь они написали ряд статей, опубликованных в рижской газете «Новый путь». В их числе была и статья, посвященная судьбе дневника Пушкина, ставшего достоянием Румянцевского музея.

По возвращении из Риги в 1921 году отца назначают директором Румянцевской библиотеки, выделившейся из музея и впоследствии переименованной в Библиотеку им. В.И. Ленина. В личной судьбе отца также происходят перемены. В 1919 году он женится на моей матери — Елене Всеволодовне Козловой, молодой сотруднице Румянцевской библиотеки. В 1921 году у них родился сын Юрий (19-летним юношей он погиб на фронте в 1943 году), а в 1923 году в Тарусе летом родилась и я. Времена были суровые, и мама несла меня из родильного дома в простой бельевой корзине с ручкой. Тогда и состоялось мое первое знакомство с братом, который вышел навстречу и спросил: «Аличка, что несешь, неужели сестричку?» Это первое свидание положило начало нашей долгой и большой дружбе с братом, моим рыцарем, защитником и покровителем.

Настала пора рассказать и о Тарусе, где я родилась и выросла, которой обязана своими детскими впечатлениями, навсегда врезавшимися в память. Сейчас все восхищаются Тарусой, но в те далекие времена она была гораздо уютней.

Городок этот, расположенный на высоком берегу Оки, был тихим, очень цельным, и от него, как и от многих русских провинциальных городов, веяло миром и покоем. Отец страстно любил Тарусу, любил отцовский дом и тосковал по нему, даже живя в Италии.

В Тарусе, волею судеб, жило много людей высокой культуры. Отец дружил с Мариной и Анастасией Цветаевыми, семьей Некрасовых (бывших инспекторов московских гимназий), врачами Добротворскими, и особенно с Василием Алексеевичем Ватагиным, добрым гением нашей семьи, талантливым художником и скульптором-анималистом. По соседству с нами каждое лето жил и пейзажист Крымов. Бывали в доме Бальмонт, Алексей Толстой, сестры Крандиевские…

Наш тарусский дом был одним из центров культурной жизни города. Это было просторное бревенчатое строение с мезонином и густым садом. Он и сейчас стоит на высоком берегу Оки напротив Воскресенской горы, над вечно журчащим источником (моя тетка Нина Корнельевна продала его после смерти отца писателю Н. Богданову). Но все же несколько лет тому назад тарусские власти открыли на нем мемориальную доску в память о моем отце.

Сейчас дом выглядит облезлым и печальным с дурацкой керамической пристройкой. А тогда — в моем детстве — он казался мне, да и в самом деле был, наверное, удивительно красивым. Недаром Ватагин так часто писал его. Дом весь был наполнен жизнью. В большой комнате стояло пианино, на котором играли и пели и Нина Корнельевна, и приходившие к ней молодые подруги. Над столом, покрытым персидским ковром, висела старинная керосиновая лампа с огромным стеклянным абажуром. На полках по бревенчатым стенам были расставлены народные игрушки: смешные «дамы и гусары», керамические обливные куманцы. Стеньг украшали прекрасные ватагинские картины, пейзажи и портреты отца и Нины Корнельевны за роялем.

Но самым притягательным местом была печка, беленая и расписанная двоюродной сестрой отца и тетки художницей и основательницей Тарусской вышивальной артели Маргаритой Гу-милевской, — огромными синими вазонами с яркими декоративными цветами. За окном стояли липы, а из окон открывался вид на далекий лес Улай и белые строения усадьбы Поленовых. Ветки жасмина прислонялись к окнам застекленной террасы, выходящей в сад, голубела привезенная Ватагиным из Персии ель, и в глубине сада среди грушевых и яблоневых деревьев стояли ульи с пчелами, которых на зиму закрывали в утепленный сарай — омшаник.

Надежда Николаевна, моя бабушка, была человеком далеко не заурядным. Она организовала тарусскую библиотеку и театр, где шли как оперные, так и драматические спектакли. Помню, как ставили «Снегурочку» Островского, и Нина Корнельевна пела арию Леля. Сохранилась ее прелестная фотография, где она сидит на дереве в лаптях, косоворотке, со свирелью в руках и в венке из цветов на голове. Местные жители с охотой участвовали в этих спектаклях как в качестве зрителей, так и актеров.

