Забытая Первая мировая война

Среди определений, звучащих сегодня в России по поводу Первой мировой войны, пожалуй, чаще всего встречается слово «забытая». На протяжении долгого времени этот конфликт, который стоил российской армии более 1,8 млн человек и вызвал глубочайшие политические и социально-экономические потрясения, приведя к падению царского режима и возникновению советской системы, оставался на периферии национальной истории и исторической памяти.

Причины такого забвения хорошо известны: в официальной большевистской риторике эта война клеймилась как «империалистическая», навязанная народу проклятым царизмом, тогда как в коллективной памяти она сливалась с революцией и гражданской войной, образуя вместе с ними единую череду конфликтов, лишений и насилия длиной почти в целое десятилетие.

При этом если опыт революции и гражданской войны стал основой для – нередко целенаправленного – создания исторической мифологии, со своими символами и пантеоном героев, то наследие Первой мировой войны было быстро вытеснено на периферию. А три десятилетия спустя центральное место в коллективной памяти, а затем и в официальной коммеморативной культуре суждено было занять Второй мировой войне, за которой – в отличие от предыдущего конфликта – прочно закрепилось название «отечественной».

Сегодня, как никогда раньше, именно эта война является стержнем всей российской мемориальной системы. «Забвение» Первой мировой войны не было, разумеется, ни полным, ни систематическим. Оно распространялось, главным образом, на публичную мемориальную культуру, тогда как научная литература, посвященная этому конфликту советскими, а затем российскими историками, является весьма внушительной, несмотря на до сих пор наблюдаемый недостаток в обобщающих трудах, а также некоторые лакуны и перекосы методологического и тематического характера. С 1990-х гг. история Первой мировой войны привлекает к себе внимание растущего числа историков – в контексте общего обновления историографии, пересмотра истории дореволюционного периода и обостренного интереса к «белым пятнам» отечественной истории.

Обзору этой историографии посвящено немало публикаций (в том числе последняя статья Александра Зумфа на французском языке), поэтому мы сосредоточимся здесь на рассмотрении исторической политики, связанной с Первой мировой войной, а также места, занимаемого ею в современной российской мемориальной культуре. Беглого знакомства с российской прессой достаточно, чтобы заметить, что «забытая» когда-то война стремительно возвращается на передний план российской коммеморативной сцены.

Возрождение интереса к ней касается не только (или даже не столько) научного сообщества. Оно заметно прежде всего в публичной сфере. На протяжении последних двух лет представители высшего руководства страны: от президента В. Путина и председателя Государственной думы С. Нарышкина до руководителя Администрации президента С. Иванова и министра культуры В. Мединского – неоднократно выступали с призывами вернуть Первой мировой войне заслуженное место в национальной истории и коллективной памяти россиян.

За этими заявлениями последовал ряд правительственных инициатив: так, начиная с 2013 г. Россия отмечает 1 августа «День памяти российских воинов, погибших в Первой мировой войне 1914-1918 гг.»; С. Нарышкин возглавил оргкомитет по подготовке мероприятий, связанных со 100-летием начала Первой мировой войны; было принято решение воздвигнуть ряд памятников в память о погибших воинах и открыть в Царском селе первый музей, посвященный истории этой войны. Мероприятия, связанные со столетней годовщиной Первой мировой войны, фигурируют среди приоритетных направлений деятельности большинства государственных учреждений культуры, от Министерства культуры до Российского исторического общества (РИО) и Российского военно-исторического общества (РВИО). Программы общенационального уровня дополняются инициативами на местах, исходящими от региональных властей, частных фондов, университетов, общественных и научных организаций. Разумеется, такой рост интереса к Первой мировой войне во многом обусловлен приближением ее столетней годовщины. Это, кстати, заставляет кого-то опасаться столь же быстрого спада интереса после того, как закончится юбилейный 2014 г. Тем не менее, нам представляется, что речь идет о более глубокой тенденции, не сводящейся к юбилейной конъюнктуре (что, заметим, еще не означает успешности попыток включить Первую мировую войну в российскую историческую память). Чтобы понять эту тенденцию, необходимо рассматривать ее в контексте всей «исторической политики», проводимой российскими политическими элитами.

История является сегодня в России одновременно объектом и инструментом политики. Это означает прежде всего выработку и максимально широкое внедрение – с помощью коммемораций, кинематографа или, к примеру, создаваемого в настоящий момент «единого учебника» истории для средней школы – нормативного видения национального прошлого, с одновременным созданием механизмов, позволяющих отсечь или вытеснить на периферию альтернативные варианты. Эти меры по «выравниванию» и монополизации исторического поля преследует политические, дидактические и пропагандистские цели. История интересует российское руководство прежде всего в качестве инструмента, служащего воспитанию патриотизма, спайке нации, укреплению национальной идентичности или даже выработке государственной идеологии. Помимо этих среднеили дальносрочных целей она также нередко выступает в роли аргумента, служащего легитимации текущих политических решений, мобилизации сторонников и дискредитации противников, как это показало, например, использование «фашистской» и «бандеровской» этикеток в ходе украинского кризиса.

Эмилия Кустова