Объяснить сдвиги в мировом хозяйстве невозможно без понимания глубоких изменений на политической карте мира, полимасштабного анализа политико-географических процессов и анализа внешнеполитических стратегий крупных мировых игроков. На кафедре географии мирового хозяйства еще с начала 1990-х гг. читается постоянно обновляемый курс политической географии и геополитики, инициатором создания которого был Н.С. Мироненко. Он был одним из авторов выдержавшего два издания и поныне используемого во многих университетах учебника [Колосов, Мироненко, 2001] и читал это курс с 2000 г. до последних дней. Н.С. Мироненко и другим сотрудникам кафедры принадлежит ряд научных публикаций в этой области.

Однако взаимосвязь между мирохозяйственными и политико-географическими процессами остается одной из крайне слабо исследованной темой не только в отечественной, но и мировой науке. В России сохраняется однобокое представление о современной геополитике. При этом, как и в ряде других стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), геополитика уже более четверти века остается в нашей стране одним из самых популярных научных терминов, широко используемых как журналистами, так и специалистами по многим общественных дисциплинам. Геополитика преподается во многих университетах и других вузах на факультетах политологии и международных отношений, студентам исторических, географических, экономических и иных специальностей. Она занимает прочное место в учебных программах военных вузов. Не случайно полки отечественных книжных магазинов изобилуют учебными пособиями по геополитике, выпущенными не только в столицах, но и во многих региональных центрах. Понятно, что между авторами учебников и других публикаций по геополитике нет согласия ни в определении ее содержания, ни в подходах и методах. Российская геополитика по-прежнему предстает весьма размытой предметной областью. В 1990-х гг. она была почти монополизирована представителями левых и праворадикальных идеологических течений [Kolossov, Turovsky, 1999].

Они увидели в находившихся в советское время под запретом произведениях «классической» геополитики первой половины ХХ в. ключ к простому и почти не требующему специальных изысканий, расчетов и выкладок объяснению изменений на политической карте мира, определению союзников и поиску нового места страны в мировом хозяйстве и международном разделении труда, потенциальных рисков и угроз. Распад Советского Союза, многосторонний кризис переходного периода и потеря Россией былых позиций в мировой экономике и международных отношениях привели тогда к появлению не иссякающего и поныне потока «алармистских» публикаций, предрекавших расчленение страны в результате заговора США и других западных держав, захват обезлюдевших дальневосточных и сибирских регионов Китаем и т.п. Практически во всех учебных пособиях многие десятки страниц посвящены повторяющемуся от издания к изданию, как правило, весьма поверхностному изложению концепций Х. Маккиндера, Р. Челлена, Н. Спикмена, К. Хаусхофера и других «отцов» геополитики первой половины прошлого века. Сторонники «классической» геополитики находят подкрепление в трудах современных западных консервативных авторов. Реакцией некоторых российских авторов на неопределенность предмета и «ненаучность» отечественной геополитики стало ее полное отрицание как современной и сколько-нибудь значимой дисциплины. Как ни странно, одно из главных направлений современной геополитики – так называемая критическая геополитика, которая в нашей стране все еще мало известна. Между тем, за рубежом это уже вполне устоявшееся направление, завоевавшее значительный авторитет. Оно особенно важно тем, что в его рамках, наконец, более или менее четко сформулирован предмет геополитики, очерчен круг ее исследований и определена связь с другими социальными науками. Разумеется, было бы ошибочно видеть в критической политике новую догму, однако на ее счету немало принципиальных достижений. В то время как «классическая» геополитика чаще всего предстает набором умозрительных спекуляций, опирающихся, как правило, лишь на отдельные факты и примеры, «критическое» направление оперирует большими массивами информации, анализируемой с помощью современных количественных методов.

В новейших исследованиях, обойденных вниманием авторами российских учебников, удалось успешно преодолеть традиционный для «классической» геополитики разрыв между территориальными уровнями исследований. Рассмотрим происхождение критической геополитики, ее теоретические основания и идеи, сильные и слабые стороны, возможности ее применения в России. Теоретические подходы в современной зарубежной геополитике и место в ней «критического» направления. В современной геополитике можно выделить несколько теоретических подходов. Неоклассические подходы основаны на популярной в первой половине ХХ в. идее об исторически предопределенном влиянии географического положения и других пространственных факторов на внешнюю политику государств и место страны в международном разделении труда, налагающих на нее неизбывные ограничения, о неизменности национальных интересов, которые могут быть надежно обеспечены только военно-политическими средствами. Еще Наполеон писал, что политика государства заключается в его географии.

