Хочешь мира — готовься к войне!
Флавий Вегеций Ренат

Сегодня, когда холодная война в ее «классическом» смысле уже стала историей, появилась возможность оценить роль военной силы в ней без оглядки на принцип «свой — чужой», что предполагает большую объективность, но совсем не означает заданности выводов. Военная сила сыграла исключительно важную роль в процессе складывания биполярного мироустройства. Ее влияние на его ход было и прямым, и косвенным. США и Великобританию изначально беспокоила военная мощь их восточного союзника, тем более что воспринимать его на равных они не были готовы. Интересно, что разведывательные структуры как нацистской Германии, так и «западных демократий», в канун и первые месяцы войны абсолютно ошибочно оценивали военно-экономический потенциал Советского Союза и его способность к сопротивлению агрессии. Не только немецкий Генеральный штаб, но и англо-американские военные аналитики после 22 июня отводили «социалистическому колоссу на глиняных ногах» не более трех-четырех месяцев жизни, что, в частности, стало одной из причин небольших объемов поставок по ленд-лизу в первый, самый трудный год войны. Впоследствии сам факт этой ошибки оказал негативное влияние на формирование западной политики. В известном смысле СССР не могли простить того, что он устоял под страшным ударом Гитлера и тем самым «поломал» всю многоходовую геополитическую игру.

Оказалось также, что в военном отношении Советский Союз способен на многое, и в каком положении он окажется к концу войны — это еще вопрос. А в прошлом взаимоотношений с ним явно не хватало опорных позитивных точек. Мы уже говорили о том, что проблема дефицита доверия между СССР и его западными союзниками по антигитлеровской коалиции существовала в течение всей войны. По мере приближения ее победного финала Советский Союз все увереннее выходил в первый ряд великих держав, а это категорически не устраивало Запад, лидеры которого стремились ограничить геополитическую сферу интересов Советского Союза в Восточной Европе и на Балканах.

Советская военная мощь, столь ярко продемонстрированная в годы Второй мировой войны, воспринималась западными союзниками СССР как нежелательный фактор мировой политики и вследствие этого — как объект пристального анализа. В мае 1944 г. Объединенный комитет начальников штабов США передал госсекретарю К. Хэллу доклад, в котором отмечалось: «Если учесть все военные факторы — источники помощи, людские резервы, географическое положение и в особенности наши способности перебросить свои силы через океан и применить их на континенте, — то мы могли бы успешно защитить Великобританию, но не смогли бы победить Россию. Другими словами, втянулись бы в войну, которую мы не в состоянии выиграть» [6]. В другом докладе, датируемом августом 1944 г., подчеркивалось: «Первоклассными военными державами после поражения Японии останутся только Соединенные Штаты и Советский Союз. Это объясняется сочетанием таких факторов, как их географическое положение, размеры и громадный военный потенциал. Хотя США могут направить свою военную мощь во многие отдаленные районы мира, тем не менее относительная мощь и географическое положение этих двух держав не позволяют одной из них нанести военное поражение другой, даже в союзе с Британской империей» [7]. Это были реалистические оценки, основанные на признании бесперспективности войны с СССР.

Недоверие было взаимным. Немаловажную роль в его развитии со стороны СССР по отношению к Западу играл секрет разработки Соединенными Штатами и Англией атомного оружия, которым они категорически не хотели делиться с СССР, хотя многие ученые — атомщики и призывали к этому. Но лидеры США и Англии, вплоть до конференции в Потсдаме, держали в тайне все работы над атомным оружием, хотя по соглашению между СССР и Англией от 29 июня 1942 г. англичане обязаны были предоставлять Москве «всю информацию» об оружии, используемом против «общего противника».

Рузвельт и Черчилль не подозревали, что Сталин знал о работах над «Манхэттенским проектом» с осени 1941 г., и стремление союзников скрыть от Советского Союза секрет атомной бомбы закономерно усиливало недоверие Кремля. Ситуация с оценкой возможной войны с СССР как бесперспективной кардинально изменилась как раз летом 1945 г., когда в арсенале США появилось атомное оружие, позволявшее надеяться на быструю и сопряженную с небольшими потерями победу над любым противником. Атомная бомбардировка городов Японии стали стартом «атомной дипломатии» администрации президента Трумэна, направленной прежде всего против СССР. Не только отечественные ученые, но и многие западные исследователи считали и считают, что применение США атомных бомб против Японии было продиктовано не столько военной необходимостью, сколько желанием показать миру, и в первую очередь Советскому Союзу, свою военную мощь. Так, английский ученый-атомщик П. Блэкетт справедливо отметил, что «сбрасывание атомных бомб явилось не столько последним актом Второй мировой войны, сколько первой большой операцией холодной дипломатической войны с Россией, ведущейся сегодня». Это мнение подтверждается выводами, сделанными сразу после окончания войны группой американских специалистов. В подготовленном ими документе говорилось о прогнозируемых сроках капитуляции Японии в случае, если бы атомная бомбардировка не состоялась. В качестве крайней даты называлось 31 декабря 1945 г. и даже более ранние сроки.

Возможные последствия решения о применении атомной бомбы осознавались американским военно-политическим руководством. Так, военный министр США Г. Стимсон 11 сентября 1945 г. направил президенту Г. Трумэну меморандум, где писал: «Во многих кругах атомное оружие рассматривается как серьезное препятствие росту русского влияния на континенте. Мы можем быть уверены, что советскому правительству это известно, и советские военные и политические руководители будут испытывать большое искушение как можно скорее приобрести это оружие. Англия уже фактически является нашим партнером по работе над атомным оружием.

