Мудрость простоты: о самобытном искусстве Новгородской земли | Знания, мысли, новости — radnews.ru


Мудрость простоты: о самобытном искусстве Новгородской земли

Мудрость простоты: о самобытном искусстве  Новгородской земли

Мудрость простоты: о самобытном искусстве
Новгородской земли

О вы! счастливые народы,
Где случай вольность даровал!
Блюдите дар благой природы,
В сердцах что вечный начертал.
А. Н. Радищев

Брал Садке гуселышки яровчаты,
Яровчаты гуселки, звончаты:
Струночку ко струночке налаживал,
Стал он в гуселышки поигрывать,
Играет-то Садке в Нове-городе
А выигрыш ведет от Царя-града.
Новгородская былина

Могущественный Киев летописец Нестор назвал «матерью городов русских». Но к ХIII в. характерная для средневековых государств болезнь междоусобиц не миновала и Киевскую Русь. В 30-е гг. этого века процветающая некогда держава стала распадаться на мелкие уделы. По мнению ученых, к концу XIV столетия на ее территории теснилось свыше 250 удельных княжеств. Как говорилось в известной поговорке: «В Ростовской земле — князь в каждом селе».

Однако не только феодальные войны были бедствием Древней Руси. Подлинной трагедией в нашей истории стало ордынское нашествие, затормозившее развитие русского народа на несколько веков. В 1237— 1238 гг. была разорена Северо-Восточная Русь. Завоевания степняков сопровождались неслыханной жестокостью. Очевидец разбоя в Рязани Евстафий Корсунянин пишет: «…не оста во граде ни един живых». В городах, «взятых копьем», уничтожали порой всех — «…от уного и до старца и сущего младенца». В 1240 г. Батый со своим войском взял Киев. Русской художественной культуре (не говоря о других потерях) был нанесен смертельный удар — разрушена знаменитая Десятинная церковь, разграблены монастыри. Не пощадили и Святую Софию Киевскую.

Русский летописец пишет: …взяша Кыев татарове и святую Софию разграбиша, и монастыри все, и иконы, и кресты, и вся узорочья церковная взяша. Киевская Русь завершила свое развитие. Ослабленные отчаянным сопротивлением русских городов, ордынские полчища не смогли так же успешно действовать в Европе. Истекающая кровью Русь выполнила свою великую миссию, остановила Орду.

Россия! в злые дни Батыя,
Кто, кто монгольскому потопу
Возвел плотину, как не ты?
Чья, в напряженной воле, выя,
За плату рабств, спасла Европу
От Чингис-хановой пяты?

писал в XX в. поэт В.Я.Брюсов. Историческая плата русского народа была действительно непомерно большой. Ордынцы осели на Нижней Волге, основав свое государство под названием Золотая Орда. Русские княжества стали вассалами степняков и три столетия не могли обрести независимость. Историк XIX в. С.М.Соловьев так описал ордынскую власть: «Условия, на которых татары принимают к себе в подданство какой-нибудь народ, суть следующие: жители подчиненной страны обязаны ходить с ними на войну по первому востребованию, потом давать десятину от всего, от людей и от вещей, берут они десятого отрока и девицу, которых отводят в свои кочевья и держат в рабстве, остальных жителей перечисляют для сбора подати. Требуют также, чтоб князья подчиненных стран являлись без замедления в Орду и привозили богатые подарки хану, его женам, тысячникам, сотникам — одним словом, всем, имеющим какое-нибудь значение; некоторые из этих князей лишаются жизни в Орде; некоторые возвращаются, но оставляют в заложниках сыновей или братьев и принимают в свои земли баскаков, которым как сами князья, так и все жители обязаны повиноваться. В противном случае по донесению баскаков является толпа татар, которая истребляет ослушников, опустошает их город или страну; не только сам хан или наместник его, но всякий татарин, если случится ему приехать в подчиненную страну, ведет себя в ней как господин, требует все, чего только захочет, и получает» .

Русь часто сравнивают со сказочной птицей Феникс, способной вновь и вновь возрождаться из пепла. Многим погибшим во время ордынского нашествия городам так и не суждено было возродиться. Другие действительно были восстановлены, однако культурная жизнь на былых пожарищах долгое время еле теплилась. Местом развития и нового взлета русской государственности и культуры становятся отдаленные северные земли, куда не смогла добраться ордынская конница.

