Первым крупным историком Древней Греции был Геродот из Галикарнаса (между 490 и 480—425 гг. до н. э.)

Развитие исторической науки шло в различных направлениях: она исследовала все более глубокие пласты минувшего, все большее число стран и народов попадало в сферу ее интересов, все новые стороны жизни общества привлекали ее внимание. Еще в начале XIX в. исторические знания в хронологическом отношении не простирались далее эпохи античной Греции, все остальное было покрыто плотным туманом, в котором лишь тут и там виднелись крошечные островки отрывочных сведений. В географическом отношении все знания ограничивались Западной Европой. Сведения о внеевропейских странах, главным образом о Ближнем Востоке, были почерпнуты из священных книг и носили скорее мифологический характер. Узок был и крут вопросов, которыми занимались историки. В XIX в. все коренным образом изменилось.

Без всякого преувеличения можно сказать, что основная сумма наших теперешних сведений о прошлом получена за последние полтора столетия. Нижняя хронологическая граница наших знаний стала быстро продвигаться в глубь веков, когда приступили к тщательному изучению материальных остатков прошлого, добытых путем раскопок. Немалую роль сыграли в этом гуманисты, которые с XV в. начали систематические поиски памятников античного искусства.

Настоящей сенсацией было открытие в 1711 г. древнеримского города Геркуланума, засыпанного пеплом при извержении Везувия в 79 г. В 1748 г. последовало открытие Помпей, где раскопки дали особенно богатый материал, а в 1750 г.— Пестума. С этого времени раскопки стали вестись систематически, а в начале XIX в. возникла специальная отрасль исторического знания, названная археологией. Находки археологов позволили восстановить многие факты прошлого. В середине XIX в. французский исследователь Буше де Перт открыл древнюю стоянку человека. Его утверждение о том, что обнаруженные камни, носившие следы грубой обработки,— орудия, изготовленные людьми в очень далеком прошлом, вначале встретили с недоверием. Однако вскоре подобные находки были сделаны и в других местах и было доказано их искусственное происхождение.

В наше время археология значительно расширила область поисков и одновременно усовершенствовала свои исследовательские орудия. Очень ценные результаты дает аэрофотосъемка: она позволяет увидеть следы древнего пейзажа, исчезнувших строений, древние системы землепользования и орошения полей. Изобретение акваланга открыло для изучения огромную область, прежде недоступную человеку. Археологические методы исследования применяются не только в отношении древних, но и более близких эпох.

В частности, большие успехи ныне делает промышленная археология, изучающая ранние этапы промышленного развития — старые заводы, шахты и т. п. В XX в. область археологических исследований охватила все континенты земного шара. Находки, сделанные при этом, позволили восстановить картину жизни многих цивилизаций прошлого.

Чрезвычайно расширились и географические интересы исторической науки. Усиление связей между странами и народами поставило задачу создания всемирной истории, истории всего человечества. Эта идея была выдвинута давно; название «всемирная» или «универсальная» история встречалось еще у Полибия, а затем в средние века у историка Евсевия. Однако вплоть до нового времени в это понятие вкладывался не географический, а хронологический смысл. Так, Ж. Боссюэ в своем уже упоминавшемся сочинении подчеркивал, что стремится вскрыть божественную волю в истории человечества.

Первую попытку написать подлинно всемирную историю человечества, т. е. всех народов земли, предпринял Вольтер. В «Краткой всемирной истории» (ее первое издание, вышедшее в 1756 г., называлось «Опыт о нравах и духе народов») он поставил перед собой задачу нарисовать картину политического и культурного развития всего человечества. Осуществлению этого замысла наряду с недостатком сведений о внеевропейских народах мешало также непонимание исторического единства человечества.

