Засилье конвенций

Экономический кризис возродил призрак рецессии 1929 г. – к большому удивлению традиционных экономистов и поддерживающих их СМИ. Непоколебимая, как казалось, вера в эффективность рынков, способных выполнять роль стабилизаторов во время экономических шоков, вдруг оказалась под сомнением. В этой стрессовой ситуации снова усилилась борьба за сохранение «места под солнцем» и привычного порядка действий. Борьба идет почти за пределами экономического анализа – в области менталитета и неформальных соглашений (конвенций), при этом для одних главное – сохранить ситуацию, для других сдвинуть ее с места. Россия не является исключением в этой картине мира.

Некоторые экономисты и финансисты хотели бы убедить российские власти и далее поддаваться двойным стандартам, которые удается сохранять на Западе: с одной стороны, это политика жесткой экономии в отношении населения, малых и средних предприятий; с другой стороны, гарантированная поддержка банков. Однако, когда размер бюджетного дефицита в России составляет менее 1%, а соотношение государственного долга к ВВП – 12%, оправдание политики «затягивания поясов» и бюджетной жесткости выглядит, по меньшей мере, странным! По мнению Евгения Примакова, крайняя жесткость денежной политики является абсолютным анахронизмом. Если номинальная ставка по кредитам для малых и средних предприятий находится на уровне между 14 и 18%, а инфляция составляет менее 7% (иными словами, реальная процентная ставка превышает 7%), то каковы могут быть перспективы экономической эффективности этих предприятий? Если внимательно изучить банковские балансы, то мы увидим, что в России, как и во многих других странах, интеграцией банковской системы занимается национальный Центральный банк Российской Федерации (ЦБ РФ). (далее…)

НЭП

Новая экономическая политика привела к решительному повороту в этом отношении. Перед Советской властью встала задача чрезвычайной трудности, задача, над разрешением которой до сих пор безуспешно бьются многие страны Западной Европы—произвести денежную реформу, отказаться от эмиссионного налога, как очень тяжелого для рабочих и крестьян, в то же время ставшего невыгодным и для самого государства, доходы которого получались в обесцененных деньгах и потом все в меньших и меньших размерах, как мы видели, и перейти к твердой валюте.

Задача эта потребовала чрезвычайно больших усилий, нескольких лет упорной работы, и только теперь, в 1924 году, мы находимся накануне разрешения этой труднейшей задачи. Мы уже видели, что в Советской России, где свергнута власть помещиков и капиталистов, эту задачу легче разрешить, чем в капиталистической стране, так как здесь не примешались своекорыстные элементы денежного капитала, страшно затрудняющие дело. Но это вовсе не значит, что у нас было легко перейти на новые рельсы, перейти после в конец испорченного в течение ряда лет денежного обращения к новой твердой валюте.

Не нужно забывать, что после 4-х лет разорительной империалистической войны последовала такая же страшно разорительная гражданская война, голод, что в эти же годы произошла величайшая из революций, опрокинувшая все прежние отношения, весь строй насилия, державшийся веками и, наконец, что также чрезвычайно важно, мы все это время были почти отрезаны от других стран и только теперь цепь блокады, изолирующая нас от всего остального мира, начинает разбиваться и главнейшие капиталистические страны признали Советскую Россию, хотя мы находимся уже на 7-м году своего существования, и мы не только не получали до сих пор никакой помощи от других стран, но повсюду были окружены врагами, готовыми нас задушить и каждый момент могли ожидать открытого нападения. Разумеется, при таких обстоятельствах, провести денежную реформу является далеко не легкой задачей. (далее…)

В условиях глобальных вызовов, а также довольно ощутимых западных санкций альтернативы перехода на инновационный вектор развития у России фактически не осталось. За годы радикальных рыночных реформ обрабатывающий сектор российской экономики понес едва ли не самые масштабные потери.

Между тем достаточный и устойчивый уровень экономической безопасности страны создает именно он. Причем не только тем, что обрабатывающая промышленность обеспечивает машинами, оборудованием и технологиями практически все секторы производства и сферы деятельности, дает рабочие места в массовом количестве по всему спектру профессиональной подготовки и квалификационному уровню, но еще и тем, что современные отрасли промышленности обладают максимальным мультиплицирующим эффектом.

В системе национальной безопасности страны технологическая или промышленная безопасность выступает своеобразной материально-технической базой формирования всех остальных видов безопасности (финансовой, внешнеэкономической, информационной и пр.), то есть их неким первичным уровнем и условием достижения приемлемого уровня. Нормально работающий обрабатывающий сектор означает, что страна в состоянии обеспечить себя необходимыми машинами, оборудованием, технологиями и прочими средствами производства в объемах, соответствующих как минимум 70 % потребности в них.