Государство представляется приверженцам этих подходов «черным ящиком», определенным образом реагирующим на внешние вызовы и выступающим на международной арене как единое целое. Соответственно, «национальные интересы» в понимании политической элиты на каждый исторический момент автоматически приписываются всей стране, всему населению. Внутренняя и внешняя политика по-прежнему полагаются разными и почти не связанными между собой сферами. Конечно, в современных трудах, основанных на неоклассических подходах, не найти одиозного уподобления государства живому организму. Разумеется, ушел в прошлое примитивный географический детерминизм. Однако географическое положение страны – данность, не подлежащая обсуждению. Особую роль играет политическая и военная значимость, характерные свойства и географическое положение ключевых территорий и акваторий – таких, как проливы, порты, столицы и др., а также размещение и степень обеспеченности страны топливно-энергетическими, минеральными, водными, природно-климатическими, трудовыми и прочими ресурсами. Географическое положение предоставляет некоторые возможности, но и порождают угрозы национальной безопасности. Естественно, неоклассические подходы эволюционировали по мере изменений на мировой политической сцене. В эпоху биполярного мира на первом плане стояла геополитика ядерного устрашения – анализ размещения средств доставки ядерного оружия и степени уязвимости различных государств. Ныне все большее внимание уделяется глобальному потеплению климата и его воздействию на хозяйство и социум в целом, в том числе конфигурацию береговой линии и морских коммуникаций, а также нехватке питьевой воды, «мягким» угрозам национальной и региональной безопасности и т.д. Уменьшение угрозы глобальной военной катастрофы, распад биполярного мира и наступление постиндустриальной эры подорвали популярность неоклассических подходов. Становилась все более ясной первостепенная значимость таких новых факторов, определяющих место страны в мировом хозяйстве и на политической карте, как научный и человеческий капитал, структура и конкурентоспособность национальной экономики, положение страны в глобальных сетевых структурах и «пространстве потоков» информации, капиталов, энергии, мигрантов. Уменьшение роли территориального фактора в его традиционных проявлениях и рост глобальной взаимозависимости привели к появлению новых направлений.

На стыке неоклассической геополитики и других дисциплин родились геоэкономика (ее сторонники сделали акцент на экономическом соперничестве государств) и экополитика, изучающая связь между состоянием окружающей среды и геополитическими факторами. Другое направление развития геополитики основывалось на стремлении сделать ее полноценной научной дисциплиной, имеющей собственный, четко очерченный объект исследований, систему категорий и закономерностей. В 1970-х гг. был обоснован социальный генезис геополитических представлений: государства, политические партии, социальные и региональные группы населения в разных странах по-разному трактуют одни и те же географические данности и пытаются обосновать свои интересы с помощью геополитических теорий. Таким образом, у государства ныне нет монополии на разработку и распространение геополитических представлений. Нет и непреодолимого барьера в изучении внутренней и внешней политики, между геополитикой и политической географией. Геополитику стали называть «конструктивной» или «активной» политической географией. Особое внимание стали уделять картам, предназначенным не только для узкого круга экспертов, но и для политических деятелей и широкой публики. В развитие этого подхода особенно большой вклад внесла группа французских географов, политологов и историков, сформировавшаяся вокруг основанного в 1976 г. И. Лакостом журнала «Геродот». Для И. Лакоста и его единомышленников объект геополитического анализа – политический конфликт любого уровня, субъекты которого могут иметь самую разную природу. Тем не менее, значительная часть выпусков «Геродота» посвящена эволюции национальной идентичности, представлениям о национальных интересах различных стран в представлениях элит и общественного мнения, взаимосвязи территориальной структуры хозяйства и вовлеченности во внешние конфликты разного уровня, в том числе под влиянием процессов интеграции и миграций. В странах Западной Европы вышло немало геополитических атласов.

