Некоторые западные ученые полагают, что сталинизм был чем-то больше, чем просто система правил, чем-то гораздо грандиозней: новый вид цивилизации с собственными уникальными моральными ценностями, эстетическими нормами и социальными стандартами.

Если это так, то нам не следует удивляться, что сталинизм обладал и своей собственной разновидностью защиты окружающей среды. В Европе и Соединенных Штатах экологи развивали защиту природы для сохранения романтического ореола дикой природы, развития туризма или охраны здоровья населения. Каждый из этих подходов имел своих приверженцев и в Советском Союзе в то или иное время, но самая успешная природоохранная программа в сталинскую эпоху произошла по другой побудительной причине.

На всем протяжении пребывания у власти Сталин поддерживал защиту лесов, чтобы сохранить водный режим центральной части России, движимый убеждением, что устойчивая и быстрая индустриализация была возможна на устойчивом гидрологическом основании. В отличие от своих западных коллег, сталинская охрана окружающей среды ценит природу не за ее красоту, а за ее способность содействовать экономическому росту.

В течение десяти лет до консолидации власти Сталиным в 1929 году два государственных органа, представляющих два очень разных подхода к управлению лесами, соперничали за контроль над российскими лесами. Верховный Совет Народного Хозяйства (ВСНХ), ответственный за заготовку и переработку древесины, стремился получить больший доступ к лесным угодьям, в то время как Народный комиссариат земельного хозяйства (Наркомзем), ответственный за культивацию лесов, ратовал за их сохранение. Журнал «Лесное хозяйство, лесопромышленность и топливо», рупор ВСНХ по вопросам лесного хозяйства, часто давал волю такой точке зрения, выражая опасение, что советское лесное хозяйство отстает от остальной Европы и особенно Германии: Пережитки царской практики блокируют путь к прогрессу в лесном хозяйстве … и с точки зрения новых течений в Германии, современное управление лесами в России характеризуется устаревшими понятиями, технической отсталостью, косностью и шаблонным качеством, которое отстает от новых немецких идей по лесному хозяйству. Вместо этого ВСНХ хотел, чтобы «устроители лесного хозяйства, грубо говоря, работали как купцы», а так же и инструкции по организации лесного хозяйства санкционировали бы вывоз древесины в объеме, запрашиваемом ВСНХ, независимо от состояния леса или академических расчетов.

Только управление, основанное на требованиях, — заявляли представители ВСНХ, обеспечит «тесное взаимодействие между управлением лесным хозяйством и лесоперерабатывающей промышленностью». Почти на протяжении всех 1920-х годов требования ВСНХ придать управлению более энергичное направлении имели мало успеха, что, очевидно, было заблокировано политиками и отделами, приближенными Сталину. В 1926 году, например, ВСНХ запросил Народный комиссариат рабочих и крестьянских инспекций (Рабкрин) расследовать деятельность Наркомзема за последние годы в надежде, что инспекция может вынудить Наркомзем принять увеличенные квоты [5]. Рабкрин заявил, что требования ВСНХ «приведут к уничтожению лесов», и, отметив, что подобного рода петиции рассматривались и отвергались много раз, Рабкрин принял позицию Наркомзема. Когда Рабкрин вернулся к рассмотрению этого вопроса в октябре 1928 года, после принятия первого пятилетнего плана, его презрительное отношение к ВСНХ только усилилось. И несмотря на то что ВСНХ снова ворчал, что

его наделы слишком малы, Рабкрин перечислил различные недостатки, которые ВСНХ должен устранить, настаивая на том, что помимо прочего, агентство должно привлечь более высокообразованных работников, использовать более продолжительный рабочий день и расчищать отведенные им участки более тщательно. Поддержка Рабкрином охраны природы имеет особое значение из-за связи инспекции с самой верхушкой советской власти и Сталиным. Е.А. Риз утверждал, что Рабкрин обладает значительным влиянием из-за его связей с элитой правящей партии: «задуманный как страж партии, … [Рабкрин] превратился в горничную секретариата в услужении правящему триумвирату» Сталина, Зиновьева и Каменева.

Руководители Рабкрина, Валериан Куйбышев и Серго Орджоникидзе, были близкими союзниками Сталина, а также в будущем стали членами Политбюро. Несмотря на многочисленные победы в 1920-е годы, фортуна отвернулась от Наркомзема в 1929 году, когда поступили отчеты по лесозаготовительному сезону пятилетнего плана. Контрольные цифры показали, что на 1-е января было достигнуто только 17,3% ежегодных целевых показателей, а к 15 марта, концу периода лесозаготовки, этот показатель достиг только 48,7%.