В мышлении европейцев долгое время господствовал европоцентризм — убеждение в том, что все важные события в жизни человечества протекали только в Европе. Более того, некоторые европейские историки даже высказывали мнение, что народы, живущие за пределами Европы, вообще не развиваются и потому не имеют своей собственной истории. Исходя из этого, они долго видели в Европе основную движущую силу исторического процесса, а историю других народов начинали только с того момента, когда там появлялись европейцы. Лишь в последние десятилетия историческое знание за рубежом стало преодолевать этот европоцентристский взгляд. Западноевропейские историки все яснее осознают ошибочность и вред такого узкого и ограниченного подхода.

Препятствием на пути к созданию всемирной истории являются также националистические тенденции, которые выражаются в стремлении поставить какую-либо страну или ее народ в центре мировой истории и умалить роль других стран и народов. Так, например, немецкие фашисты утверждали, что «тевтонская раса» — единственная движущая сила мировой истории, избранная «раса господ», и хотели присвоить себе право распоряжаться судьбами других народов. Недалеко ушли от них некоторые американские историки с претензией па «исключительность» США, их народа, якобы призванного вдохнуть новую жизнь в «старую Европу».

Эту «исключительность» пытаются обосновать различными способами. В частности, американский историк Ф. Тернер утверждал, что наличие «свободных территорий» па западных границах английских колониальных поселений в США (Тернер игнорировал права на землю подлинных хозяев американского континента — индейцев) явилось условием для развития в США политической свободы и демократии, якобы характерных для этой страны. Теория Тернера была подвергнута уничтожающей критике, однако до сих пор она сохранила в Америке свое влияние. В наши дни аналогичные идеи национальной исключительности выдвигаются в Китае. Китайский народ противопоставляется народам Запада. Маоистская пропаганда утверждает, что народы Запада ничего не внесли в мировую цивилизацию, они только заимствовали культурные достижения Китая, что Китай явился колыбелью мировой цивилизации.

Этот «китаецентризм» направлен на оправдание агрессивных целей внешней политики маоистов. Тематика исторической науки длительное время ограничивалась событиями политической жизни, а в центре внимания историков стояли привилегированные классы общества. Это объяснялось тем, что трудящиеся массы долго не принимали прямого участие в политической жизни и влияли на нее лишь косвенно. Кроме того, имущие классы оставляли после себя наибольшее количество свидетельств: все письменные материалы — хроники, мемуары, дипломатические документы — повествуют именно об их жизни. Сами историки занимались только этими классами, другие слои общества их не интересовали. Экономика казалась им слишком «низкой», слишком «банальной», чтобы ее изучать. Столь же мало внимания они уделяли жизни и быту народа: он представлялся им безликой массой.

О фактах, выходящих за рамки политической истории, в исторических сочинениях упоминалось лишь изредка и мимоходом и только в тех случаях, когда это было совершенно необходимо для понимания событий. Преобладание политической тематики в работе историков многим казалось вполне естественным. Английский философ и историк Давид Юм (1711—1776) утверждал, что в центре истории находятся «возникновение, возвышение, расцвет и гибель великих империй». По мнению другого английского историка Эдуарда Гиббона (1737— 1794), главным предметом исторического изучения являются «войны и управление общественными делами».

Один из крупнейших буржуазных историков XIX в. Леопольд Ранке (1795—1886) во главу утла в своих исследованиях ставил историю дипломатических отношений. Капитальный труд английского историка Г. Галлама (1777—1859) носит название «Конституционная история Англии от восшествия Генриха VII до смерти Георга III». Правда, некоторые исследователи давно уже указывали на неудовлетворительность такой истории, на ее чрезмерную узость. Еще в конце XVI в. французский историк Л. Попленьер мечтал о создании «совершенной истории», которая осветила бы все стороны жизни человеческого общества. Но более отчетливо об этом заговорили в XVIII в. историки французского Просвещения. Вольтер в своей «Краткой всемирной истории» высказал убеждение, что историк должен наряду с описанием деятельности пап и королей уделять внимание экономической, культурной и социальной жизни народов. Однако за рамки чисто политических вопросов историческая наука выходила медленно. В 1796 г. Арнольд Геерен в труде «Размышления о политике, связях и торговле главных народов древнего мира» предпринял попытку изложить историю торговли в Персии, Финикии, Вавилонии и Греции, но акцент он сделал на вопросах, связанных с государственной торговой политикой. Преобладающии интерес к государству и его роли в экономической жизни заметен и в работах представителей так называемой немецкой экономической школы В. Рошера (1817-1894), Г. Шмоллера (1838-1917) и др.

