Первым крупным историком Древней Греции был Геродот из Галикарнаса (между 490 и 480—425 гг. до н. э.)

Еще язык усвоит полиглот —
И бедный разум снова течь дает.
Он должен возмещать, трудясь прилежно,
Все, что утрачивает неизбежно.
Древнееврейский пишется назад —
И пятится рассудок наугад:
Стремясь постичь с натугой пребольшою
Премудрость эту, станет он левшою.
И кто галиматью несет при встрече
На дюжине неведомых наречий,
Но только не природным языком, —
Тот прослывет ученым знатоком.
Автор «Гудибраса»]

Есть два рода людей, у которых меньше всего собственных мыслей: это писатели и читатели. Лучше не уметь ни читать, ни писать, нежели уметь только это. О празднолюбце, которого мы привыкли вечно видеть с книжкой в руке, можно с уверенностью заключить, что у него нет ни способностей, ни желания сосредоточиться на том, что творится вокруг него или в его собственной голове. О таком человеке позволительно сказать, что свой разум он носит в кармане или оставляет дома на книжной полке.

Он опасается вступить на путь самостоятельного рассуждения или высказать наблюдение, не воплощенное заранее в виде печатных букв и строк, которые механически выхватил его взгляд; он уклоняется от изнурительного процесса мышления и в конце концов за недостатком практики совершенно разучивается думать; он продолжает сидеть над книжкой, получая удовлетворение от бесконечного, утомительного потока слов и вереницы расплывчатых образов, которые, непрерывно сменяя друг друга, заполняют пустоту в его голове. Слишком часто ученость только подчеркивает отсутствие ума, подменяя собой истинное знание. Книги лишь изредка играют роль волшеоных стекол, помогающих лучше разглядеть природу, — сплошь и рядом они превращаются в шоры, заслоняющие от ее яркого света и переменчивых красок слабые глаза изнеженных бездельников. Книжный червь оплетает себя паутиной словесной премудрости и вместо действительных вещей видит лишь зыбкие тени, отраженные от чужого ума.

(далее…)