Партия наконец-то обратила внимание на протесты ВСНХ 12 июля 1929 года, когда акт центрального правительства разделил леса на три категории (интенсивные зоны, экстенсивные зоны и заповедные зоны) и передал почти все их в ведение ВСНХ. Совнарком возложил на ВСНХ ответственность по «защите лесов, лесоустройству и амелиорации, работам по расчистке старых лесозаготовительных участков, работе по уходу и регенерации лесов, а также составление планов лесопользования и определения ежегодной вырубки и долгосрочной аренды», которая продолжалось вплоть до 1989 года.

Все законодательные акты 1924 года, касающиеся управления лесным хозяйством страны, были отменены инструкциями по лесопользованию 1926 года. К концу 1931 года ВСНХ контролировал все аспекты лесопользования в Советском Союзе и быстро приступил к программе увеличения лесозаготовок; начиная с 1930 года заготовка древесины показала годовой рост в Ленинградской области на 47%, в западных областях на 125%, в Московской области на 129%, а в Иваново-Вознесенской области на 104%. Ученые, занимающиеся изучением лесов, протестовали, но по причине того, что политическая атмосфера мешала фронтальному наступлению на ВСНХ, сторонники сохранения лесов приняли окольный подход и подчеркнули важность лесного хозяйства для индустриального развития страны. Вместо того чтобы обратить внимание на угрозу самим лесам, сторонники охраны природы начали подчеркивать гидрологическое значение лесных угодий, предупреждая, что государственные проекты по сооружению каналов и плотин могут потерпеть неудачу, если вырубка лесов продолжится. Глава Наркомзема А.И. Шульц впервые забил тревогу в 1929 году, когда он предупредил Госплан, что «главная водная артерия на Украине – Днепр, и если вдруг администрация лесного хозяйства решит в порыве революционного энтузиазма уменьшить количество лесов вдоль бассейна Днепра, это может привести даже к аварии на Днепрострое. Ведь именно лес регулирует водный режим региона».

Призывы к бережной лесозаготовке вблизи водоемов нашли отклик во всех правительственных структурах, сначала в Московском городском Совете, который летом 1930 года опубликовал декрет, запрещающий сплошные вырубки в лесах, расположенных в бассейнах рек Москва, Истра и Руза [15]. Тем не менее эта локальная мера, как утверждалось в одной из статей, опубликованных в «Лесном специалисте», никуда не приводила: «Хотя указ применяется только к лесам около Москвы-реки, разве нам не нужны аналогичные инструкции также и для Волги? Навигация по Оке была закрыта в течение многих лет, и Днепр, и Дон являются несудоходными почти на треть их протяженности как следствие разрушения лесов».

Именно в этот решающий момент Сталин использовал свое личное влияние. Он лично инициировал законодательство, основанное на убеждении, что гидрологии России требуется охрана лесов. Партийные архивы показывают, что 30 мая 1931 года Сталин задал тему для обсуждения «О порядке заготовки древесины», требуя от Совнаркома подготовить «в месячный срок проект закона об абсолютном запрете лесозаготовки в некоторых регионах с тем, чтобы сохранить воду в других регионах». 15 июля Совнарком представил свой законопроект в Политбюро, и к концу июля 1931 года Декрет № 519, подразделяющий все леса на две зоны, лесопромышленную и лесопосадочную, вступил в действие. Километровые лесные полосы вдоль Волги, Днепра, Дона и реки Урал были закрыты для любых видов лесозаготовки.

Сторонники ВСНХ с горечью отмечали, что партия предпочла «меры поддержки в лесопосадочных зонах, которые основываются на принципах стабилизации», что «подрывает дух Маркса и Энгельса, подчиняя лесную промышленность скорее природе, а не планированию. Казалось бы, не лес для человека, а человек для леса». Сторонники лесной гипериндустриализации оказались в странной ситуации: они были ярыми сторонниками государственных интересов, имея в своем распоряжении идеологическое и риторическое преимущество в борьбе против сторонников сохранения лесов, и все же закон о защите леса остался в силе. Руководство партии предпочло не обращать внимания на протесты ВСНХ и вместо этого усилило защиту лесов, в дальнейшем значительно расширив лесозащитные зоны, и при непосредственном участии Сталина создало новую мощную администрацию для обеспечения соблюдения новых законов.

В июле 1936 года было создано новое ведомство, Главное управление защиты лесов и лесоразведения (ГЛО), чьей единственной обязанностью была забота о земельных участках, впоследствии названных «водозащитными лесами». Запрет с возможностью уголовной ответственности налагался на любую вырубку леса (помимо санитарной вырубки) на обширных территориях, расположенных a) в двадцатикилометровой зоне вдоль Днепра и двух его притоков, Дона и трех его притоков, Волги и десяти ее притоков, рек Урал и Западной Двины; b) в шестикилометровой зоне вдоль двух притоков Днепра, четырех притоков Дона, пяти притоков Волги, двух притоков Урала и двух притоков Оки; c) в четырехкилометровой зоне вдоль пяти притоков Дона, одиннадцати притоков Волги, одного притока реки Бель и одного притока реки Оки [20]. Эта площадь составила 51737000 га, или 200000 квадратных миль, – не только значительный процент (примерно треть) лесов европейской части России, но что еще более важно, она включала самые лучшие леса Европейской России; самые доступные, самые дешевые для транспортировки в населенные пункты, лучше всего увлажняемые и наиболее продуктивные.

