Этологические исследования приматов Франса де Вааля завораживающе интересны. Выводы, которые он делает относительно морали, откровенно вызывающи для философской этики. Отмахиваться от данных и результатов такого рода исследований только потому, что они не укладываются в привычные и уютные этические модели кантианского или историко-материалистического толка, было бы банально. Речь не о том, чтобы принять новое видение морали, но о том, чтобы разобраться в нем.

Вааль может быть для кого-то неубедительным. Но в любом случае данные его исследований вкупе с новейшими нейропсихологическими данными – неотвратимый повод для философов критически посмотреть на себя. По меркам типологий этических учений, известных по учебникам и справочникам, теория морали Вааля подпадает под рубрику натурализма (стоит уточнить: биологицистского натурализма, чтобы не путать с натурализмом как проявлением натуралистической ошибки, по Дж. Э. Муру). В этих же типологиях посредством биологицистского натурализма рубрицирована эволюционистская этика и ее совремнная форма – социобиология. Вааль выступает как критик эволюционистской этики, в какой бы концептуальной версии она ни выступала – взаимного альтруизма (Р. Триверс), родственного отбора (У. Гамильтон) или эгоистического гена (Р. Докинз). Все эти концепции Вааль обвиняет в том, что мораль в них предстает своего рода камуфляжем генетически предопределенных эгоистических наклонностей человека. Теории такого рода восходят к эволюционизму Ч. Дарвина, однако Дарвин, по мнению Вааля, в понимании морали был гораздо проницательнее последующих теоретиков эволюционизма, поскольку мораль выводил из социальных инстинктов и не связывал последние с эгоизмом.

Человек альтруистичен, говорит Вааль, но таковым его делает не генетическая запрограммированность, не унаследованные от животных инстинкты, а особого рода биологическая организация, причем такая же, как и у приматов, как и у высших социальных животных. Опираясь на результаты антропологических и нейропсихологических исследований Вааль утверждает что человек, как приматы и высшие социальные животные, от природы способен к эмпатии, т.е. к отзывчивости на эмоциональные состояния близких, ближних и даже в разной степени дальних. Именно в силу эмпатии человек, как приматы и высшие социальные животные, эмоционально склонен к сотрудничеству, а альтруистическое поведение приносит удовлетворение само по себе, а не как средство решения каких-то других эволюционноадаптивных или социально-прагматических задач. Большая или меньшая степень эмпатии присуща особям всех видов, у которых выращивание потомства требует длительного ухода. «Я настаиваю на том, – заявляет Вааль, – что по крайней мере у млекопитающих именно материнская забота есть прототип всякого альтруизма, матрица для всех остальных его форм» [1, С. 78].

К предпосылкам альтруизма следует отнести и жизнь в коллективе, и внутригрупповое разделение жизненно важных функций. Альтруизм – часть биологии человека (так же, как многих высших животных, в наибольшей степени, приматов) в том смысле, что в мозгу человека (как и высших животных) есть отделы, «отвечающие» за эмоциональную отзывчивость, ею обусловлено отождествление с переживающим страдание или радость, что, в свою очередь, оказывается мотивом для помогающего, сотрудничающего поведения.

Рассуждая таким образом, приводя разнообразные иллюстрирующие примеры «самоценного», т.е. не регулируемого необходимостью приспособления и выживания альтруистического поведения у животных, отмечая, что мораль возникает задолго до «цивилизации и религии», Вааль выдвигает образ морали «как системы правил», имеющих двоякую направленность – невреждение и помощь. То, что Вааль называет «правилами», – не надперсональные, объективные, вербализованные формулы. Это встроенные в структуру мозга поведенческие механизмы.

Они действуют на уровне непосредственных межличностных отношений, в рамках контактных групп. В результате многолетних наблюдений за отношениями между приматами, а также обезьянами (т.е. более низкими по уровню интеллектуального и социального развития животными) как в условиях искусственной среды, так в условиях дикой природы Вааль реконструирует эти правила: не причиняй вреда, помогай, соблюдай существующий в группе порядок, поддерживай равенство. Эти же регулятивные механизмы актуальны для человека. С появлением бόльших, чем контактные, групп межличностная мораль теряет свою действенность; возникают социальные и культурные механизмы (вербализация правил, их институционализация, санкционирование поведения, общественное воспитание), направленные на обеспечение тех же самых врожденных правил, основанных на природной эмпатии и естественном чувстве к состраданию. Таким образом формируется социальная мораль. Известным правилам придается универсальное значение, их действенность распростра