О великом искусстве Новгородской Руси XI — XV вв. и пойдет далее наш рассказ. История Новгородской земли — это история огромной страны, простиравшейся от Балтики до Ледовитого океана и Урала. «Господин Великий Новгород» — так называли древнюю северную столицу Новгородской республики (1136—1478) наши предки. Это был прекрасный православный город, возведенный на берегах р. Волхов. Он не уступал Киеву в своем великолепии, соперничал с ним и одновременно был преемником самых главных киевских культурных традиций. В конце XI в., по утверждению иностранного автора, «лишь Рим мог равняться своим богатством с этим городом». Великий Новгород стоял на перекрестке торговых дорог. От него шли пути в разные земли. Об этом говорится в новгородской былине:

Реки да озера к Нову-городу,
И мхи да болота к Белу-озеру,
Да чистое поле ко Пскову;
Темные леса Смоленские…
Широка мать Волга под Казань шла,
Подоле того — и под Астрахань…
Из-под белого горючего из-под камешка
Выбегала мать Днепра-река
Да устьем впадала в море Черное…

Благодаря географическому положению Новгород несколько столетий был посредником в торговле между русскими землями, европейским Западом и азиатским Востоком. Летописи свидетельствуют: новгородские смельчаки на своих ладьях совершали походы вокруг Европы. По-прежнему действовал возникший в конце IX — начале X в. торговый путь «из варяг в греки» (от Балтийского, или Варяжского, моря до Днепра), открывались и новые пути. Мореплавание и торговля способствовали становлению характера новгородца, привыкшего к свободе и самостоятельности, ценившего силу, мужество, смекалку. По своему общественному устройству Новгород был вольным купеческим городом. Он больше походил на средневековые европейские города — Венецию, Геную, Нюрнберг, Гамбург, Амстердам, нежели на города русские (исключение — «молодший брат» Псков).

Своеобразие жизни новгородцев определяло вече, о котором впервые упоминается в летописи 1016 г. Вечевой колокол сзывал свободных граждан Новгорода на площадь (Ярославово дворище) для решения самых важных государственных дел. На вече громко звучало боярское слово, но и народ не молчал! Поэтому Новгородскую Русь часто называют средневековой республикой. Новгород был городом грамотного населения. Как стало известно сравнительно недавно благодаря археологическим раскопкам, даже простые новгородцы умели писать и читать. Пользовались при этом они берестой, сохранившей для нас отголоски мыслей, чувств, стремлений людей тех далеких времен. Берестяные грамоты, уникальные свидетельства экономической, политической и культурной жизни древнего Новгорода, подробно описаны в археологических трудах и в научно-популярной литературе .

Установление христианства и развитие «вечевой демократии» всегда было предметом законной гордости новгородцев. Духовное единение и экономический подъем способствовали расцвету художественной культуры, отмеченной чертами зрелости и самобытности. Истоки новой художественной школы обнаруживаются уже в XI в. Наиболее наглядно об этом можно судить благодаря своеобразию архитектуры. На раннем этапе ее развития новгородские зодчие вели творческий диалог и с мастерами Византии, и с зодчими Киева. Если сравнить, например, Софию Новгородскую с Софией Киевской, то можно обнаружить много общего: те же монументальность, помпезность, воспринятые от константинопольского собора. Новгородская София (1045—1050) представляет собой большое пятинеф- ное сооружение с широкими галереями по трем сторонам и мощной лестнич

ной башней. Строили новгородскую святыню киевские архитекторы. Они придали храму более лаконичную форму: в небо вознеслись пять глав вместо тринадцати. Поставленный на высоком красивом месте, собор был виден отовсюду. В старину говорили: «Где София, там и Новгород». Искусство, творимое на суровых новгородских просторах, не могло не отражать характера новгородцев, их чаяния и стремления, представления о духовной красоте. Поэтому уже в начале XII в. монументальная торжественность киевской архитектурной моды сменяется лаконизмом и простотой. Обратимся к знаменитому Георгиевскому собору Юрьева монастыря (1119).

Новгородская летопись донесла до нас имя архитектора — в ней сказано: «А мастер трудился Петр». Славный был зодчий! И сегодня его творение поражает богатырской мощью и строгостью форм, лишенных каких-либо излишеств. Фасад собора покрывают лишь четыре ряда окон и ниш. Никаких украшений. Все ясно, четко и… асимметрично! Основная композиция увенчана двумя главами. Третья же глава размещена над лестничной башней, примыкающей к храму. Строгая ритмика фасадов при этом как бы нарушается, здание становится пластичным, подвижным. Запомним эту художественную находку гениального зодчего. Позднее красоту асимметрии еще не раз будут использовать многие поколения русских мастеров.

