Империализм в XXI веке: протоимперии и «восстание периферии» | Знания, мысли, новости — radnews.ru


Империализм в XXI веке: протоимперии и «восстание периферии»

1

Па протяжении последних десятилетий тема глобализации не сходит со страниц профессиональной и научно-популярной литературы. Ее активно обсуждают общественные и политические деятели и даже рядовые граждане практически всех стран мира. На наш взгляд, в настоящее время этот этап развития позднего капитализма3 переживает период заката. Данный вопрос стал обсуждаться в профессиональной литературе, где все чаще встречаются понятия империя, восстание периферии, глокализация и т. п. Это говорит об определенных изменениях не только в геополитической, но и в экономико-политической ситуации в мире.

Эти процессы характеризуются существенными противоречиями. Наряду с известными противоречиями глобализации, о которых много писалось, возникают новые. Прежде чем говорить о них, упомянем, что к традиционным противоречиям глобализации, выделявшимся в литературе на протяжении последних 30 лет, можно отнести противоречия: между глобальнымрынкоми национально-государственнымрегулированием; глобальным неравенством и национально-государственными системами социальной защиты; глобально организованным и представленным транснациональными игроками капиталом «Севера» и диффузным, фрагментированным, дезорганизованным трудом «Юга». Подчеркнем, что именно эти противоречия стали одной из причин развития процессов, характеризующих рождение нового – постглобального – этапа в развитии нового капитализма. При этом одной из важнейших причин такой трансформации стало изменение материально-технической структуры мировой экономики, в частности, высокие темпы индустриализации ряда стран периферии и превращение их в страны полупериферии. К числу последних относятся страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия и Китай) и другие государства. Кроме того, нарастает противоречие между глобальным трудом и глобальным капиталом, поляризованными в разных частях света, которое также стало одной из причин

трансформации модели неолиберальной глобализации в новое качество (внутри капиталистической системы экономических отношений). Как уже отмечалось, новое качество глобализации характеризуется тем, что наряду с традиционным делением на «центр» («ядро») и «периферию», возникают новые феномены. Трансформация по модели империализм – глобализация привела к рождению нового империализма, снимающего (не столько в позитивном, сколько в негативном смысле) содержательные характеристики как классического империализма начала XX в., так и черты неолиберальной глобализации второй половины XX в. Так рождается феномен, который мы могли бы назвать новым империализмом. Для нового империализма характерны трансформация признаков старого империализма и возникновение процессов глокализации (противоречивого соединения глобализации и локализации), а также противостояние новых рождающихся протоимперий и тех стран ядра, которые раньше однозначно выступали как центры доминирования. Рассмотрим эти процессы подробнее.

Понять нынешнюю специфику глобализации и империализма можно, только применив историко-логический анализ, ибо истина конкретна, а конкретное, как заметил еще Гегель, есть результат со своим становлением. Такой анализ, проведенный в рамках марксистской методологии, позволяет сделать простой и важный вывод: хронотопы4 империализма могут быть разными. Несколько упрощая, этот тезис можно переформулировать в совсем уж банальное, но важное утверждение: в разные периоды истории (хроноса) и в разных частях света (топоса) существовали разные по содержанию типы агрессий и империй5 . И сегодня, в XXI в., в разные периоды социального времени в разных анклавах социального пространства есть разные типы экономикополитических образований, ведущих себя как [прото]имперские социумы, характеризующиеся большей или меньшей степенью экономической, политической, культурноидеологической и даже военной агрессии. Для позднего капитализма генетически исходным отношением – категорией системы, задающим его системное качество и всеобщую форму, является «подрыв» (В. И. Ленин) отношений товарного производства и – далее – капитала со стороны локально и частично регулирующих рынок и наем работников крупнейших корпоративных капиталов и государства. Наиболее яркая черта этого процесса – «подрыв» свободной конкуренции монополией [11, c. 385–387] – является и характеристикой империализма как монополистической стадии развития капитализма, этапа, с которого начинается «поздний капитализм».