Разработаны оригинальные сюжеты геополитических карт и способы картографирования, связанные со специфическими проекциями, анаморфированными и трехмерными изображениями, другими графическими образами пространства и взаимного расположения объектов, складывающимися в представлениях политиков, экспертов, социальных групп. Карты конфликтных ситуаций, влияния различных стран и других политических игроков в мире обязательно содержат информацию об экономической подоплеке, показывают функциональные связи между территориями [Boniface, Védrine, 2015; Atlas géopolitique mondiale, 2016 и др.]. В англоязычной литературе в тот же период (в конце 1970–1980-х гг.) развернулась созвучная идеям французских авторов дискуссия о новой, «беспристрастной», научной геополитике, близкой к современной науке о международных отношениях. Известные политико-географы П. Тейлор и Дж. О’Локлин предложили проводить различие между «практической» геополитикой, развиваемой политическими деятелями, и «формальной» геополитикой специалистов по международным отношениям. Практическая геополитика нуждается в аргументации для краткосрочных действий. Сложные теоретические построения ей ни к чему, так как задача состоит в том, чтобы свести сложные и многообразные проблемы к упрощенным схемам, понятным даже «человеку с улицы» – конфликту между добром и злом, между «нами» и «ими». Задачи практической геополитики – определить возможные внешние угрозы и государственные интересы, сформулировать принципы политики, направленной на обеспечение их реализации. Миссия формальной геополитики – критический разбор практической геополитики, а также разработка предложений по ее гуманизации. Претензии на возвращение геополитики в лоно географической науки стали протестом географов против профанации географических знаний государственной бюрократией и в особенности военной машиной.

На развитие западной геополитики в конце прошлого века большое влияние оказали идеи французских философов-постструктуралистов Ж. Дерриды и М. Фуко и английского географа Д. Харви. Они показали, что роль, восприятие и использование пространства отдельными людьми и социальными группами постоянно меняются в зависимости от социальной практики. В нее входит, в частности, политический дискурс, включающий общественно принятые способы видения и интерпретации окружающего мира, а также действия людей и институциональные формы организации общества, вытекающие из такого видения. Политический дискурс направлен на изменение или укрепление определенных социальных представлений, в том числе геополитических. Он играет большую роль в формировании политической карты и «территориальности» человека. На основе идей постструктурализма и отрицания неоклассической геополитики как ненаучной и спекулятивной и родилась в начале 1990-х гг. критическая геополитика, быстро оформившаяся в признанный междисциплинарный научный подход. Критическая геополитика: новая парадигма старой дисциплины. Под критической геополитикой вначале понимали изучение внешней политики с помощью анализа политического дискурса. Позже ее содержание было расширено, в особенности благодаря трудам канадского географа С. Далби и американского географа Дж. Тоала, который добавил к практической и формальной (называемой также высокой) геополитике еще и популярную, или низкую. Под ней подразумевается набор геополитических символов, образов и представлений о месте страны в мире, ее внешнеполитической ориентации, потенциальных союзниках и главных соперниках, содержащихся в сообщениях СМИ, рекламе и мультфильмах, кино и карикатурах. В современном демократическом обществе высокая и низкая геополитика не могут существовать друг без друга: одна постоянно подпитывает другую, хотя характер их взаимодействия варьирует от страны к стране и меняется со временем. К настоящему времени достаточно хорошо разработаны основные категории критической геополитики.

Геополитическая культура – это совокупность традиций взаимодействия страны с внешним миром, культура знаний о нем и интерпретации роли государства как субъекта международной деятельности. Это также совокупность институтов и культуры взаимодействия между общественными силами, занимающимися разработкой внешней политики. Так, американская геополитическая культура включает такие традиции, как изоляционизм (убеждение в необходимости сосредоточиться прежде всего на внутренних делах) и универсализм (уверенность в мессианском предназначении США и распространении на весь мир сферы их жизненных интересов), российская – западничество и евразийство и т.д. Геополитическое видение мира (или картина мира) – нормативная ментальная политическая карта мира или региона в совокупности с представлениями о действующих в них силах, влияющих на внешнюю политику. Иначе говоря, это набор общественных представлений о соотношении между различными элементами политического пространства, о национальной безопасности и угрозах ей, выгодах и невыгодах определенной внешнеполитической стратегии. Неотъемлемый элемент геополитического видения мира – образ страны в представлении ее граждан, в том числе их взгляды на ее территорию, «естественные» или «исторические» границы, сферу жизненных интересов, предпочтительную модель развития, историческую миссию, внешние или внутренние силы, благоприятствующие или препятствующие ее осуществлению (geopolitical imagi-nation). Различные социальные и региональные группы, как правило, имеют свое видение мира, которое совсем не обязательно совпадает с доминирующим. Геополитическое видение мира имеет вполне осязаемое влияние на внешнеэкономические связи, туризм, миграции. Проведенный нами опрос около 750 студентов Балтийского федерального университета им. И. Канта в Калининграде, Гданьского и Клайпедского университетов показал, что 56% российских студентов побывало в соседней Польше хотя бы раз, а 22% бывают там ежегодно или даже несколько раз в год. Исследование было проведено еще до введения режима малого пограничного движения (МПД) между Калининградской областью и соседними воеводствами Польши, позволяющего по специальной карточке пересекать границу неограниченное число раз, оставаясь по другую сторону в совокупности до 90 дней за полугодие. Режим МПД способствовал резкому увеличению потока калининградцев в близлежащие польские города. В то же время 88% гданьских и 68% клайпедских респондентов ни разу в жизни не пересекали российскую границу. Более того, Калининград и в целом Россия выглядели в глазах молодых поляков и литовцев весьма непривлекательно. Так, негативные ассоциации с Калининградом высказало более 60% клайпедских студентов [Колосов, Вендина, 2014].