Публикуя новый закон, газета «Правда» писала, что защита леса была «священным долгом всех советских граждан» [22]. Заместитель главы Наркомзема по защите лесов В.М. Соловьев докладывал на съезде работников лесного хозяйства, что «этот необыкновенный закон, товарищи, – поворотный пункт в управлении лесным хозяйством – был разработан под непосредственным руководством и при непосредственном участии самого Сталина».

Советское лесоустройство стало еще более надежным (и достигло той формы, которой оно будет придерживаться до самого конца 2006 года). 23 апреля 1943 года, когда Совнарком изменил временное законодательство военного времени, позволяя увеличить лесозаготовки, и издал Указ № 430, разделив все леса на три группы, две из которых были объектом защитных мер. Первая группа включала «государственные заповедные леса, почвозащитные, полезащитные леса и леса зон отдыха, [и] леса зеленых зон вокруг промышленных предприятий и городов», в которых разрешалась только «санитарная вырубка и выборочная вырубка перестойных деревьев», а все виды сплошной вырубки были запрещены [24].

Вторая группа включала все леса Средней Азии и леса вдоль левого берега Волги; здесь разрешалась только вырубка меньшая или равная годовому приросту, «ратифицированная Совнаркомом». Леса первой и второй группы остались под контролем ГЛО. В третью группу вошли все остальные леса, на которые не накладывалось никаких ограничений. Со временем размер лесов первой группы вырос чрезвычайно, пока они не стали представлять собой самую большую площадь в мире, защищаемую подобным образом. Охрана окружающей среды при Сталине достигла своего апогея в 1947 году с созданием Министерства управления лесным хозяйством (Минлесхоз).

На протяжении всех 40-х годов советское правительство и на союзном, и на республиканском уровнях неоднократно выражало недовольство лесозаготовительными организациями и издавало суровые предупреждения о необходимости повышении эффективности. Весной 1947, после еще одного неутешительного года, Совнарком исполнил свои угрозы и упразднил Министерство лесной промышленности, передав его полномочия вновь созданному Минлесхозу. Ликвидация Минлеспрома могла бы быть простой реорганизацией, не имеющей практического значения, если бы не тот факт, что руководство нового Министерства лесного хозяйства состояло из старого природоохранного ведомства, ГЛО.

За шесть лет, которые существовал Минлесхоз, бывшие сотрудники ГЛО со своими приоритетами преобладали в новой государственной структуре по управлению лесами. За эти шесть лет существования Минлесхоз подал семьдесят шесть петиций Совнаркому с просьбой о том, чтобы покрытая лесами местность обозначалась как нуждающаяся в защите территория первой группы. За один только год, согласно ежегодному отчету Минлесхоза за 1950 год, «было переведено из второй и третьей групп в первую группу 3540000 гектаров леса», что намного больше, например, чем все леса Великобритании. С передачей Минлесхозом функций Министерству сельского хозяйства сохранение лесов оказалось в немилости. Численность работников, занимающихся вопросами лесопользования, в Москве снизилась с 927 до 342 в течение шести месяцев, падение составило 62%, а за последующий год численность составила 120 работников [28]. Совет Министров вернул центр тяжести промышленным ведомствам, издав закон, согласно которому, начиная с 1954 года, «пригодные для использования леса России будут выделяться местными органами управления лесным хозяйством в соответствии с экономическими планами, разработанными министерствами и ведомствами, которым нужна древесина», а не центральным министерством лесного хозяйства.

Представители упраздненного министерства обратились за помощью напрямую к Хрущеву, но безрезультатно. Шестьдесят пять различных министерств и ведомств управляли лесным хозяйством России, и на протяжении всего последующего советского периода управление лесным хозяйством и лесопользование были разделены, причем промышленное использование лесов никогда не теряло бразды правления. Леса, принадлежащие к первой и второй группам, сохраняли статус природоохранных зон до тех пор, пока в декабре 2006 года Путин не упразднил их, но после 1953 года мерам по защите лесов никогда больше не уделялось столько внимания. Когда Сталин ушел со сцены, уникальное направление охраны природы, которое он поддерживал, сосредоточилось на экологической целостности, служа развитию экономики, а не эстетике, и начало постепенно приходить в упадок, который продолжается и сегодня.

Стивен Брейн

Профессор Департамента истории Университета Миссисипи, США