(далее…)

Имидж российской экономики во время и после финансового кризиса 2008 г. в отечественной и зарубежной прессе

Имидж России является объектом изучения различных научных и прикладных дисциплин: истории, социологии, лингвистики, экономики, политологии, журналистики и т.д. Актуальность подобных исследований определяется тем фактом, что целостного образа современной России, как считает ряд ученых, пока не существует, и в связи с этим наша страна не воспринимается мировым сообществом как равноправный партнер [1]. В отношении России представители других государств часто принимают ошибочные экономические, политические и военные решения в силу ориентации западной общественности на устаревший образ государства, порожденный в немалой степени стереотипами о русском менталитете, который имеет такие проявления, как двойственность (переход от одной крайности к другой), порывистость (готовность к пиковым нагрузкам и пренебрежение размеренным ритмом деятельности), непоследовательность (отсутствие тщательной разработки сложных планов), долготерпение (выносливость, постепенное накопление эмоций и в конце их бурное разряжение), доверчивость (внушаемость, простодушие) [2].

Исследователи образа России часто ставят перед собой цель разработать концепцию нового образа нашей страны и занимаются поисками оптимальной основы для этого. А.Ю. Борко, О.Ю. Потемкина и Н.Ю. Кавешников, проанализировав имиджевую политику Евросоюза, делают выводы о том, как необходимо учитывать опыт Европы для создания привлекательного образа России. Одна из рекомендаций, предложенных в их работе, звучит следующим образом: «Главной идеей коммуникативной стратегии России должна быть разработка ее образа как страны в переходном состоянии, впервые в своей истории целенаправленно строящей системы рыночной экономики и демократии». Предлагается процесс разработки концепции нового имиджа России предварять изучением уже существующего образа, который репрезентируется, в частности, в отечественной и зарубежной прессе, для того чтобы в динамике определить основные «болевые точки» этого имиджа [3].

(далее…)

В истории Китая эпохальным событием, определившим всё его дальнейшее развитие, стала Синьхайская революция, получившая название от термина «синьхай», которым в соответствии китайским 60-летним лунным календарём обозначался период 1911 – 1912 гг. Революция явилась событием мирового масштаба, оказала значительное влияние на международную обстановку на Дальнем Востоке и на политику крупнейших держав: Англии, США, Франции, Германии, Японии, повлияла на многие страны Востока — Корею, Вьетнам, Индонезию, Монголию. Особое значение, влияние и последствия Синьхайская революция имела для России.

Российская империя являлась ближайшим соседом Китая и располагала весьма протяжённой общей границей, была связана с ним системой межгосударственных соглашений и договоров. Россия также являлась одним из ведущих иностранных инвесторов для Китая: так, с 1902 по 1914 г. иностранные инвестиции в Китае выросли с 1 509,3 млн. ам. долл. до 2 255,7 млн. ам. долл., 95,9% из них приходилось на долю Англии, США, Франции, Германии, Японии и России; в железнодорожном деле к 1911 г. китайский капитал распоряжался лишь 6,9% линий, остальные либо полностью принадлежали, либо контролировались иностранным капиталом, в том числе российским, которому принадлежала КВЖД [1, с.263]. Отношение империалистических держав к вспыхнувшей в Китае революции определялось, прежде всего, опасениями за свои собственные интересы, нацеленные на сохранение слабого и отсталого Китая. С другой стороны, правящие круги этих стран опасались подъёма антиимпериалистического движения в Китае.

Началом революции стало восстание военного гарнизона, вспыхнувшее 10 октября 1911 г. в Учане и быстро распространившееся по стране. К концу 1911 г. лишь три (Чжили, Хэнань и Ганьсу) из 18 провинций собственно Китая формально еще признавали власть цинского правительства [2, с.12]. В последних числах декабря представители восставших провинций собрались в Нанкине на конференцию, взявшую на себя функции высшего законодательного органа республики. Делегаты избрали временным президентом Китайской республики выдающегося китайского революционера-демократа доктора Сунь Ятсена, вдохновителя и идеолога Синьхайской революции, ему было поручено формирование временного революционного правительства [3, с.324]. Правительства империалистических государств, осознавая невозможность сохранения маньчжурского императорского режима, приняли решение сделать ставку на феодальнокомпрадорскую группировку во главе с Юань Шикаем, рассчитывая с её помощью обуздать революцию и обеспечить сохранение своего господства в Китае.

(далее…)