Следовательно, если Советский Союз не будет добровольно привлечен к участию на основе сотрудничества и доверия, то мы будем иметь англосаксонский блок, противостоящий Советскому Союзу в обладании этим оружием. Такое положение почти неизбежно вызовет в СССР лихорадочную деятельность, направленную на создание бомбы, что фактически приведет к тайной гонке вооружений… Я считаю, что наши удовлетворительные отношения с Россией не только связаны с проблемами атомной бомбы, но и фактически подчинены им… Эти отношения могут оказаться непоправимо испорченными — все зависит от того, как мы подойдем к решению вопроса о бомбе с Россией. Ибо, если мы не обратимся к ней сейчас, а лишь будем продолжать вести с ней переговоры, довольно явно держа за спиной это оружие, ее подозрительность и ее недоверие к нашим целям возрастут».

Меморандум был обсужден на заседании кабинета под председательством Трумэна, но было решено сохранить монополию на атомное оружие. Американцы заговорили с «позиции силы» уже осенью 1945 г., когда еще достаточно крепки были межсоюзнические отношения, проводились конференции министров иностранных дел великих держав, готовились первая сессия ООН и Нюрнбергский процесс. «Атомная дипломатия» по замыслу ее инициаторов должна была «поставить Советский Союз на место», показать ему, что «хозяином» в послевоенном мире будут Соединенные Штаты. Осенью 1945 г. Объединенный комитет начальников штабов (ОКНШ) разрабатывает меморандумы JCS-1496 / 2 «Основы формирования Американской военной политики» и JCS-1518 «Стратегическая концепция и план применения вооруженных сил США». В этих документах была легализована идея превентивного нападения, первого удара, целесообразность которого мотивировалась прагматическими соображениями. В меморандуме JCS-1496 / 2 говорилось: «Если станет известно, что против нас готовятся выступить войска потенциального противника, мы не можем позволить, чтобы из-за ложных и опасных идей о недопустимости собственных агрессивных действий нам был нанесен первый удар.

В этих условиях наше правительство должно быстро принять политическое решение, в то время как будет проведена подготовка для того, чтобы нанести, если это необходимо, первый удар». В ноябре того же года в отчете 329 Объединенного разведывательного управления в качестве возможных целей для атомной бомбардировки назывались 20 советских городов. При этом характерно, что в американских военных кругах господствовало мнение, что СССР «не представляет непосредственной опасности», поскольку он истощен войной, а вот его возможности делают Советский Союз потенциальным противником [13] (разумеется, кроме этого обстоятельства на то, что именно СССР стал объектом американского военного планирования, влияли соображения геополитического характера, идеологический антагонизм, существовавший между двумя державами, и др.). В документе отмечалось, что поскольку атомные бомбардировки малоэффективны против обычных вооруженных сил и транспортной системы, то атомная бомба более пригодна для массового истребления населения городов. Так, в CШA была принята доктрина «первого удара».

В ноябре 1945 г. генерал Д. Эйзенхауэр заявил: «Нет смысла закрывать глаза на тот факт, что мы думаем о войне с Россией». Практически одновременно с появлением вышеназванного документа под руководством Эйзенхауэра, в то время командующего оккупационными вооруженными силами США в Германии, разрабатывается первый план войны против Советского Союза с применением ядерного оружия. В качестве основного театра военных действий в нем рассматривалась Европа. Уверенность в неизбежности победы американского оружия в войне против СССР придавала дополнительный вес «атомной дипломатии». Основой военной стратегии США стал расчет на быстротечную и одностороннюю воздушно-атомную войну.

Предполагалось, что угроза массированной бомбардировки объектов страны-мишени заставит ее правительство согласиться с любыми условиями мира по-американски. 26 июля 1947 г. президентом Трумэном был подписан законопроект, получивший название «Акт о национальной безопасности». Принятый закон положил начало качественно новому этапу в истории американских вооруженных сил, стал основой дальнейшего развития их военной мощи. Особое место в структуре государственной власти занял Совет Национальной Безопасности. В положении об его учреждении указывалось, что в числе прочего в функции Совета входит подготовка рекомендаций президенту по вопросам внутренней, внешней и военной политики, связанной с проблемами национальной безопасности; а также оценка целей, обязательств и возможных последствий внешнеполитических действий Соединенных Штатов.

Уже в 1945 – 1949 гг. США готовили войну с применением атомного оружия против СССР. Правда, в то время ядерных зарядов было сравнительно мало (1946 г. — 6, 1947 г. — 13, 1948 г. — 50, в 1949 г. — около 250, в 1950 г. — около 450 [14]), что в сочетании с боевыми возможностями бомб позволяло применять их только по крупноплощадным целям, то есть по городам. Поэтому именно они определялись в качестве основных объектов для удара. Так, в 1949 г. в США был принят план войны против СССР «Дропшот», основанный на этой стра тегии. Советский Союз осознавал опасность и принимал меры к тому, чтобы найти адекватный ответ. С одной стороны, форсированным темпом велись работы по созданию советской атомной бомбы, с другой — в Восточной Европе содержалась мощная группировка сухопутных войск, потенциально способная в считанные дни оккупировать Западную Европу вплоть до Ла-Манша и Средиземного моря. Таким образом, угрозе атомных бомбардировок советской территории была противопоставлена угроза быстрого поражения европейских союзников США, в которых они нуждались не только военно-политически, но и экономически.