Отец приезжал в Тарусу не на все лето, так как всегда был очень занят. Каждый его приезд был большим праздником для нас, детей. Мы часто встречали на пристани белый пароход, который почему-то всегда, не доплывая до места, садился на мель. А когда он все-таки появлялся, счастью не было предела. Отец привозил разные интересные книги и часто читал нам вслух. Особенно любил он читать стихи и помнил наизусть многие. Он первый приобщил нас к поэзии и научил понимать Блока и Маяковского. Помимо чтения, с его приездом были связаны походы за грибами, прогулки по замечательным тарусским окрестностям и катания на лодке. Особенно запомнились поездки на Барановские мели за цветной глиной, из которой потом все лепили разные фигуры.

В 1925 году отец заболел и ушел с директорского поста, сохранив за собой руководство научным отделом библиотеки. С этого времени он полностью посвятил себя литературной деятельности. В 1928 году вышла его книга «Мериме в письмах к Соболевскому», за которую ему дали Академическую премию и избрали членом Общества любителей русской словесности. В этом труде, как о том писал академик Е,В. Тарле, «Виноградов не только обнаружил обширнейшую эрудицию, не только привлк самые разнообразные материалы, но с замечательной чуткостью, тонкостью и пониманием воскресил перед читателем целую эпоху культурной истории, первых двух третей XIX века». К вышедшей в 1931 году книге «Три цвета времени» Горький сам взялся написать предисловие, назвав ее «замечательно интересной книгой». С тех пор он внимательно следил за писательской деятельностью отца, поддерживая его начинания и давая советы.

Я не могу в этом кратком сообщении перечислить подробно все работы отца. Их список слишком обширен. Назову лишь главные. Это вышедшие в 1936 году «Байрон» и «Осуждение Паганини», а также «Черный консул» — книга, навеянная стендалевскими размышлениями об эпохе Наполеона, «Повесть о братьях Тургеневых» (1932), замечательных людей пушкинской поры. Я прекрасно помню, как вечерами среди друзей отец читал еще не напечатанные главы из этой книги и как мы, дети, затаив дыхание слушали и восхищались, многого не улавливая, но сознавая значительность этой рукописи.

Приходили в дом разные писатели и художники. Помню, как пришел к нам в гости с большой палкой в руках Корней Иванович Чуковский, а мы спрятали эту палку, что вызвало большой переполох. Помню, как приходил талантливый импровизатор Зубакин и читал мгновенно созданные им стихи. Как я ни была мала, но и меня тогда поражала их музыкальность. Запомнилась только одна строка: «Вот мчится всадник, вот мчится вскачь, кровавым горлом трубит трубач».

Далеко не все, что писал Виноградов, вызывало в те времена одобрение прессы. Его не только хвалили, но много — и подчас несправедливо — ругали. Ранимый и душевно очень уязвимый отец воспринимал нападки на него очень болезненно, но упорно продолжал работать. Более пятидесяти русских и зарубежных книг вышло под редакцией, с предисловиями и комментариями Виноградова. В 1939 году за свою литературную деятельность он был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

В 30-е годы жизнь Анатолия Корнельевича резко изменилась. Он развелся с моей матерью и женился вторым браком, от которого у него родились два сына — Адриан, а позже уже в начале 40-х годов — Клим. Отцу хотелось работать, хотелось расширить свое поле деятельности, и он, продолжая оставаться писателем, как в старые годы, вновь надел военную форму и стал летчиком-наблюдателем. Во время Великой Отечественной войны, несмотря на возраст, он совершает вылеты в тыл врага, публикует военные корреспонденции. За свои летные заслуги получает звания — сперва майора, а затем подполковника и награждается орденом Красной Звезды.

Однако к концу войны обострившееся тяжелое заболевание, гибель старшего сына, отсутствие литературных заказов, семейные неурядицы, грубая критика романа «Хроника Малевинских» (М., 1941) привели отца к депрессии, а затем и к самоубийству в 1946 году.

Лишь много лет спустя в литературной среде вспомнили о нем, переиздали его книги и оценили творчество Анатолия Виноградова по заслугам.

Н.А. Виноградова


Комментировать


девять − 8 =

Яндекс.Метрика