Во второй половине XII в. в новгородской архитектуре настало время перемен. Большие многоглавые храмы уступают место иным, более компактным, а иногда и камерным композициям, завершенным одной главой. Среди памятников этого времени назовем церкви Благовещения Благовещенского монастыря у деревни Аркажи (1179), Апостолов Петра и Павла на Синичьей горе (1185— 1192), Рождества в Перыни (первая половина XIII в.). Самым же знаменитым из сохранившихся храмов является церковь Спаса Преображения на горе Нередице под Новгородом (1198)1 . Это небольшое строение было возведено по заказу князя Ярослава Всеволодовича очень быстро — за неполные четыре месяца. Стены храма Спаса на Нередице — толстые, шероховатые; массивный барабан увенчан одной главой. И почти никаких украшений, кроме скромного пояса под куполом. Мудрая простота! Чуть заметная кривизна вертикальных линий вновь заставляет вспомнить о красоте асимметрии. Многие летописи XIII в. рассказывают о том почти мистическом ужасе, что охватил Русскую землю с набегами ордынцев. В Новгороде на время жизнь словно замерла. Храмовое строительство было приостановлено. Угроза татарского нашествия и постоянный натиск Ливонского ордена не позволяли даже и думать о дорогостоящих постройках. Все силы уходили на оборону, поддержание жизни в городе. Лишь к концу XIII в. новгородская культура начинает возрождаться. Порукой тому — развитие торговли и освоение морских путей, укрепление политической и финансовой самостоятельности. Никола на Липне (вероятно, от слова «липняк», означавшего липовый лес) — так называлось первое каменное строение, возведенное новгородцами в 1292 г. на месте впадения реки Меты в Ильмень-озеро. Храм по размерам невелик, однако производит впечатление неприступного монолита.

Архитектуру порой называют «застывшей музыкой». Если это так, то образ одноглавого храма на Липне звучит, словно древний знаменный распев, воплощенный в камне. Примечательно, что в этом суровом «хоре» есть и радостный мотив — такие ассоциации вполне уместны при взгляде на декоративные элементы, украсившие фасад церкви. Живописность храму придает разноцветный материал, из которого он сложен: желтый, голубой, зеленый, лиловый камень, в основном плитняк и ракушечник местного происхождения. К XIV в. свободная, процветающая Новгородская земля становится центром развития древнерусского зодчества. Найдя свой стиль храмового строительства, новгородские архитекторы сохраняли его вплоть до присоединения к Московским землям (1478). Простотой и классической ясностью пропорций отмечены их лучшие творения, например, монастырская церковь Спаса на Ковалеве, расположенная в нескольких километрах от города. Она была построена в 1345 г..

Архитектура храма отмечена зрелостью формы, четкостью и одновременно пластичностью линий. Строгая аскетичность, суровость художественных образов в новгородской архитектуре XIV в. уже не являются самоцелью. Декоративные украшения, все чаше применяемые при строительстве, придают храмам нарядность и изящество, отвечающие новому времени. Общая архитектурная школа! Однако нет в новгородских землях ни одного храма, облик которого повторяем, вторичен. В каждом сооружении есть своя «изюминка», позволяющая говорить не только о высочайшем мастерстве, но и творческом горении. В 1374 г. на средства богатого боярина В.Д.Машкова была возведена церковь Спаса Преображения на Ильине улице. На первый взгляд храм мало чем отличается от других, разве что более крупными размерами. Однако присмотревшись, начинаешь понимать: художественный образ у этого храма иной, нежели у крепких, коренастых его предшественников. Зодчий отказался от скупой лаконичности. Стены храма богато украшены, нарядны. Да и по пропорциям он кажется более гармоничным и изысканным, чем многие строения того времени. Несколько ранее в аналогичной манере была построена церковь св. Федора Стратилата на Ручье (1361).