Далее, мы предлагаем сделать шаг в несколько необычном для современной науки направлении: поставить проблему исследования не столько механизма функционирования этой системы, сколько исторических (с точки зрения эмпирически наблюдаемого развития предмета) и логических (теоретически фиксируемых) этапов развития позднего капитализма. Этот подход позволит предположить, что основные черты данных этапов станут ключом к пониманию конкретного целого (напомним: целое есть «результат со своим становлением»!) – современного капитала. Исторически эти этапы относительно легко выделяемы. Первый – генезис монополистического капитала, изменившего рынок и ставшего экономической основой империализма и колониализма образца начала ХХ в. Используем для обозначения этого этапа определение «империализм как особая (исходная) форма [а вместе с тем и исторический этап] позднего капитализма». При этом специально повторим: как исходная форма заката капитализма он будет генетически всеобщей чертой всего процесса, поэтому все последующие стадии будут нести в себе в снятом виде черты и империализма. Второй этап – период поиска моделей сознательного регулирования экономики в общегосударственных масштабах. Используем для определения этого этапа термин «социал-реформистская модель [этап] позднего капитализма». Третий период ознаменовал «неолиберальный реванш», начавшийся в 1980-х гг. Для обозначения данного этапа мы используем термин «неолиберальная форма [этап] позднего капитализма» (короче – неолиберализм). Выделенные выше этапы (империализм, социал-реформизм, неолиберализм) позднего капитализма хорошо известны и их фиксацию можно считать вполне обоснованной эмпирически.

Существенно, что каждый из последующих этапов снимает предыдущий, т. е. не только отрицает, но и наследует черты предыдущего, причем логика «отрицания отрицания» приводит к тому, что неолиберальный этап по многим параметрам оказывается «восстановлением» многих черт империализма. Глобальный капитал начала нынешнего века, воспроизводя и снимая в результате диалектического «отрицания отрицания» черты монополистической стадии эволюции капитализма (империализма), характеризуется рядом черт, которые являются следствием трансформации неолиберальной глобализации в протоимперское состояние, которое мы можем условно назвать новым империализмом. Кратко сформулируем эти черты, отсылая заинтересованного читателя к подробному исследованию в двухтомнике «Глобальный капитал» [3, 4], опирающемуся на широкий круг работ [1, 12, 15, 17, 18, 21]. Итак, новый империализм начала XXI в. характеризуется тем, что глобальный капитал обретает ряд свойств, которые генетически наследуют, усугубляют, а кое в чем и отрицают свойства монополий начала ХХ в. Во-первых, изменяется объект империалистического воздействия.

Империалистический капитал, подобно своему «собрату» начала ХХ в., выходит за рамки государственных границ вследствие переразвитости национального капитализма и хронического внутреннего перенакопления капитала, но в этом «выходе», происходящем сто лет спустя, есть своя специфика. В частности, экспансия капитала-империалиста ныне направлена по преимуществу на индустриальный капиталистический и политически (формально) независимый объект – на экономики стран периферии и полупериферии, а не на аграрный полуфеодальный мир колоний. Во-вторых, методы империалистического давления в ряде случаев сохраняют все атрибуты «старого» империализма, но господствуют новые правила игры.