Геополитическое видение формируется под воздействием многочисленных факторов: семейных традиций, образования, личного опыта человека, в частности, размеров и конфигурации знакомой ему территории, рекламы, литературы и искусства, кино, СМИ, создающих и распространяющих набор мифов и стереотипных представлений о национальной истории и территории. Эти представления распространяются в ходе политического дискурса, синтезирующего информацию о политических и экономических событиях в мире в привязке к определенной территории. Политический дискурс чаще всего инициируют и поддерживают СМИ, обычно обслуживающие интересы определенных групп элиты. Он складывается из определенных сюжетов – геополитических историй (geopolitical storylines), формируемых элитами для обоснования своей политики. В плюралистическом обществе обычно складывается несколько скриптов каждого сюжета – способов его представления и медиатизации. Результатом становится создание или модификация геополитического видения мира, а затем геостратегии – понимания национальных интересов и путей их обеспечения и защиты.

Геополитическое видение мира имеет основания в геополитических традициях – исторически возникших национальных политико-философских школах, развивающих определенный нормативный и относительно формализованный набор взглядов на национальную идентичность, интересы и политические приоритеты. «Низкая» геополитика и основывающееся на ней геополитическое видение мира – необходимый элемент национальной (этнической) и политической (государственной) идентичности, инструмент национального и государственного строительства. Это продукт национальной истории и культуры, результат синтеза взглядов, исповедуемых различными слоями политической элиты, академическими экспертами, творческой интеллигенцией и общественным мнением в целом [Колосов, 1996]. «Официальное» геополитическое видение мира как часть национальной идеологической доктрины не всегда разделяет большинство населения. Отношения России с рядом стран, особенно ближнего зарубежья, долгое время отчасти основывались на примордиалистских 1 мифах и стереотипах (типа «братья-славяне» или «православные»). Дж. Тоал выделил три части критической геополитики: 1) изучение национальных геополитических традиций, 2) анализ политического дискурса; 3) исследование значения пространственных концепций в разных традициях и культурах – таких, как «место», «район» и т.п. Он предложил и апробировал на конкретном материале модель трансформации отдельных географических представлений и образов в геополитическое видение. Согласно этой модели, первый этап процесса – сведение информации и образов в сюжеты (например, конфликт в Косово). Второй этап – их перевод с помощью СМИ и распространяемых ими образов в определенные категории и формулирование в политическом дискурсе ответов на следующие вопросы: 1) что? (происходит): гражданская война, международный конфликт, экономический кризис и т.п.; 2) где? (дается геополитическая привязка места событий: «в сердце Европы», «в районе наших жизненных интересов»…); 3) кто? (участники событий): вырабатывается противопоставление «нас» и «их», «добра» и «зла» (например, террористы против цивилизованного мира, «отечественныe» компании против компрадорского капитала или иностранных монополий); 4) почему? (кто виноват?): например, американские правящие круги, стремящиеся к гегемонии, или враги демократии, разжигающие национализм, чтобы удержаться у власти. Геополитическое видение мира в целом и образы отдельных стран и территорий особенно важны в государственном строительстве в переходные исторические периоды. Развитие национальной (политической) идентичности в значительной степени происходит в результате противопоставления «своих» «чужим», жителям соседних и других зарубежных стран. Например, официальная украинская геополитическая доктрина основывается на исторических мифах, многие из которых прямо противоположны российским [Колосов, Мироненко, 2001]