Именно реальная возможность успешного «танкового марша советов» к Ла-Маншу и Пиренеям сдерживала американских «ястребов». Более того: с высокой долей вероятности можно утверждать, что советский военный потенциал еще в 40-е гг. уберег СССР от атомного нападения Соединенных Штатов. С появлением у Советского Союза в 1948 г. Ил-28 — реактивного бомбардировщика, носителя атомной бомбы, способного поражать цели в Великобритании и в некоторых других странах, где находились авиабазы США, а в 1949 г. — и атомной бомбы положение изменилось. Особенно ярко это проявилось в годы войны в Корее, когда данное обстоятельство удержало американское руководство от применения ядерного оружия. В 1948 г. в разгар Берлинского кризиса англичане легко согласились на размещение на своей территории 60 американских бомбардировщиков В-29 с ядерными бомбами на борту. Однако в 1950 г., когда генерал Д. Макартур, командовавший «войсками ООН» в Корее, потребовал от Белого дома применить атомную бомбу по объектам КНР и президент Г. Трумэн первоначально поддержал его, премьер-министр Великобритании К. Эттли немедленно вылетел в США с просьбой к Вашингтону воздержаться от своих намерений.

Он опасался, что в этом случае Британия может подвергнуться воздушно-атомному удару со стороны СССР. Трумэн согласился с Эттли, пообещав консультироваться с Лондоном. В своих воспоминаниях он признавал: «Если бы мы начали атаковать коммунистический Китай, то должны были бы ожидать русского вмешательства» [15]. И в более поздний период Корейской войны, когда уже другие фигуранты (Эйзенхауэр) выдвигали подобные предложения, европейские лидеры ссылались на опасность ответного атомного удара СССР по Западной Европе. В 1951 г. У. Черчилль, ранее выступавший сторонником ядерной войны против СССР, заявил: «Мы не должны забывать, что… превращаем себя в мишень». Так советская военная сила снова девальвировала угрозу применения атомной бомбы против Советского Союза.

Однако руководители США и созданного в 1949 г. блока НАТО не утратили надежды на сохранение и увеличение своего подавляющего военного преимущества над СССР и продолжали совершенствовать свое ядерное оружие. В 1954 г. в США была принята стратегия «массированного возмездия», в основе которой были планы внезапного массированного воздушного нападения на Советский Союз силами стратегической авиации, вооруженной ядерными бомбами и крылатыми ракетами. К тому времени стратегическая авиация стала приоритетным видом вооружений и ведущим родом войск в вооруженных силах США. Считалось, что при массированном применении она является силой, способной в решающей степени подорвать военно-промышленный потенциал противника и добиться победы в кратчайшие сроки.

Упор на стратегическую авиацию в послевоенные годы объяснялся и тем, что тяжелые бомбардировщики могли действовать с континентальной части США, а средние — с передовых баз, по целям в Европе и Азии, тогда как территория самих Соединенных Штатов оставалась практически недосягаемой для потенциальных противников (СССР, позже и КНР). Исходя из этого американские теоретики «воздушной войны» (У. Митчелл, А. Северский и др.) считали, что межконтинентальная авиация, вооруженная ядерными боеприпасами, делает все остальные традиционные виды вооруженных сил устаревшим оружием.

При этом особое внимание обращалось на создание качественно новых средств доставки ядерного оружия к цели. Именно в этом виделся залог победы США в будущей войне, так как технологическое превосходство американской авиапромышленности над советской считалось бесспорным, а американский опыт ведения воздушной войны — уникальным и в ближайший перспективе неповторимым. Утверждалось, что воздушная мощь позволяет вести войну на условиях США, тогда как сухопутная война будет вестись на условиях СССР. Отсюда делался вывод, что военное строительство должно быть подчинено идее максимального развития средств воздушного нападения, даже в ущерб армии и флоту .

Программа строительства стратегической авиации основывалась на этих постулатах. С начала 50-х гг. основным ее самолетом стал средний стратегический бомбардировщик В-47 «Стратоджет», первые образцы которого имели максимальную скорость 960 км / ч, практический потолок 12,5 тыс. м и дальность полета 8000 км. На этот бомбардировщик, в связи со скоростью и высотой его полета, возлагались большие надежды по преодолению противовоздушной обороны. К 1955 г. большинство частей и подразделений стратегической авиации были перевооружены с В-29 и В-50 на В-47. В середине 50-х гг. на вооружении находилось всего 375 самолетов В-36 и уже 1200 В-47. Однако тактико-технические характеристики В-47 все же не давали ему возможности при базировании на аэродромах континентальной части США достигать объектов СССР, находящихся в глубоком тылу. Поэтому был разработан, а с 1954 г. стал поставляться в войска тяжелый реактивный бомбардировщик В-52, с дальностью действия 16 000 км (в дальнейшем 18 000 км) и скоростью 960 км / ч. В 1959 г. на вооружении уже было 500 этих машин. Но вопрос труднодоступности глубинных районов Советского Союза беспокоил американских стратегов. Дополнительные решения проблемы были найдены через освоение дозаправки бомбардировщиков в воздухе и создание новых передовых баз. Для этого в составе САК был создан флот самолетовтопливозаправщиков. Поскольку, однако, он был относительно малочисленным, то командование САК решило часть В-47 содержать в постоянной боевой готовности на передовых авиационных базах в Англии, Испании, Марокко, на Аляске и островах Тихого океана.