Необходимым условием развития экономической истории являлось расширение круга источников, привлечение новых видов материалов: статистических данных о ввозе и вывозе, производстве и торговле и т. д. Постепенно изучение экономической истории стало приобретать углубленный научный характер. В круг интересов исторической науки включались все новые аспекты экономической жизни — промышленное производство, сельское хозяйство, финансы и пр. В наше время экономическая история стала важной отраслью исторической науки. Историки, работающие в этой области, издают свои специальные журналы, регулярно собираются на совещания и конференции, в том числе международные. Экономическая история выработала свои специфические приемы исследования.

Внимание исторической науки привлекло и развитие культуры. Пионером в этой области явился немецкий искусствовед Иоганн Винкельман (1717—1768). В «Истории искусства древности» он подверг основательному историческому анализу древнегреческое искусство, указав на его глубокую связь с природными условиями страны и с государственным устройством. Швейцарский историк Якоб Буркхардт (1818—1897) продолжал изучение истории культуры, он даже утверждал, что она должна превратиться в главную тему исторической науки.

Постепенно историки культуры стали исследовать самые разнообразные стороны духовной жизни общества. Позднее всего буржуазные историки обратились к изунию самой важной и самой сложной сферы жизни общества — социальной. Под влиянием марксизма они включили в область социальной истории проблемы, связанные с бытом трудящихся масс, всегда составлявших большинство населения. Активизировалось изучение истории рабочего класса и революционных движений в различные эпохи, и марксисты в этой области, естественно, уже много лет неизменно занимают ведущее место. Советские историки создали ряд капитальных трудов по этим вопросам, в частности по истории рабочего класса как до 1917 г., так и в последующие годы, по истории революционных идей и движений в России в XIX и начале XX в., по истории крестьянских выступлений в разные эпохи. В результате усилий нескольких поколений историков за последние полтора века накоплено огромное количество самых различных сведений о жизни общества и накопление их продолжается. Конечно, несмотря на уже проделанную гигантскую работу, в нашем знании о прошлом имеется еще немало «белых пятен», но это понятно: прошлое необозримо и его познание бесконечно.

Таким образом, историческая наука непрерывно расширяет сферу своих интересов. Ныне она стремится исследовать все стороны и области жизни общества и общественного человека. С полным правом можно сказать, что нет такого вопроса, события или процесса в жизни общества, который бы ее не интересовал. Из сказанного очевидно, как глубоко ошибается тот, кто, познакомившись с историей в процессе плохого школьного преподавания, искренне полагает, что это — простой набор фактов, имен и дат и вся задача ее изучения — зубрежка. Такая история действительно не имеет ничего общего с наукой, которая непрерывно расширяет область своих исследований и развивается сама.

Современная историческая наука подобно другим наукам продолжает открывать и накапливать новые надежные данные, уточняет их и систематизирует, наступает на неизвестное, отвоевывая у него все новые участки. При этом историческая наука не только накапливает данные и приводит их в систему. Она устанавливает их взаимосвязи, находит закономерности в развитии событий. Систематизация уже известного — сведение воедино и новая группировка — позволяет посмотреть на вещи под иным углом зрения, нередко дает возможность обнаружить в них нечто, ускользавшее ранее от наблюдения, и таким образом получить новые результаты.

Н.А. Ерофеев