Иными словами, пространство – не нейтральная для человека категория. Национальные стереотипы обязательно включают образы пространства. Изучение интерпретации и использования символического капитала мест – один из элементов критической геополитики. Так, районы, относимые национальным сознанием к территории своего государства, как и страны, получают своего рода коды, а многие из них становятся национальными символами, как Косово для Сербии. Французы всегда считали Эльзас и Восточную Лотарингию частью Франции, но отказались полагать таковой Алжир. В массовом сознании существует единое, постоянно расширяющееся поле географических образов, причем и сами эти образы находятся в разной стадии эволюции [Петренко, Митина и Бердников, 2000; Замятина, 2006]. На географические образы опираются проекты государственного строительства, внешнеполитические стратегии. Для создания таких образов мобилизуются все историко-культурные ресурсы места. Как заметил французский историк Ф. Мартен, история – это ящик с инструментами, среди которых всегда можно отыскать необходимый к случаю [Martin, 2009]. Яркий пример использования и изменения символического капитала как инструмента социализации и отражения геополитической ориентации – Молдова и Приднестровье. Символический ландшафт молдавской столицы превратился в поле битвы между различными историческими нарративами и сторонниками разных путей развития страны – строительства независимого государства и объединения с Румынией. Старый советский символический капитал сохранялся постольку, поскольку «работал» на укрепление государственности, ибо Молдавия была одной из советских республик, ставших самостоятельными государствами после распада СССР. Существовавшие ранее и новые памятники воспевают, в частности, период царствования Стефана Великого (1457–1504 гг.), когда Кишинев был центром крупного государства. В то же время многие топонимы, монументы и политические лозунги символизируют задачу воссоединения с Румынией. В Приднестровье символический капитал призван отразить особую, отличную от Молдовы идентичность и историю региона, показать славянское присутствие и в особенности принадлежность Приднестровья к «русскому миру» и ориентацию на Россию. Главный символ города, помещенный и на банкноты – памятник А.В. Суворову, командовавшему русскими войсками, освободившими при Екатерине II Бессарабию и территорию нынешнего Приднестровья от турецкого ига. В центре воздвигнуты новый памятник императрице и кафедральный собор, имитирующий древнюю русскую архитектуру. Полностью сохранены советские монументы и топонимия и в то же время открыты музейные экспозиции, посвященные кровавой попытке кишиневских властей восстановить контроль над Приднестровьем в 1992 г., сооружены памятники жертвам трагических событий. Анализ географических представлений помогает ответить на отнюдь не только академический вопрос о границах так называемых неформальных регионов, или мезорегионов, «легитимизировать» процессы регионализации в общественном сознании и способствовать их институализации.

Для этого подбирается и активно используется в политическом дискурс набор «объективных» критериев – природно-климатических, исторических, экономических, культурно-лингвистических и т.д. Так, единство евро-средиземноморского региона и его границы обосновывались рубежами завоеваний Римской империи, распространением олив как одной из типичных культур Средиземноморья, среднеянварской изотермой 0°, миграционными связями и т.п. [Kolossov, Galkina, 2000]. Это было необходимо в политическом дискурсе, сопровождавшем так называемый Барселонский процесс, инициированный в конце 1995 г. Он институализировал многосторонний диалог между Евросоюзом и странами Северной Африки и привел к образованию Средиземноморского союза, включающего 43 страны. ЕС заинтересован в экономическом и финансовом сотрудничестве с южными соседями, координации с ними энергетической и миграционной политики. Теория конструирования пространства различными социальными силами способствовала переосмыслению на новой, более широкой основе методологических подходов в геополитике. В ней преодолен разрыв в изучении внутренней и внешней политики, характерный для позитивистских подходов и отразившийся в разделении между геополитикой и политической географией. Появившаяся в лоне географии критическая геополитика стала современной междисциплинарной областью, в которой широко применяются концепции и методы, развиваемые в экономической географии, социологии, политологии, культурной антропологии, политической психологии. Вместе с тем, критическая геополитика и сама подверглась серьезной критике.