Эта система дежурства получила условное наименование «Ответные действия». Такое название маскировало истинную сущность передового базирования, цель которого состояла в том, чтобы обеспечить успех первого внезапного ядерного удара по СССР. Дежурство части сил стратегической авиации на авиабазах, расположенных в непосредственной близости от границ СССР и его союзников, увеличивало возможности более быстрого, одновременного и массированного ее применения. В рамках стратегии «массированного возмездия» была принята и так называемая авиационная доктрина, в которой были пересмотрены не только принципы боевого использования, но и тактика действий различных родов авиации в условиях применения ядерного оружия .

В документе указывалось, что ВВС являются основным военным средством, обеспечивающим захват инициативы и достижение решительных результатов в войне. Главное место среди родов авиации отводилось стратегическим бомбардировщикам как средству, способному в короткий срок нанести противнику невосполнимые потери. Вооруженная атомными, водородными, бактериологическими и химическими бомбами, стратегическая авиация рассматривалась как сила, обеспечивающая «национальную безопасность» и как оружие устрашения. По расчетам американского военно-политического руководства, стратегическая авиация уже в начальном периоде будущей ядерной войны должна была сыграть особую, решающую роль. Первые удары по жизненно важным объектам военного и экономического потенциала противника предполагалось нанести с максимальным использованием фактора внезапности.

В отличие от 40-х гг., когда преимущество американской авиатехники было почти абсолютным, теперь стратегической авиации предстояло действовать не сольно, а в тесном взаимодействии с другими родами авиации. Генерал К. Лемэй, в тот период возглавлявший САК, так формулировал задачи, стоящие перед стратегической авиацией: поражение жизненно важных объектов противника, в первую очередь — аэродромов базирования авиации, способной нести атомное оружие, а также предприятий атомной промышленности; полное разрушение промышленных объектов и других источников мощи противника путем проведения массированных ударов по заранее намеченным целям; постоянная готовность к поддержке действий сухопутных войск.

Наиболее эффективной формой боевого применения стратегической авиации называлась воздушная операция, которая должна была проводиться по планам верховного командования. В операции предполагалось участие не только сил стратегической авиации, но также тактической и палубной авиации, находящейся на театрах военных действий, причем действия всех этих компонентов должны были быть заранее спланированы по времени и целям. Носители ядерного оружия должны были действовать с передовых баз, расположенных в европейских странах НАТО. Главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО в Европе генерал Гюнтер в 1954 г. заявил: «Мы определили, что наша стратегия в центре требует применения ядерного оружия независимо от того, будет ли оно применено противником или нет» .

Вскоре, однако, выяснилось, что стратегия «массированного возмездия» малопригодна для достижения политических целей. Например, она по определению была бессильна остановить распад колониальной системы. К тому же, как известно, американская атомная монополия оказалась недолговечной. В СССР работы по созданию ядерного оружия были начаты весной 1943 г. Толчком к этому послужили сообщения внешней разведки о проведении соответствующих исследований за рубежом, прежде всего в Германии. Под руководством И. В. Курчатова создается «Лаборатория измерительных приборов Академии наук», чья деятельность, однако, далеко выходила за рамки названия. По ряду причин, в первую очередь финансового характера, в течение первых двух лет работа находилась на стадии предварительных оценок и экспериментов.

Атомная бомбардировка Японии послужила катализатором осуществления ядерной программы в СССР. Уже 20 августа 1945 г. выходит постановление ГКО, согласно которому образуется Специальный комитет, в ведение которого включается организация всех необходимых работ по созданию атомного оружия. Его председателем стал Л. П. Берия, являвшийся в этот период заместителем председателя Совета народных комиссаров. Для непосредственного руководства атомным проектом образуется Первое главное управление при СНК во главе с Б. Л. Ванниковым, чьим заместителем назначается И. В. Курчатов. Работы велись в чрезвычайно высоком темпе. Активно строились объекты для добычи и переработки урана, плутония, конструирования и серийного производства атомных бомб. Первоначально, летом 1946 г., планировалось изготовить бомбы двух типов: плутониевого и уранового, то есть повторить американский путь (известно, что благодаря деятельности советской разведки наши ученые имели достаточно подробное представление о работе своих американских коллег). Однако проделанные расчеты и эксперименты показали, что урановая бомба имеет недостаточно высокую эффективность.

Из-за низких темпов накопления плутония к лету 1949 г. можно было изготовить только один заряд. Для взрыва РДС-1 был выбран полигон № 2, расположенный к западу от Семипалатинска. Там сооружается специальная 30-метровая башня, подобная той, которая использовалась американцами для испытаний в Нью-Мексико. Выбор «башенного варианта» был предопределен тем, что если бомба в первый раз по каким-либо причинам не взорвалась, то после устранения неполадок были возможны новые попытки. При сбросе с самолета такой возможности не было, так как при ударе о землю бомба разрушалась. Еще в 1947 г. В. М. Молотов от имени советского правительства сделал официальное заявление о том, что секрета атомной бомбы для СССР больше не существует. В США ему тогда не поверили, решив, что имеют дело с блефом. И вот 29 августа 1949 г. испытание было проведено успешно, а монополия США на атомное оружие перестала существовать. 3 сентября самолет-разведчик B-29 американских ВВС, совершая плановый полет над северной частью Тихого океана, недалеко от полуострова Камчатка, обнаружил повышенную радиоактивность взятой пробы воздуха.