Формально – это правила свободного рынка, на котором все национальные экономики и их фирмы выступают равноправными акторами. Ни колоний, ни метрополий, ни политико-военного давления как бы нет: все являются равными членами ВТО (отсюда – неолиберальная риторика адептов этой системы). Но, как известно из старого оруэлловского высказывания, на скотном дворе «все звери равны, но некоторые равнее других». Так и в сегодняшней глобальной экономике. Капитал-империалист начала XXI в. (его типичный пример – ТНК) формально в большинстве случаев выходит на мировую арену как обычный атомизированный производитель, на равных конкурирующий с другими игроками и отличающийся от них только большей производительностью, лучшим менеджментом и т. д. (сии «преимущества» ТНК подробно описаны в работах Бхагвати [6]). То, что это иллюзия, давно доказано в работах критиков неолиберальной глобализации [13, 14], в том числе в наших текстах6 . Современный капитал-империалист выходит на рынки национальных государств как (1) сверхкрупный капитал, сопоставимый по размеру с капиталом средних национальных государств (если ранжировать ТНК и крупнейшие страны мира по финансовому обороту – по ВВП для государств и выручке для корпораций, то 40 из 100 сильнейших экономик мира будут представлены корпорациями) и (2) обладающий способностью проводить политику экономического, политического, идеологического манипулирования остальными акторами мировой экономики. Этот капитал становится субъектом империалистической агрессии, которая в некоторой мере (конкуренция с другими корпоративными капиталами и национальными государствами сохраняется!) подчиняет себе производителей, потребителей и общегосударственные институты (NB! Мы здесь говорим не о министерствах и министрах, а о правилах игры) стран периферии. Капитал-империалист – это субъект агрессивного манипулирования, а не просто крупная корпорация.

В-третьих, эти капиталы при помощи «родных» для них и, в конечном счете, подчиненных им государственных и международных институтов центра устанавливают обязательные правила игры для всех остальных акторов мировых экономических, политических процессов и т. д. Эти правила (например, правила ВТО или те, что МВФ устанавливает для стран-кредиторов) формально выглядят как одинаковые для всех общецивилизационные нормы, характерные для свободного рынка. Однако по сути эти институты обеспечивают доминирование сверхкрупных транснациональных корпораций, а также государств и союзов (например, ЕС), являющихся их «родиной». «Равноправная» конкуренция высокотехнологичных, обладающих монополией на современные ноу-хау в области производства и управления корпораций, сопоставимых по размеру с иными национальными экономиками, и полуфеодальных «местных» производителей; свобода торговли и движения капитала при закрытости перемещения рабочей силы; открытость для приватизации любых объектов и фактический запрет на активные социальные и иные ограничения рынка; приоритет международных правил, гарантирующих неприкосновенность частной собственности, по отношению к демократическому волеизъявлению граждан и т. п. – все эти и подобные им правила развязывают руки крупнейшим экономико-политическим акторам для манипулирования экономиками и людьми [7, 22, 23].

Не углубляясь в эту сферу, запомним сформулированный выше пункт и дополним его еще одним, прямо из него вытекающим: капитал, осуществляющий империалистическую экспансию не только устанавливает свои правила игры, но и обеспечивает экономическими, политическими, а также военными средствами выполнение этих правил, являясь мировым полицейским. В итоге в мире распространяются практики, названные Дэвидом Харви накоплением через изъятие (accumulation by dispossession) [17, 18]. В-четвертых, новый империализм – это нечто большее, чем вывоз капитала. Глобальный капитал XXI в., осуществляя свою экспансию, не просто вывозит активы, он подчиняет своему господству экономику третьих стран, формируя и сохраняя в своих руках контроль за технологиями, управлением и финансами этих национальных систем. В-пятых, этот капитал, являясь одним из участников кооперативно-конкурентного мирового финансового капитала, контролирует мировую финансовую систему. В частности, это эмиссия и контроль за обращением свободно конвертируемой валюты (мировых денег, «золота XXI века»), подчинение системымеждународных расчетов и институтов, регулирующих мировые финансовые процессы (МВФ, Мировой банк и др.). Наконец, последний (по счету, но не по значению) пункт.