Ее сторонников упрекали за чрезмерный акцент на анализ текстов, злоупотребление принципами конструктивизма в ущерб анализу институциональной и материальной базы политического дискурса, невнимание к мирохозяйственным процессам как материальной основе геополитики, игнорирование принципов историзма и др. Было предложено сосредоточить больше усилий на изучении пространства и времени политического дискурса – иными словами, экономического и технологического пространства, в котором развертываются геополитические события и передается геополитическая информация. Критическую геополитику предлагается обогатить анализом структурных экономических факторов, распределения в пространстве потоков информации, капиталов, товаров и мигрантов, такими категориями, как уязвимость и безопасность. Другая перспективная и пока еще мало разработанная тема критической геополитики – формирование «общепринятых» международно-правовых норм и институтов, через которые реализуется гегемония доминирующих государств, и их соотношение с интересами этих государств. Принципиальное замечание в адрес критической геополитики первых полутора десятилетий ее существования касается, как ни странно, ее недостаточной «географичности». Наследие холодной войны до сих пор сказывается в анализе почти исключительно «глобального» политического дискурса и присущего ему применения общих, идеологизированных категорий «деконструкции» локальных конфликтов разной природы и размаха.

Особенно это было свойственно американскому дискурсу, в котором весь мир рассматривался через призму «свой – чужой», в какие бы внешние формы ни облекалась эта дихотомия. Это вело к интерпретации мира как глобальной шахматной доски, на которой немногие ведущие игроки передвигают свои «пешки», игнорированию переплетения глобальных и специфических локальных факторов нестабильности, понимание которых требует знания региона и «полевых» исследований. Социальные группы, вовлеченные в конфликт, представляются однородными группами, выделенными на основе умозрительных критериев и действующими как единое целое, а им самим приписываются определенные свойства («агрессивные сербы», «проникнутые неоимперским сознанием русские» и т.п.). В качестве примеров можно привести трактовку событий 2008 г. в Южной Осетии исключительно через призму отношений между Россией и Западом или отделения Приднестровья от Молдовы как этнического конфликта. Эта критика вызвала двоякую реакцию: совершенствование критической геополитики и ее интеграцию с другими подходами и методами. В последние годы появились работы, в которых методы критической геополитики сочетаются с анализом потоков и более органично увязываются глобальные и локальные факторы конфликтов.

Применение подходов критической геополитики к изучению России. Эти тенденции проявились и в исследованиях России, основанных на концепциях критической геополитики. Такие исследования проводились как за рубежом (например, в США, Финляндии, Франции), так и в самой России. Рассмотрим коротко некоторые примеры. Был изучен, например, российский политический дискурс по крупным внешнеи внутриполитическим проблемам: реакция на атаку американских городов террористами 11 сентября 2001 г. и последовавшая за ней попытка сближения России с Западом; политическая нестабильность на Северном Кавказе. При этом были выделены скрипты важнейших событий в доминирующем (правительственном) и других дискурсах, их связь с российскими геополитическими традициями и современной «высокой» геополитикой. Материалами для такого анализа послужили публичные выступления и интервью официальных лиц (президента, председателя правительства, спикеров Государственной думы и Совета федерации, ми¬нистра иностранных дел) и публикации за достаточно представительный период в газетах, отражающих взгляды определенной части политическо¬го спектра [O'Loughlin, Ó Tuathail, Kolossov, 2004(a,b), 2005].Другим опытом применения подходов критической геополитики к анализу российского материала было сравнение политического дискурса с мнением рядовых граждан на основе массовых опросов общественного мнения. Анкеты были составлены таким образом, чтобы выявить отношение респондентов к разным скриптам. При этом особое внимание уделялось «социальному портрету» носителей определенных взглядов на внешнюю политику страны – например, тех, кто одобрял меры, принятые В.Путиным в ответ на атаку террористов 11 сентября 2001 г., и присоединение России к международной антитеррористической коалиции, и тех, кто не согласился с этими мерами [O'Loughlin, Ó Tuathail, Kolossov, 2004(a), 2006].

Для политической целостности такой крупной и разнообразной страны, как Россия, чрезвычайно существенна дифференциация мнений населения отдельных районов и главных этноконфессиональных групп. Статистически установлены достоверные различия в реакции на события 11 сентября между титульным населением республик Северного Кавказа, Поволжья и другими регионами России. В ответах на некоторые вопросы они достигали десяти процентных пунктов, но все же невелики. При этом мнения титульного населения Татарии и Башкирии отличались от взгля¬дов остальной части России больше, чем республик Северного Кавказа [O'Loughlin, Ó Tuathail, Kolossov, 2004(a), Колосов, Себенцов, 2014]. Интересным и практически значимым оказался анализ образов зарубежных стран в представлениях российских граждан на основе серии общероссийских опросов. Их совокупность отчетливо высветила геополитическое видение мира россиянами, их представления о союзниках, дружественных государствах и потенциальных угрозах.