Последующий анализ позволил американцам сделать вывод о проведенном в СССР ядерном взрыве. 25 сентября ТАСС официально сообщило, что в Советском Союзе освоено производство атомного оружия 1 . Столь быстрое создание Советским Союзом атомного оружия вызвало на Западе и прежде всего в США значительный резонанс. Американское руководство восприняло успешные испытания под Семипалатинском как первый шаг на пути ликвидации геостратегической неуязвимости США. Уже в январе 1950 г. президент Трумэн принимает решение об активизации работ «над всеми видами атомного оружия, включая водородное».

Таким образом, начинается гонка термоядерных вооружений, в которую следом за США включается СССР, а позже Великобритания, Франция и Китай. В Советском Союзе вскоре после взрыва под Семипалатинском разрабатывается серийная атомная бомба, имевшая при весе 3 т мощность в 40 кт тротила (у РДС-1 было соответственно 5 и 20 кт). Это оказалось возможным за счет создания принципиально новой конструкции, фокусирующей действие продуктов обычного взрыва на центральный ядерный заряд. И в дальнейшем работы идут по пути значительного увеличения удельной мощности атомных зарядов при одновременном уменьшении их габаритов и веса. В октябре 1951 г. И. В. Сталин заявил о плановом и систематическом характере работ по совершенствованию ядерного оружия [18]. И действительно: в 1950 – 1955 гг. в СССР была осуществлена целая серия успешных испытаний атомных бомб различного типа, а 12 августа 1953 г. стал «днем рождения» советской водородной бомбы. И. В. Курчатов на сессии Верховного Совета СССР в 1956 г. подчеркивал, что создание советской водородной бомбы — это ответ на американские планы ведения атомной войны против СССР.

В начале 60-х гг. были испытаны ядерные боеприпасы мощностью 30 – 50 мегатонн. Советский Союз, создав значительный арсенал ядерных боеприпасов, нашел и решение проблемы доставки их к цели. Принципиальное решение о разработке отечественного бомбардировщика, близкого по своим летно-техническим характеристикам к американскому Б-29, было принято в конце 1943 г. Однако трудности финансового, экономического и организационного характера не позволили оперативно решить эту проблему. Проект самолета, разработанного в КБ А. Н. Туполева, не отвечал требованиям, предъявляемым к нему военновоздушными силами. Отставание от передовой авиационной техники становилось все более значительным, что не являлось секретом для американцев. По мнению экспертов ВВС США, советская авиация дальнего действия была таковой только по названию, а на деле располагала лишь устаревшими машинами без ближайших перспектив их замены на более современные.

США и Великобритания, по отзыву этих специалистов, имели подавляющее превосходство как по количеству, так и по качеству бомбардировщиков дальнего действия. В сложившейся обстановке советское руководство принимает решение скопировать самолет B-29 (четыре такие машины во время войны совершили вынужденную посадку на советской дальневосточной территории и были интернированы). Конструкторское бюро Туполева получает соответствующее правительственное задание. Определен и срок — 2 года.

Подобный шаг носил вынужденный характер, но в связи с существенным отставанием Советского Союза в авиастроении был наиболее предпочтительным выходом, поскольку значительно упрощал задачу. Тем не менее она оставалась весьма сложной, ведь требовалось, помимо всего прочего, коренным образом изменить технологический процесс, причем как на авиационных заводах, так и на смежных предприятиях. 3 августа 1947 г. на воздушном параде в Тушино тройка самолетов, получивших обозначение Б-4 (позже Ту-4), была показана публике, а всего с 1948 по 1952 г. было построено 850 таких машин [21]. Создание и серийное производство Ту-4 подготовило почву для появления последующих советских стратегических бомбардировщиков: Ту-16, Ту-95, М-4 и др. И все же в Кремле, сознавая свое серьезное отставание от США в развитии стратегической авиации, отказались буквально повторять их путь.

В качестве основного носителя ядерных зарядов были избраны ракеты. Это стало верным решением, оказавшимся неожиданным и сильным ходом в глобальном военно-политическом противоборстве с США. Его организационный, научный и экономический фундамент закладывался еще в первые послевоенные годы. Надо сказать, что успехи Германии в разработке и применении ракет Фау-1 и Фау-2 обусловили повышенное внимание к данной проблеме со стороны США и СССР. В апреле 1945 г. около 500 ведущих специалистов немецкого ракетноконструкторского бюро во главе с В. фон Брауном сдались в плен к американцам, а уже осенью того же года в форте Блисс (США) началась работа по сборке ракет из деталей, вывезенных из оккупированной Германии, и их совершенствованию.

