Для уяснения большей исторической плавности, беспрерывности в освоении собственно поэтической стилевой традиции Пушкина можно обратиться не только к лирике, но и к более крупным формам. Здесь, конечно, особенно интересно рассмотреть наиболее совершенную и последнюю поэму, тематически перекликающуюся с оставленным прозаическим замыслом. В «Медном Всаднике» законченно воссоздан тот важнейший исходный замысел, который, как мы хотели показать, не мог найти себя должным образом в «Арапе Петра Великого».
Здесь успех полный, адекватность идеи исполнению абсолютная. Контрастность судьбы этих двух пушкинских «петриад» очень выразительно открывает, как различие между особыми задачами в прозаическом и поэтическом начинании причинно обусловливает и резкое различие следствий, т. е. незавершение в одном случае и завершение в другом.
Как установило советское пушкиноведение, существует теснейшая связь между наиболее совершенной поэмой Пушкина и непосредственно вплотную ей предшествующим замыслом нового стихотворного романа с выдержанной «онегинской строфой». От него остался лишь начальный отрывок, условно названный позднее «Езерский», с несколькими черновыми вариациями (часть этого материала в более обработанном виде была затем напечатана Пушкиным в «‘Современнике» под названием «Родословная моего героя»). Были споры о том, что именно в работе над романом предшествовало написанию поэмы, так как черновые элементы того и другого, перекрещиваясь, не поддаются скрупулезно точной датировке, которая обязательна для бесспорного ответа на этот вопрос.