Характер возникавших у респондентов ассоциаций с названиями разных стран позволил с высокой степенью вероятности определить генезис образов разных стран и, в частности, долю ассоциаций, навеянных недавними телевизионными программами и рекламой [Мир глазами россиян…, 2003]. Количественное и качественное изучение публикаций о зарубежных странах в пяти ежедневных «качественных» газетах – российской «Независимой газете», американской «Вашингтон пост», французской «Монд», германской «Франкфуртер цайтунг» и индийской англоязычной «Хиндустан таймс» в течение 12 недель, взятых в случайной разбивке в течение года, дало возможность сопоставить и картографировать освещение различных стран и регионов мира, содержание и характер информации о них по трехбалльной шкале (позитивная – нейтральная – негативная), а также проанализировать образы ведущих стран в зеркале разных газет, в особенности России [Колосов и др., 2002]. Поток информации о разных странах и регионах оценивался с помощью анализа частоты публикаций в газете. За условную единицу рейтинга популярности страны или региона принималась отдельная статья, содержащая конкретный географический адрес или адреса. Соотношение между реальным весом страны в мире и ее освещением на страницах издания определялась с помощью сопоставления ее доли в населении и в валовом внутреннем продукте мира и долей в публикациях (коэффициентами локализации). Если коэффициент больше единицы, значит, что издание проявляет повышенное внимание к региону, если меньше – внимание газеты к региону не соответствует его доле в населении. Равномерность поступления новостей оценивалась с помощью коэффициента вариации, исчисленного как отношение среднего отклонения к среднему значению. Чем он меньше, тем более постоянно и равномерно информационное освещение региона. Качественный анализ касался насыщенности информационного потока: преобладающей тематики сообщений, их тональности, очередности подачи информации и, в конечном счете, образов стран, рисуемых разными

газетами, их «идеологической» составляющей, геополитической картины мира в целом. Как правило, чем экономически мощнее регион, тем больше общезначимых новостей он «генерирует», тем лучше освещается на страницах газет. «Качественные» газеты интересуют, во-первых, главные акторы мировой политической сцены, а во-вторых – ближайшие соседи по региону. Преобладающая тематика западных газет – экономическая, доля которой наиболее весома в их информации о других странах западного сообщества, и внешнеполитическая. Внутриполитическая жизнь стран, не входящих в мировое «ядро», отражается ими преимущественно в тех случаях, когда данный регион сотрясают кризисы, конфликты и междоусобицы. В целом на образы многих стран существенное влияние оказывают две постоянные составляющие: (а) спорт и (б) скандалы, конфликты, стихийные бедствия, террористические акции, криминал. Страны, особенно «дальние», не играющие большой роли во внешней политике государства, где издается газета, освещаются преимущественно в нейтральном ключе. Однако у газет (а соответственно – и в национальной геополитической картине мира) есть своего рода оси «зла» и «добра», которые смещаются по мере изменения геополитических кодов страны. Образ страны за рубежом зависит от того, что она может «экспортировать» вовне – от товаров и услуг до рисков, угроз и нестабильности. Что касается России, то зарубежные СМИ, как правило, рисуют ее как страну северную, бедную, нестабильную, недемократическую и мало гостеприимную, хотя и располагающую крупными запасами нефти и газа, как место частых социальных и природных катаклизмов.