В советской оккупационной зоне весной 1945 г. создается организация под кодовым обозначением Институт «Нордхаузен» — по названию города, где находился подземный завод по производству Фау-2. Здесь работало около 200 немецких ракетчиков из числа тех, кто не ушел к американцам. В конце 1946 г. институт был переведен в СССР; немецкие специалисты проводили свои исследования в нем около трех лет, затем они были возвращены в Германию. Постановлением правительства СССР от 13 мая 1946 г. были созданы специальные управленческие структуры, на которые возлагалось непосредственное руководство ракетостроением. Среди них: Специальный комитет по реактивной технике при Совете министров (в последующем — Специальный комитет при СМ СССР); 7-е Главное управление Министерства вооружения.

Общее руководство было поручено Г. М. Маленкову, а его первым заместителем, фактически отвечавшим за все дело, стал министр вооружения Д. Ф. Устинов. Процесс оснащения Вооруженных Сил ракетным оружием требовал строгой регламентации эксплуатации и обслуживания новой техники. Образованное в Министерстве Вооруженных Сил 4-е Главное управление отвечало за изучение состояния и развития современного реактивного вооружения, разработку системы вооружения им армии и флота, составление сводных планов научно-исследовательских и опытных работ, а также планов серийных заказов, контроль за работой аналогичных управлений видов Вооруженных Сил и координацию их деятельности, контроль за внедрением реактивного вооружения в войсках и за его эксплуатацией, выработку предложений о внедрении новых образцов реактивного вооружения. Первое время коллектив ракетно-конструкторского бюро под руководством С. П. Королева восстанавливал точные чертежи Фау-2 с помощью немецких специалистов и захваченной документации. Дело осложнялось тем, что наиболее ценная ее часть попала к американцам или была уничтожена. Из разрозненных деталей и узлов, найденных на немецких заводах, а частично сделанных в СССР, удалось собрать 11 ракет Фау-2, пробные пуски которых показали низкую надежность ракет.

В том же году была завершена работа над созданием первой отечественной ракеты Р-1 с дальностью полета 270 км. Во многом она копировала Фау-2, но была целиком изготовлена на советских заводах. В октябре 1948 г. состоялся ее первый успешный пуск. Он выявил высокие качества ракеты как эффективного средства доставки мощных боевых зарядов к цели. Р-1 обладала большой скоростью полета и имела значительную в то время высоту траектории. Принятие на вооружение решением правительства от 28 ноября 1950 г. такой ракеты означало, что Советские Вооруженные Силы получили принципиально новое оружие — баллистические ракеты. Спустя три года была испытана более совершенная ракета Р-2 с дальностью полета 600 км. Она поступила на вооружение созданных к тому времени ракетных частей в ноябре 1951 г.

Разработка и организация производства ракетной техники продолжались и в дальнейшем. Так, в 1951 – 1953 гг. в СССР были успешно проведены запуски ракет в верхние слои атмосферы с высотой полета до 450 км. Осуществлялась работа по созданию ракеты Р-5М, способной нести как обычный, так и ядерный заряд. Эта ракета была первой баллистической ракетой средней дальности с максимальной дальностью полета 1200 км и подлетным временем в 10 минут. Параллельно с Р-5М велась разработка ракеты Р-11, которая в апреле 1953 г. прошла испытания и после существенной модернизации под кодовым наименованием Р-11М в июле 1955 г. была принята на вооружение Сухопутных войск Вооруженных Сил.

Таким образом, к 1956 г. в нашей стране было создано несколько образцов отечественных баллистических ракет с дальностью полета до 1200 км, которые имели как обычное, так и ядерное снаряжение головных частей. Это означало, что Советский Союз получил в свое распоряжение такие средства военной силы, которое были соизмеримы с американскими. Однако дальность их полета оставалась явно недостаточной, и руководство СССР поставило перед учеными и ракетостроителями задачу сосредоточить усилия на создании межконтинентальных средств доставки ядерных и термоядерных боеприпасов к цели. Это был принципиально новый подход

к вопросам развития средств и способов вооруженной борьбы с учетом требований современной войны. В 1956 – 1957 гг. велась разработка и подготовка к производству межконтинентальных ракет Р-7 и ракет средней дальности Р-12 (до 2000 км). В последующие годы на базе первых межконтинентальных ракет были созданы мощные ракетыносители, с помощью которых производились запуски космических аппаратов всех типов. 21 августа 1957 г. в Советском Союзе впервые в мире была успешно испытана межконтинентальная, многоступенчатая баллистическая ракета (МБР) Р-7. В заявлении ТАСС говорилось: «На днях осуществлен запуск сверхдальней, межконтинентальной, многоступенчатой баллистической ракеты. Испытания ракеты прошли успешно, они полностью подтвердили правильность расчетов и выбранной конструкции.

Полет ракеты происходил на очень большой, еще до сих пор недоступной высоте. Пройдя в минимальное время огромное расстояние, ракета попала в заданный район» 1 . Советский Союз уверенно вступил в ракетно-ядерную эру и получил полное право называться сверхдержавой. Появление в СССР современных вооружений (межконтинентальные баллистические ракеты, атомные подводные лодки-ракетоносцы, зенитные ракетные комплексы, стратегические бомбардировщики и т.д.), требующих небольшого, но высококвалифицированного персонала для их обслуживания, позволило советскому правительству пойти на сокращение громоздких и дорогостоящих сухопутных войск. Этому способствовало и общее потепление международного климата в середине 50-х гг. В 1953 г. закончилась война в Корее; в 1954-м были подписаны Женевские соглашения, прекратившие войну в Индокитае; в 1955-м из Австрии были выведены оккупационные войска, и она стала нейтральным государством; готовилась первая после войны встреча глав правительств СССР, США, Англии и Франции. В связи с этим в 1955 г. СССР сократил численность своих вооруженных сил на 640 тыс. человек, в 1956-м — еще на 1,2 млн, в 1957-м — на 300 тыс. человек. Были расформированы 63 дивизии и бригады, часть военных училищ, 375 кораблей поставлено на консервацию. В заявлении советского правительства от 14 мая 1956 г. говорилось, что СССР «стремится содействовать делу практического осуществления программы разоружения». На встрече в верхах в Женеве летом 1955 г. СССР предложил сократить вооруженные силы Советского Союза, США и Китая до 1 – 1,5 млн человек, а Англии и Франции — до 650 тыс. человек [25].