Конечно, внешние украшения отражали запросы богатых заказчиков. Но не только! В новгородских храмах XIV в. произошло органичное соединение гениально найденных архитектурных пропорций с декоративными дополнениями. Праздник души, евангельский райский свет, надежда на спасение — все это нашло отражение в образах новгородских архитектурных шедевров. Испокон веков внутреннее убранство древнерусских храмов соотносилось с их архитектурным обликом. Новгородская фресковая и станковая иконопись — блестящее доказательство плодотворности этой культурной традиции. Искусство фрески возникло в северных землях рано, в XII в. В то время в его развитии важную роль играли киевские образцы, восходящие к философской, несколько холодноватой греческой иконописи. Так, росписи Софий

ского собора в Новгороде, судя по летописным данным, повторяли фресковые образы Святой Софии киевской. Однако совершенно иной была фресковая живопись, составившая самобытный и неповторимый художественный ансамбль в храме Спаса Преображения на Нередице. До своей трагической гибели в 1941 — 1943 гг. эта стенопись сохранялась почти без изменений. Случай редкий — древние фрески часто подновляли, а то и вовсе закрашивали. Помните, как сказано у А. С. Пушкина: Художник-варвар кистью сонной Картину гения чернит. Варвары другой «профессии» уничтожили бесценные образы… И все же попытаемся на основе довоенных изображений представить утраченное. Каждый, кто входил в храм, словно погружался в Священную историю. Высоко под куполом был изображен сюжет Вознесения Господня. Между окнами барабана расположились пророки с раскрытыми свитками в руках. На парусах храма — евангелисты, в центральной апсиде возвышалась в полный рост величавая Богоматерь Оранта — вечный образ народной любви и поклонения на Руси.

С обеих сторон к Богоматери двигались святые. Чуть ниже находилась фреска, изображающая Евхаристию, еще ниже — деисус. Стены Спаса Преображения на Нередице были покрыты сценами двунадесятых праздников и событий Страстной недели. Замкнутое пространство, насыщенное изображениями от пола до потолка. Как непохожи фрески храма Спаса Преображения на Нередице на торжественную статичную живопись киевских предшественников! Герои утратили холодную философичность и утонченный аристократизм. Они живут напряженной духовной жизнью. Фигуры мучеников и святых скомпонованы свободно, их позы энергичны, в них чувствуется огромная скрытая сила. Писали фрески примерно десять мастеров. Они сумели создать шедевр, свидетельствующий о зарождении национального начала в храмовом изобразительном искусстве.

Соперничать по уровню мастерства с фресками могли только иконы. При всей условной связи храмовой живописи с окружающим миром совершенно очевидно, что новгородская иконопись, как и фрески, ярко отразила взгляды и эстетические идеалы русского народа, созидающего самобытную культуру. Одна из самых старых дошедших до нас икон — «Петр и Павел». Ее относят к середине XI в. Святые на этом древнем изображении представлены в традиционном виде: первый верховный апостол Петр — со свитком, крестом и ключами, второй верховный апостол Павел — с книгой. От времени икона сильно пострадала, однако и сегодня величавые образы святых производят неизгладимое впечатление. Из станковой живописи XII — XIII вв. до нас дошли две прекрасные иконы, некогда украшавшие стены Георгиевского собора Юрьева монастыря. На них изображен великомученик Георгий Победоносец в облике воина. Первая из икон показывает святого в полный рост; вторая является поясной, она покоряет своей одухотворенностью и мягкостью.

Из Юрьева монастыря к нам пришло еше одно уникальное произведение — «Благовещение Устюжское». Относят икону к концу XII в. Один из самых светлых эпизодов Евангелия представлен здесь в каноническом виде. На иконе — Богоматерь и архангел Гавриил. Позы их спокойны и торжественны, ибо событие, которому посвящена икона, вне времени и пространства, оно подчинено вечности. Икона наполнена сложной символикой. Например, жест архангела Гавриила направлен в сторону маленькой фигурки Иисуса Христа, расположенной на груди Богородицы. Что же он означает? Природа этого художественного образа многозначна. Здесь и благоговение перед таинством непорочного зачатия, и напоминание пресвятой Деве Марии о той судьбе, что уготована ее Сыну — Спасителю мира.

Икона дышит умиротворением и радостью. Лик Гавриила, его огромные миндалевидные глаза заставляют вспомнить лучшие образцы византийского искусства. Это неслучайно. В ранних новгородских иконах, о которых шла речь, чувствуется влияние высоких традиций Византии. Греческие мастера во все времена чтились на Руси. Великим среди них был выходец из Константинополя Феофан Грек (его творчеству посвящен специальный раздел). С именем этого художника связан расцвет новгородской иконописной школы в 70-е гг. XIV в. Самобытность новгородской иконописи проявляется во всем. В ней сложился своеобразный круг излюбленных тем, сюжетов, героев. Новгородцы тесно связывали мир горний и мир дольний, причем часто в исключительно житейских интересах. Они достаточно избирательно относились к силам небесным.