Преобладающая негативная информация о России касается больше ее внешней и внутренней политики, а не экономики, сравнительно мало значимой на мировом фоне. Восприятие России еще долго будет по инерции связано с канувшим в Лету Советским Союзом, десятилетия внушавшим страх западному миру. В ее образе чрезвычайно сильна культурно-символическая составляющая, отделившая Россию от Европы и остальных западных стран. Такой образ страны приходится учитывать во внешнеполитической деятельности, тем более, что геополитические представления обладают большой инерцией и их трудно изменить. Большой интерес представило сравнение социальных представлений о зарубежных странах с мировым «пространством потоков» – географическим распределением внешней торговли, прямых иностранных инвестиций, миграций, международных авиарейсов, поставок оружия, политическими связями, выражающимися в солидарном голосовании в ООН, и т.д. Другими словами, была поставлена цель выяснить, насколько «заметность» и образ страны зависят от ее «объективного» места в мире, интенсивности и природы ее внешних контактов. Исходная гипотеза предполагала также, что видение мира зависит от физического расстояния и культурной дистанции (сходства языка и религии) между странами [Колосов, Туровский, 2000; Геополитическое положение России…, 2001; Колосов, Зотова, 2012; Kolosov, 2013].

Опрос 827 российских студентов в Москве, Екатеринбурге, Ставрополе и Хабаровске (конец 2009 г.) подтвердил гипотезу о том, что территориальная мобильность семей, более высокий уровень доходов, знание иностранных языков и личное знакомство с зарубежными странами способствуют формированию положительного настроя к внешнему миру, его более позитивного и «реалистического» геополитического видения, менее связанного со стереотипами, навязываемыми СМИ. Вполне естественно, эти факторы более значимы в Москве и Екатеринбурге, чем в Хабаровске и Ставрополе.

Респондентам, в частности, было предложено назвать по пяти наиболее и наименее привлекательных стран. Оригинальность опроса заключалась в том, что студентов просили нарисовать на контурных картах границы Европы и 3–10 культурных регионов мира. Эти карты были отсканированы, а результаты обобщены с помощью геоинформационных методов. Поскольку речь идет о мнении нового поколения россиян, выросшего уже после распада СССР, эти результаты позволяют судить о том, как может меняться российское общественное мнение в последующие годы. Геополитическое видение мира описывалось двумя простыми индексами: «известности» (общее число упоминаний страны) и «асимметрии» (разница между числом упоминаний страны как привлекательной и непривлекательной, деленная на общее число ее упоминаний). Таким образом, каждая страна может быть охарактеризована на ментальной карте респондента как точка в системе координат, на оси абсцисс которой – индекс известности, на оси ординат – индекс асимметрии. Сгущения точек позволяют выделить разные группы стран и провести сравнения результатов опроса в разных странах.

Итоги опроса показали, что в России, как и в других странах, наиболее известны респондентам крупные мировые державы«ньюсмейкеры», соседние страны и регионы международных конфликтов, регулярно освещаемые СМИ. Страны Африки, значительная часть Азии и Латинской Америки упоминались редко. По сравнению с выборкой в целом российские студенты отличались еще большим тропизмом в отношении стран Западной Европы, особенно Франции, Италии и Германии. Франция более привлекательна для россиян, чем во всех остальных 17 странах. Страны Западной Европы привлекают российских граждан высоким уровнем жизни. Они отождествляются с отдыхом, потреблением товаров и услуг, но также с богатым культурным наследием и демократическими режимами. Такое видение подтверждается анализом открытого вопроса об ассоциациях со словом «Европа». Наименее привлекательны для российских студентов страны, охваченные гражданской войной или связываемые с мусульманским фундаментализмом, Китай и бывшие советские республики.

Выводы.

Критическое направление значительно способствовало коренному обновлению, теоретизации геополитики и ее превращению в самостоятельную междисциплинарную предметную область, располагающую собственными категориями и методами. Геополитика начала ХХI в. изучает положение страны в системе международных экономических, политических, культурных и иных связей, а также место в мире, отводимое ей в представлениях внешних партнеров и собственных граждан. Это направление исследований тесно взаимодействует с географией мирового хозяйства. Геополитические представления – неотъемлемый элемент национальной, этнической и региональной идентичности. Геополитическое положение страны постоянно эволюционирует как под воздействием объективных глобальных и других внешних и внутренних факторов, так и вследствие переоценки гражданами своего отношения к разным уровням власти, в том числе государственному, абсолютно доминировавшему еще в недавнем прошлом, а ныне постепенно ослабевающему, хотя и в неодинаковой степени в разных регионах мира. Применение концепции критической геополитики к изучению современной России может внести заметный вклад в понимание закономерностей мирового развития, динамичной и усложняющейся связи между внешней и внутренней политикой, в частности особенностей геополитического видения мира российскими гражданами, их подверженности влиянию СМИ и возможного отношения к важным внешнеполитическим решениям.

В.А. КОЛОСОВ