Однако эта инициатива Советского Союза не была принята Западом. Крайнее недоверие, существовавшее между участниками холодной войны, не позволяло разработать и применить на практике действенные меры контроля над процессом разоружения, что делало его почти невозможным. И еще одно принципиальное обстоятельство: США и их союзники все еще не воспринимали СССР на равных, по-прежнему рассчитывали на свое преимущество в вооружениях и экономическом потенциале.

Правда, к этому времени в Вашингтоне пришли к выводу, что прежние доктринальные установки исчерпали себя. Создание в СССР ракетно-ядерного оружия, способного поражать цели на американской территории, девальвировало стратегию «массированного возмездия», лишив США статуса единственной сверхдержавы и неуязвимости, но не амбиций и иллюзий. Достижения СССР в области создания новейших вооружений привели к заметному изменению общей военно-политической ситуации. Осенью 1957 г. Советский Союз открыл для человечества космическую эру: вывод на орбиту искусственных спутников Земли имел прежде всего гуманитарное значение. Был, однако, у этого события и выраженный военный аспект. Факт запуска свидетельствовал о том, что СССР получил в свое распоряжение средства доставки ядерных зарядов на американский континент. Поэтому неудивительно, что запуск спутников вызвал «серьезные сомнения относительно адекватности военных, политических и экономических приготовлений, на которые западные державы до сих пор полагались». Последующие космические свершения Советского Союза, особенно облет советским спутником Луны (1959) и полет

Ю. А. Гагарина (1961), показали, что Советский Союз вырвался вперед в деле освоения ракетных технологий. В Соединенных Штатах все громче звучали утверждения об их «ракетном отставании от СССР». Позитивные процессы набирали силу и в советской экономике. Специальная комиссия Конгресса по определению национальных целей США, образованная в 1960 г. по указанию президента Д. Эйзенхауэра, прогнозировала в текущем десятилетии рост промышленного производства в США и Западной Европе на уровне 40 %, тогда как в Советском Союзе — 70 %, а в Китае — 100 % [27]. В этих условиях Вашингтон инициировал разработку новой стратегической доктрины, тем более что концепция «массированного возмездия» уже не отвечала требованиям времени. Стала очевидной невозможность применения воздушноядерной мощи против стран третьего мира, как ввиду низкой эффективности этого шага, так и в силу высокого риска тяжелых осложнений. Обретенная СССР способность аналогичными средствами действовать по территории США окончательно поставила крест на старых доктринальных установках. Требовалось разработать такую стратегию, которая давала бы американскому руководству новые возможности эффективно использовать военную силу как инструмент политики. Ответом на эту потребность стала стратегия «гибкого реагирования», вобравшая в себя важные генетические черты своей предшественницы. «Концепция гибкого реагирования не означает, — отмечали на Западе, — отмены массированного возмездия, которая является ее дополнением».

В Вашингтоне признали, что СССР, сделав ставку на ракеты, а не на самолеты, создал адекватную угрозу США и получил ряд преимуществ в стратегических вооружениях. Даже с учетом недостатков, присущих ракетам того времени (низкая надежность, малая точность, уязвимость стартовых позиций), такие их преимущества как скорость и трудность перехвата, привели к тому, что к концу 50-х гг. ракетное оружие стратегического назначения стало играть в структуре стратегических ядерных сил (СЯС) США заметную роль. К тому же с помощью ракет можно было наносить удары не только по объектам экономики, но и непосредственно по стратегическим силам противника [30]. Ракетно-ядерные средства нападения быстро превратились в важнейший инструмент политики холодной войны. Процесс ускорился с завершением работ по созданию первых типов ракет стратегического назначения — МБР «Атлас» и «Титан», а также ракет средней дальности — «Тор» и «Юпитер».

Теперь «ядерное сдерживание» рассматривалась трояко: — во-первых, как угроза применения силы с целью утверждения национальных интересов США во внешнем мире. При этом допускалась возможность нанесения первого, упреждающего удара по стратегическому потенциалу противника (так называемый контрсиловой удар); — во-вторых, как угроза нанесения «неприемлемого ущерба» противнику в ходе ответного удара при его нападении на США (так называемый контрценностный удар); — в-третьих, как вариации и сочетание первых двух типов с целью устрашения. В рамках стратегии «гибкого реагирования» часть стратегических средств воздушно-ракетного нападения требовалось перенацелить с городов СССР на его ракетные и авиационные базы с тем, чтобы минимизировать ответный советский удар, но и задача нанесения сокрушающего удара по военноэкономическому потенциалу СССР и его крупным городам с повестки дня не снималась. Такая постановка вопроса требовала увеличения числа стратегических ракет и улучшения их тактико-технических характеристик: сокращения подлетного времени до целей, повышения живучести и точности.