Почитались (и, соответственно, изображались на иконах чаще других) Илья Пророк-громовержец, посылающий дождь земледельцам; Николай Чудотворец, покровитель путешественников; Георгий Победоносец, землеустроитель, предводитель воинства, пособник победы; Власий, Флор, Лавр, защитники скотоводов; Параскева Пятница, дарующая удачу в торговле… Крепкие коренастые фигуры небесных покровителей новгородцев писались яркими, сочными красками. Иконы оставляют впечатление непосредственности, теплоты и… несколько «приземленного» отношения к религиозным сюжетам. В XIV—XV вв. новгородская иконопись достигает высот своего развития. Классическими образцами живописи этого периода принято считать иконы «Благовещение с Федором Тироном», «Борис и Глеб на конех» (обе — из новгородского храма Бориса и Глеба в Плотниках), «Отечество», «Пророк Илья» (обе — из Новгорода или его окрестностей), «Власий и Спиридоний» (из церкви Власия на Волосове), «Богоматерь Знамение с избранными святыми» (возможно, из этого же храма). Однако не только иконописная классика представлена в художественной культуре Новгорода! Интересно, что в икону стали проникать сюжеты, непосредственно связанные с жизнью русских людей. Среди них — «Деисус и молящиеся новгородцы», написанная в 1467 г. неизвестным мастером по заказу «раба Божия Антипа Кузьмина». Композиция этой работы складывается из двух частей — ярусов. В верхнем — деисус из семи фигур. В нижнем — портрет боярской семьи Кузьминых, молящих Бога о прощении «гресех своих». Их условные изображения все же дают представление о патриархальной русской семье, объединенной узами православной веры и любви.

Иконописцы Новгорода обращались также к подлинным историческим сюжетам. Весьма распространенным было изображение значимой для новгородцев битвы с суздальцами. Это событие, в общем-то типичное для княжеских междоусобиц, произошло в 1169 г. Наиболее древняя икона «Битва суздальцев с новгородцами» состоит из трех ярусов; каждый из них раскрывает смысл истории сражения, исход которого был предрешен небесной помощью Пресвятой Богородицы. Рассматривая икону, совершенно не помышляешь о тех жертвах, что понесли обе стороны братоубийственного сражения. Икона-праздник, икона-гимн непобедимого Новгорода — так можно охарактеризовать художественный образ этого произведения. Новгородская икона — это целый космос духовных переживаний человека в его стремлении к добру, любви, красоте, вечной гармонии всего сущего.

Иконописцы избегают нарочитой сложности или недосказанности. Простота и ясность в сочетании цветов, в композиции, в трактовке образов святых — вот критерии, которыми руководствовались новгородские мастера в этот блистательный период расцвета национальной школы. Иконописным шедевром можно назвать икону «Чудо о Флоре и Лавре», созданную в конце XV в. В ней представлен сказочно прекрасный духовный мир, в котором сошлись образы архангела Михаила, держащего за повод оседланных коней, святых покровителей коневодов Флора и Лавра и всадников, мирно пасущих свои стада. Икона исполнена торжественной радостью единения «небесного» и «земного». Ее образы праздничны и гармоничны. Но были в новгородской живописи и иные сюжеты. В последнюю четверть XV в. написана трагическая икона, повторяющая «вечный сюжет» Евангелия, — «Положение во гроб».

Она исполнена огромной эмоциональной силы. Рыдает, вскинув руки к небу, Мария Магдалина; тихо прижалась к лицу убитого сына, застыла в горе Богоматерь Мария. Перед нами икона-молитва, икона — погребальное песнопение. В ней тоже своя гармония и своя красота. Ведь впереди — свет Воскресения! Новгородская живопись активно влияла и на местные иконописные школы. С культурным расцветом северных земель возросло мастерство художников Карелии, Вологды, Архангельска. Их иконописные творения называют «северными письмами». Стиль «северных писем» лишен сложности, философской обобщенности. Эти иконы заметно уступают новгородским. Они имеют особый колорит, связанный с несколько наивным отношением к изображаемому.