Используя перечисленные возможности, такой капитал может присваивать особую – империалистическую – ренту (Самир Амин [1, с. 110, 111, 127, 128, 134]). Возвращаясь к проблемам внешней экономической, политической, идеологической и другой экспансии тех или иных национальных государств, можно сделать вывод, что в современных условиях становления протоимперий субъектами собственно империалистической политики становятся только те государства, которые обеспечивают «своему» глобальному капиталу возможность реализации хотя бы основных из перечисленных атрибутов глобальной гегемонии7 . Переведем сказанное на социофилософский язык: современную протоимперию можно определить как экономико-политический хронотоп, системным качеством которого является наличие у определяющих его капиталов основных атрибутов глобальной гегемонии. Упрощая это социофилософское и одновременно политико-экономическое определение, можно сказать, что субъект современного империализма – протоимперия – это такое социальное пространство (топос – сверхстрана, как США; группа стран – как ядро Европейского союза; глобальная сеть крупнейших финансовых капиталов), которое в настоящее время (хронос) используется глобальными игроками (ТНК и др.) как институциональное (в частности, обладающее правовыми, политическими, идеологическими и военными инструментами воздействия) оформление для манипулирования и, в конечном счете, подчинения третьих лиц. В частности, протоимперским может быть национальное государство, используемое базирующимися в нем транснациональными корпорациями как механизм политического (в предельном случае – военного) подчинения внешних общественно-экономических систем. Последние в данном случае выступают в качестве периферии глобального политико-экономического пространства, центром которого являются протоимперии.

Транснациональные корпорации страны-империалиста в этом случае обретают не толькополитико-военнуюзащищенность своейэкономическойэкспансии, но и возможность проводить эту экспансию по правилам, которые позволяют активно манипулировать экономическими акторами периферийной страны. Эти правила включают в себя как собственно экономические институты (формальная свобода торговли и инвестиций, открытость любых объектов для приватизации, отсутствие серьезных социальных ограничений для капитала), так и их военное (НАТО), правовое (приоритет выработанного ими международного права и ими же сформированные международные суды), идеологическое (приоритет «европейских» ценностей, являющихся по содержанию буржуазными политико-идеологическими институтами), культурное (экспансия глобализованной масс-культуры и «элитарной» культуры), образовательное («болонская система») обеспечение и т. п. На этой базе формируются основания для экономического, политического, идеологического и прочего подчинения страны периферии (ее экономики, политической системы, даже мировоззрения граждан) и систематического извлечения империалистической ренты. В зависимости от способности страны противостоять этому давлению она получает статус полупериферии. Некоторые из полупериферийных стран, в частности Россия, пытаются использовать аналогичные империалистическим механизмы давления на более слабых соседей и/или создавать «оборонительные союзы».

При внешнем сходстве ряда экономических, политических и даже военных механизмов, применяемых в этих случаях, с механизмами нового империализма природа первых существенно отличается от собственно империалистического подчинения. Последнее, правда, отнюдь не означает, что политика полупериферийных стран автоматически становится от этого более прогрессивной. В завершение еще одна ремарка: не все внешние воздействия, осуществляемые акторами стран центра, являются импульсами империалистической агрессии. В некоторых случаях государства центра или базирующиеся в них организации (социальные НПО, движения и т. п.) могут оказывать позитивное воздействие на внешнюю среду. Что касается государств – это скорее исключение. Более того, в большинстве случаев эти позитивные практики империалистических государств включены в их экспансию и подчинены базовым задачам манипулирования и извлечения империалистической ренты. Но социальные движения и другие контргегемонистские, альтерглобалистские силы этих стран8 в большинстве случаев позитивно влияют на мировые политико-экономические и социокультурные процессы.

Страны периферии и полупериферии могут (даже жестче – должны были бы) использовать антиимпериалистический потенциал внутренней оппозиции стран центра, работая в диалоге и содружестве с ними, как это делают, например, в Венесуэле, на Кубе и в некоторых других странах Латинской Америки и Азии.

Еще более интересен вопрос: могут ли «обычные» национальные системы достаточно большого масштаба (страны с полупериферийной моделью позднего капитализма – Китай, Индия, Россия, Бразилия…) в нынешней ситуации, характеризующейся формированием протоимперий, не только стать объектами сопротивления имперскому давлению стран центра, но и сами выступить в качестве своего рода «периферийных империй» 9 ? Но этот вопрос выходит за рамки нашего доклада.

А. В. Бузгалин


Комментировать


восемь × 2 =

Яндекс.Метрика