Эти задачи была призвана решить принятая при президенте Д. Кеннеди программа развертывания стратегических вооружений, которая предусматривала создание стратегической триады: межконтинентальных баллистических ракет (МБР), баллистических ракет на подводных лодках (БРПЛ) и стратегических бомбардировщиков (СБ); повышение технической надежности ракет и оснащение их разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН); создание против СССР дополнительной стратегической угрозы путем развертывания в Европе ракет средней дальности «Тор» и «Юпитер» и подводных лодок с ракетами «Поларис».

По планам, разработанным в ведомстве Р. Макнамары (министр обороны в администрации Д. Кеннеди), СЯС США могли нанести первый контрсиловой удар по стратегическим объектам СССР, а затем, после ослабленного ответного советского удара, нанести второй удар по городам Советского Союза. Если же первый удар по США наносил СССР, то предполагалось в контрценностном ударе по СССР нанести ему неприемлемый ущерб, уничтожив минимум 25 % населения и 50 – 70 % промышленности. Расчеты показывали, что в случае советского удара по американским городам США теряли около 100 млн человек, если же ракетно-ядерная война сводилась бы к обмену контрсиловыми ударами с американским первенством, то США имели шанс выиграть войну со значительно меньшими потерями.

В 1962 г. Кеннеди открыто заявил, что «при определенных условиях мы должны быть готовы к применению ядерного оружия первыми» 1 . Здесь явно присутствовал и дополнительный психологический расчет. СССР внушалось, что США не остановятся ни перед чем. «Мы даем нашему возможному противнику наисильнейший побудительный мотив… чтобы воздержаться от удара по нашим городам», — подчеркивал Макнамара. К 1967 г. СЯС США насчитывали 1054 ракеты «Минитмен» и 108 «Титан-2», 41 атомную подводную лодку с 656 ракетами «Поларис», 500 стратегических бомбардировщиков В-52. В дополнение к этому Великобритания имела 4 атомные подводные лодки, вооруженные ракетами «Поларис», и 80 стратегических бомбардировщиков, Франция — 45 стратегических бомбардировщиков.

Наращивал свой ядерный потенциал и Советский Союз. В 1959 г. был создан новый вид вооруженных сил — РВСН. В том же году поступил на вооружение ракетный комплекс Р-12 (дальность — 2000 км), в следующем году — межконтинентальная ракета Р-7, в 1961 г. — ракетный комплекс Р-14 (дальность — 4500 км) и межконтинентальная ракета Р-16. Главным элементом в стратегических вооружениях оставались межконтинентальные ракеты. И хотя здесь в начале 60-х гг. в количественном отношении СССР значительно отставал от США, сам факт, что он может нанести ракетный удар по американским городам, имел принципиальное значение. Обе страны оказались уязвимыми для ракетно-ядерных ударов, поскольку не имели средств защиты от МБР, а время подлета ракет к целям было равным и составляло около 30 мин.

Эта ситуация устраивала Советский Союз, так как именно к такому положению вещей он долгое время стремился, но не устраивала Соединенные Штаты, ибо они ничего не приобрели, но зато потеряли безопасность. Поэтому в Вашингтоне решили создать ракетные группировки в непосредственной близости от границ СССР, что позволяло значительно сократить подлетное время и обеспечить себе наиболее выгодные условия на случай ракетно-ядерной войны. На сессии совета НАТО в декабре 1957 г. государственный секретарь США Д. Даллес предложил разместить ракеты средней дальности в европейских странах альянса. Англия, Турция, а позднее Италия дали свое согласие. «Тор» и «Юпитер» (дальность 2700 – 2800 км) были приняты на вооружение в 1958 г.

Они стали оружием первого удара, что косвенно подтверждалось высоким временем их подготовки к пуску и низкой защищенностью (они располагались на н езащищенных стартовых площадках). По оценке самих американских военных экспертов, эти ракеты были «фактически бесполезны для чего-либо другого, кроме как для первого удара» [35]. А следовательно, территории стран, где они дислоцировались, становились первоочередной целью для ответного удара СССР. Осознание этой факта удержало другие страны НАТО последовать примеру Англии, Италии и Турции. В течение последующих двух лет в Великобритании были размещены четыре эскадрильи (60 пусковых установок) ракет «Тор», в Италии — две эскадрильи (30 пусковых установок) «Юпитер», в Турции — одна эскадрилья (15 пусковых установок) ракет «Юпитер».

Их размещение в названных странах позволяло не только сократить подлетное время, но и рассредоточить средства ядерного нападения. Таким образом, стратегическая обстановка на европейском континенте изменилась в худшую для Советского Союза сторону: теперь уже через 8 – 12 минут ракеты НАТО могли поразить объекты на Европейской части СССР и в других странах Варшавского Договора. Американское руководство испытывало по этому поводу «глубокое удовлетворение». Во время встречи Кеннеди и Хрущева в Вене в 1961 г. американский президент заметил, что запасы ядерного оружия позволяют США дважды уничтожить СССР. Но Хрущев в присущем ему своеобразном стиле ответил, что мы, мол, «в отличие от вас, люди не кровожадные, это вы намереваетесь бить по мертвым, а нам и одного раза достаточно».