няется на все более расширяющийся круг лиц, в конечном счете охватывающий посторонних, недругов, даже врагов. Вааль что-то говорит о социальной морали, но, на мой взгляд, судит о ней, как приматолог. Насколько он интересен в качестве этолога, настолько неинтересен в качестве философствующего о морали, при том, что он почти никогда не упускает случая высказать свой скепсис в адрес записных философов, и иногда его скепсис вполне оправдан. Как бы ни было, философам не стоит отвечать Ваалю тем же, достаточно отнестись к нему как к ученому, представляющему естественнонаучные данные, заслуживающие того, чтобы о них задуматься. Не претендуя пока на выводы, выскажу несколько соображений, возникших при чтении Вааля и заслуживающих обсуждения: • не упоминая ни разу Дж. Локка и его критику нативизма, Вааль по сути указывает на наличие «врожденных практических принципов» (этот термин им не используется), и в них видит если не исток (русское название цитируемой книги Вааля – вариант переводчика; в оригинале название книги повторяет название последнего параграфа: «Бонобо и атеист»), то предпосылку; • Вааль осознанно воздерживается от ошибки эволюционистов, трактовавших альтруизм как поведение, единственным критерием оценки которого является приспособленность индивида или группы; причем приспособленность достигаются за счет той особи, которая проявляет альтруизм. Однако эволюционисты не принимают во внимание мотивацию поступков. И Вааль также не принимает ее во внимание. Можно не видеть никакого достоинства в многовековых усилиях философов, пришедших к выводу о специфичности морали как формы поведения в ряду различных других форм поведения, способов человеческих взаимоотношений, их осознания и осмысления. Но было бы целесообразно критически обсудить их в контексте этологии. Философско-этическое понятие альтруизма обозначает не любые отношения помощи и продуктивного взаимодействия, а поведение, в идеале бескорыстно сориентированное на благо другого человека.

Этот важный этико-концептуальный момент Ваалем во внимание не принимается; • Вааль совершенно прав: содержание морали не исчерпывается адаптивностью. Но обеспечение совместного образа жизни у насекомых и животных, у животных и человека и даже в разнообразных человеческих сообществах (в клане, в семье, в содружестве, в деловом партнерстве, в корпорации) различны. В человеческих сообществах сотрудничество опосредствуется важными идеальными факторами. Характер факторов глубоко разнообразен: принуждение, материальная необходимость, экономические интересы, любознательность, солидарность, благотворительность, человеколюбие и т.д. Философская этика чувствительна к этому разнообразию, которое, однако, как видно из рассуждений Вааля, безразлично для этологии; • Вааль приводит множество данных, позволяющих провести прямые аналогии между поведением приматов и тем поведением людей, которое традиционно относится к моральному (например, интериоризация социальных «правил», т.е. правил социального порядка, честность «наедине с собой», «бескорыстная» помощь). Тем не менее, феноменология морали по Ваалю нуждается в тщательной верификации не с примато-этологических, а с философско-этических позиций. Не исключено, что проверка концепции Вааля с позиций философской теории морали приведет к коррекциям и в философском понятии морали, в понимании природы и сущности отдельных моральных феноменов; • примечательно совпадение концепции морали Вааля с концепцией, предложенной шотландским моральным философом ХVIII века Френсисом Хатчесоном. Вааль знаком с Юмом, который воспринял многие положения Хатчесона, в частности, его концепцию морального чувства. Если отвлечься от этологических и нейропсихологических деталей, общая картина морали, предлагаемая Ваалем, весьма близка той, что развивал Хатчесон; • переход от «межличностной этики» к «социальной этике» почти никак не проговорен Ваалем, если не считать отдельные формальные замечания.

К тому же Вааль не задается вопросом о том, что происходит с межличностной этикой после возникновения социальной этики, не меняется ли «онтология» моральных правил. Вааль, как и большинство этических биологицистов, мыслит в рамках дилеммы природное (биологическое) – божественное. Социальное для него – это область дисциплинирования только. Для него, как и для многих рассуждающих о морали, в том числе с социологистских позиций, как будто бы не существует культуры как сферы смыслов, ценностей, норм; • Вааль приводит много свидетельств индивидуальности индивидов у приматов. Но он никак не связывает моральную практику с индивидуальностью. Не находит повода для обсуждения проблем выбора, решения, действия как моральных задач, встающих перед личностью. Иными словами, мораль не доводится им до индивидуальной моральности, иными словами, до свободы, без которой мораль и не мыслится в философии.

Список литературы

1 Вааль де Ф. Истоки морали: В поисках человеческого у приматов. М. : Альпина нон-фикшн, 2014

Р.Г. Апресян, г. Москва