Современная семья нуждается в  психологической поддержке. Одной из проблем современных семей является отсутствие навыков решения внутрисемейных конфликтов.

Проблемы возникают и при освоении новых семейных ролей — общество уже не диктует единые стандарты, четко не обозначает свои ожидания, оставляя семьям свободу выбора в выстраивании таких отношений.

На этапе принятия решения о рождении детей ключевыми факторами часто выступают не рациональные, а психологические факторы.

Показали свою эффективность практики доабортного консультирования, практика медиации при ЗАГСах. Институт семьи нуждается во внедрении механизмов системной психологической поддержки семей на  всех этапах — в  момент принятия решения о рождении ребенка, в случае рисков распада семьи, возникновения проблем с воспитанием детей, на этапе наступления «серебряного возраста» с присущими ему тревогами и страхами.

(далее…)

Сегодня на разводящихся никто не смотрит осуждающе или с сожалением. Развод — распространенная практика для «текучего» общества с его вариативностью жизненных сценариев. Как и три десятилетия назад, абсолютное большинство россиян считают разводы допустимыми. Только 10 % убеждены в необходимости сохранения брака вне зависимости от причин возникновения внутрисемейных конфликтов.

Развод — типичная модель поведения для «текучего» общества с его вариативностью жизненных сценариев. Список ключевых причин, побуждающих людей к разводу, за последние годы практически не изменился. Около половины (46 %) наших сограждан считают, что чаще всего люди разводятся из-за бедности, отсутствия работы и возможности прокормить семью, измен и ревности одного из супругов (22 %), эгоизма и непонимания (21 %).

Но за последние 30 лет российское общество выработало четкую позицию относительно случаев, при которых может быть принято решение не  разводиться: невозможность «поделить» общих детей (34 %) и материальная зависимость одного супруга от другого (25 %) * . По вопросу, с кем лучше оставлять детей после развода, мнение россиян весьма консолидировано: 58 % полагают, что это зависит от конкретных людей (смотря какой именно отец и какая мать).

(далее…)

Более 20 лет прошло с подписания Болонской декларации, в которой был провозглашен курс на создание единого Европейского пространства высшего образования (ЕПВО) (European Higher Education Area — EHEA) с целью повышения его конкурентоспособности в мире. Главным заказчиком реформы европейского образования стали крупные промышленные корпорации, объединенные в организацию под названием Европейский круглый стол (European Round Table — ERT), считающие необходимым ликвидацию всех барьеров на пути создания единой общеевропейской экономики, а также участие промышленных корпораций в образовательном процессе.

Создание единого образовательного пространства как цели Болонского процесса потребовало выработки сравнимости национальных образовательных систем и разработки общеевропейского профиля специалиста, подготовленного в рамках той или иной образовательной программы с набором приобретенных компетенций. Компетенции представляют собой утверждения относительно того, что будет знать и уметь обучаемый по завершении образовательного цикла, и как эти знания и умения могут быть применены на рынке труда.

(далее…)

С позиций приведенных целевых установок, ослабление России с помощью разного рода частных задач и приоритетов, отвлекающих национальные ресурсы и время от стратегических направлений возрождения страны, соответствующими силами может только приветствоваться. К числу таких направлений и приоритетов можно отнести: отток капитала за рубеж, увеличение доли импорта на потребительском рынке, аномально высокие потребительские расходы высокообеспеченного слоя населения, деформация социальной структуры общества и структуры занятости в пользу социальных групп, не занятых созидательной деятельностью, широкомасштабное вовлечение страны в дорогостоящие, но весьма сомнительные с точки зрения национальной эффективности проекты, непрерывное реформирование всего и вся.

Наиболее приоритетными инвестиционными проектами в России, кроме трубопроводных («Северный поток», «Южный поток», «ВСТО» (Восточная Сибирь – Тихий океан), являются следующие: саммит АТЭС во Владивостоке-2012, Всемирная Универсиада-2013, Зимняя Олимпиада в Сочи-2014, чемпионат мира по футболу-2018, инноград «Сколково», расширение и «перебазирование» части «Москвы» в Московскую область, проблемы республик Северного Кавказа. Академик РАН В. В. Кулешов назвал всю эту совокупность пакетом «форс-мажорных проектов», в «шлейфе» которых есть некоторая «россыпь» объектов промышленности, сельского хозяйства, жилищного строительства. Вполне очевидно, что эта «россыпь» в альянсе с форс-мажорным пакетом на более высокий уровень конкурентоспособности вывести Россию к 2020 году не сможет. Зато с высокой вероятностью выводит страну на рынок внешних заимствований, а основную часть территории и населения страны оставляет без инвестиций.

(далее…)

Еще ни разу в истории человечества не разрабатывалось, не испытывалось и не регистрировалось столько вакцин одновременно, как за первые 12 месяцев пандемии COVID-19. К началу мая 2021 года в общей сложности 14 различных вакцин против COVID-19 уже было одобрено по крайней мере в одной стране мира. Более 200 других вакцин находилось в стадии разработки: одни из них с хорошими шансами на допуск в ближайшем будущем, другие — еще далеки от этого.

Тот факт, что для борьбы с одним и тем же заболеванием параллельно разрабатывается несколько вакцин, является обычной практикой. Так, над созданием вакцин от полиомиелита с 1930-х годов трудилось несколько научноисследовательских команд. Даже когда в 1955 году допуск получила первая вакцина, исследовательская работа была продолжена, причем в формате сотрудничества между советскими и американскими вирусологами.

(далее…)

Не подвергая сомнению научной значимости исследований исторической памяти и культурфилософских рефлексий, сигнализирующих нам об экзистенциальных проблемах в культурно-исторической эволюции российской цивилизации, автор тезисов полагает, что решение проблемы поиска комплементарной теоретической модели социальной памяти современной России и, в частности, такого значимого ее измерения, как историческая память, возможно в рамках современной культурсоциологии. В контексте этой исследовательской парадигмы социальную память можно представить как динамичный комплекс коллективно значимых «сценариев позиционирования» социальной общности и его символических репрезентаций.

Эти репрезентации не только «фиксируют» «реальное» прошлое, но и постоянно «строят» в настоящем проекты взаимодействий в будущем, привнося «некоторый минимальный уровень взаимного вменения оснований действия» и солидарного существования [А.Ф. Филиппов, 2015]. При этом важно учитывать автономию и спонтанность современной национальной памяти и ее ядра — политической памяти как динамичного «принуждения к действию», комплекса символических фигураций, легитимирующих «борьбу за власть» и политический суверенитет. «Государства управляют памятью, а память управляет ими» [ J. K. Olick, 2016]. Подобное «управление» является следствием «травматического спроса» на эмоциональное, институциональное и «символическое возмещение», которое не только «возвращает память», но и позволяет увидеть события по-другому, перераспределяя тем самым роли и обязанности актеров в соответствии с этим новым видением [ J. C. Alexander, 2012]. Как полагает автор тезисов, политическая память — это ожидания предсказуемой политической истории и очевидные символические схемы символического кодирования национального прошлого и будущего из настоящего.

(далее…)