«Чтение — это искусство»

Всесоюзное добровольное общество любителей книги (далее – ВОК, Общество), созданное в 1974 г., являлось масштабным социальным проектом «длинных семидесятых». В данной статье мы будем опираться на концепцию «маленькой сделки», предложенную американским политологом и советологом Дж. Р. Милларом . В соответствии с ней в эти годы происходила коадаптация советских граждан и партии-государства: режим шел на уступки и предоставление определенных благ в ответ на поддержку со стороны народа. ВОК, будучи буфером между властью и обществом, неизбежно становилось частью имплицитного договора. Исследование ориентировано на одну из сторон сделки любителей книги и власти. Проблемный вопрос в нашем случае звучит так: кто такой книголюб с точки зрения власти?

Какие персональные «книголюбские» практики демонстрировались в официальном дискурсе Общества как присущие образу «настоящего» книголюба? В центре внимания, таким образом, оказываются персонифицированные упоминания о книголюбах в официальных текстах о них, формирующие образ любителя книги, который следует интерпретировать в инструментальном ключе как часть оферты. В качестве основных источников были отобраны издания, содержащие официальный дискурс ВОК – опубликованные материалы съездов, справочные пособия. Текст разделен на две части: в первой рассматривается содержание понятия «книголюб», во второй – персонифицированные образы книголюбов.

Определение «книголюба»

В источниках, в том числе в справочных изданиях ВОК понятием «книголюб» члены Общества активно пользуются, но цельного определения этому явлению не дается. Внешний дискурс содержал общие характеристики. Толковый словарь под редакцией Д. Н. Ушакова определял книголюба следующим образом: «Любитель книги, то же, что библиофил» . В дискурсе ВОК фигурировали как «библиофилы», так и «книголюбы», но тесная терминологическая связь не являлась гарантией синонимичности. Отталкиваясь от книгособирательства, книголюбы делали акцент на том, что их отличало от библиофилов. Так, делегат Учредительного съезда, председатель Госкомиздата СССР Б. И. Стукалин отмечал: «На смену книголюбу-индивидуалисту, библиофилу-отшельнику былых времен пришел любитель книги нового типа» . Одну из отличных особенностей книголюбов отмечал деятель культуры Н. П. Смирнов-Сокольский, писавший в конце 1950-х гг.5 : «Если вам удалось найти какие-то действительно интересные редкие издания, у вас не может не появиться желания показать и рассказать о них другим. Иначе вы не настоящий книголюб…» . Более того, отсутствие желания делиться книгой оценивалось как негативная практика: Председатель Центрального Правления ВОК, академик И. В. Петрянов-Соколов на III съезде (1984) отметил: «Каким же контрастом предстают книжные плюшкины, превращающие книгу в предмет накопительства, купли-продажи!»

Образы книголюбов В ходе исследования в источниках были обнаружены более сорока упоминаний о книголюбах, чьи поступки приводились в качестве примера. Эталонные образы фигурируют в текстах разных по объему: от кратких упоминаний до подробных персональных мини-рассказов8 . Собирательный образ книголюба складывается из нескольких составляющих. Во-первых, всегда есть привязка к территории. Любители книги представляли почти всю географию СССР: от Е. И. Колесника из Кишинева до И. Абдулаева из совхоза имени Саркисова (УзССР). Вторым элементом выступает род деятельности. В источниках фигурируют инженеры, педагоги (традиционно считалось, что их «профессиональная деятельность немыслима без книги»9 ), а также рабочие и «сельские труженики». Особую группу составляют пенсионеры. В редких случаях род деятельности определялся через увлечения10 или маркеры формального советского авторитета11. Указание на географическое и социальное положения встраивали «книголюба» в общий советский контекст.

Особенное содержание персонифицированного образа определял непосредственно комплекс практик; самая упоминаемая – обладание книжным собранием. Важность наличия библиотеки подчеркивалась чаще количественными метками, как в случае пенсионера из Москвы, бывшего работника книготорга Н. И. Суровежина, в чьем собрании находилось более двадцати тысяч книг. Кроме того, значимость домашнего книгофонда маркировалась тематическим репертуаром. Так, киевлянину Ю. А. Меженко удалось собрать коллекцию из пятнадцати тысяч книг, повествующих о жизни и творчестве Т. Шевченко, а личная библиотека агронома колхоза «40 лет Октября» (БССР) Н. И. Данилевича (1700 изданий) на половину состояла из книг по сельскому хозяйству. Обладание книгой не являлось определяющей чертой образа книголюба. Самым важным отличием был акт коммуникации с окружающим миром, выражающийся либо в открытии доступа к своим книжным фондам (встречается чаще всего), либо в дарении или передаче части книжных богатств в общее пользование, либо в непосредственном взаимодействии с аудиторией.

Так, молодой рабочий камвольно-суконного комбината из Краснодара А. Стазаев, «возглавив первичную организацию книголюбов, предложил 3 тыс. книг для чтения живущим вместе с ним в общежитии товарищам»15. Определяя характеристики «среднестатстического» книголюба через персонифицированные практики, запечатленные в официальном дискурсе Общества, мы имеем следующую картину: во-первых, любитель книги не отличался от прочих советских граждан: его можно было встретить почти во всех уголках страны, его профессия или род занятий не обязательно напрямую должны были быть связаны с книгой. Обладание библиотекой не было решающим фактом. Таковым был личный вклад в обеспечение коллективных практик. Кроме того, отсутствуют отрицательные образы, а персонифицированные практики почти лишены идеологического наполнения. Собирательный персонифицированный образ члена ВОК, тем не менее, является отражением «маленькой сделки» между книголюбами и властью.

Во-первых, образ книголюба – часть властной оферты, выгодного предложения в условиях острого «книжного голода» (ВОК – пространство легитимации книгособирательства, которое само по себе осуждалось). Условием реализации данной практики была жесткая привязка к публичной деятельности и ответственное отношение к личному книжному собранию (ведь оно должно было быть полезно не только конкретному книголюбу). Целью власти являлся запуск процесса активного книгообмена в условиях постоянного неудовлетворенного спроса на книги. Образы идеального книголюба были адресованы рядовым членам Общества, в чьих библиотеках скопилось, по разным оценкам, от 14 до 50 миллиардов изданий. Судя по автообразам книголюбов, они принимали условия власти и включали в общественный оборот свои личные библиотеки, собирали общественно-полезные тематические коллекции, чем решали локально проблемы, связанные с книжным дефицитом. Формально первостепенные уставные функции ВОК почти не запечатлены в источниках.

Собирательный образ книголюба в официальном дискурсе позволяет охарактеризовать ВОК как площадку компромисса власти и советского читателя. Не настаивая на выполнении уставных функций, власть через Общество решала насущную проблему обеспечения населения книгами, в том числе через открытие личных коллекций, одобряя ранее порицаемую практику персонального книгособирательства.

Матвеев Евгений Вячеславович (Пермский государственный национальный исследовательский университет)