Музыкальное искусство Новгородской земли также отмечено знаком самобытности. Как и в искусстве Киева, здесь развивалось и устное народное музыкальное творчество, и храмовое хоровое пение. Свое особое видение окружающего мира новгородцы сумели выразить в былине. Ее герои — это сами новгородцы, смелые и удачливые, может, не очень хитрые в торговых делах, зато искусные в любом ремесле, в том числе в пении. В памяти народа сохранились истории о приключениях лучшего новгородского драчуна, разудалого Васьки Буслаева, торгового гостя гусляра Садко, богатого ревнивца Гостя Терентьища. Былина о Госте Терентьище напоминает современные анекдоты. Этот герой был знаменит богатым домом и красавицей женой, за излечение которой старый скряга сулил «золотые горы»:

Кто недуги бы прочь отгонил
От моей молодой жены,
От Авдотьи Ивановны,
Тому дам денег сто рублев…

«Лечить» мнимую больную вызвались развеселые скоморохи, которым Авдотья Ивановна излила свою душу:

Садитесь на лавочки,
Поиграйте во гусельцы
И пропойте-ко песенку
Про гостя богатого,
Про старого сукина сына,
И по имени Терентьища!
Во дому бы его век не видать!

Финал истории прост: разоблаченная жена наказана, скоморохи «за правду великую» награждены, добродетель торжествует. Одновременно торжествует неунывающий дух новгородца, умеющего посмеяться над самим собой. Высокоразвитым было в Новгороде и богослужебное пение. Испокон веков в храмах звучали знаменные распевы. Здесь творили талантливые мастера, создававшие песнопения большого мелодического дыхания. Подобно самобытным иконам, в гимнах Новгорода было больше мягкости, искренности, сердечности, нежели в византийских образцах. К XVI в. богослужебная музыка обогащается новыми попевками, становится кантиленной’. Кто сегодня оспаривает факт мелодического совершенства русской музыкальной классики — произведений М.И. Глинки, П.И.Чайковского, С.В.Рахманинова? Истоки этого мелодического богатства можно найти и в высокоразвитом одноголосном храмовом нении. Из новгородской певческой школы XVI в. вышли прекрасные мастера-рас- певшики Савва и Василий Роговы, великий мелодист Федор Христианин.

Их творческая судьба позднее была связана с Москвой, поэтому и речь о них пойдет далее. Здесь же стоит упомянуть новгородского распевщика, одного из первых русских теоретиков музыки Ивана Шайдура. И. Шайдур был озабочен мелодическим разнообразием знаменного распева, умножением его вариантов, забвением старинных традиций исполнения. В стремлении добиться «изящного доброгласия» он придумал киноварные пометы (специальные дополнительные знаки, писавшиеся красной краской для уточнения мелодии). Свои теоретические идеи распевщик изложил в трактате «Сказание о пометах, еже пишутся в пении над знаменем». Труд был рассчитан прежде всего на молодых певчих, для которых существующие старые знаки были сложными и непонятными, что не позволяло в полной мере освоить искусство богослужебного пения. «Пометы для мудрых» завершали исторический этап передачи песнопений по памяти. Одним из самых ярких проявлений самобытной культуры Новгорода было искусство колокольного звона.

Древнейшие колокола звонили на новгородских просторах еще в XI в. Обратим внимание: православная церковь сделала исключение для этого необычного музыкального инструмента и разрешила ему участвовать в службе. Звук колокола специфичен: этот инструмент дает не только основной тон, но и дополнительные призвуки — обертоны. Чем больше колокол, тем ниже его голос и больше дополнительных призвуков. Колокольные звоны имеют разные варианты в зависимости от храмовой службы. Раньше своеобразная «колокольность» окружала человека в буквальном смысле «от колыбели до могилы». В колокольном звоне звучали радость и грусть, голос вечности, зов предков, передавалось ощущение бескрайних русских просторов. Позднее для многих русских композиторов колокольность ассоциировалась с образом Родины. Отношение к колоколу в Новгороде было особым. Колокол считался символом новгородской вольницы. Царь Иван Грозный, расправляясь с непокорными новгородцами, увез в 1478 г. вечевой колокол в Москву, где приказал его перелить.

Рапацкая Л.А.

История художественной культуры России (от древних времен до конца XX века) : учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений. — М.: Издательский центр «Академия», 2008. — 384 с


Комментировать


3 + = четыре

Яндекс.Метрика