Эпоха Павла I как культурный ландшафт

Царствование Павла I, признанное в историографии рубежным в процессе перехода от раннего нового времени к «зрелому» новому времени русской истории, правомерно рассматривать как систему знаков и символов, формировавших павловский культурный ландшафт. Эстетическими элементами этого ландшафта и его смысловыми доминантами являются дворцовые и усадебные комплексы, создававшиеся в строгом соответствии со вкусами самого императора и его представлениями о прекрасном, о том, как вернее обозначить власть императора на символическом языке. Общепринятые представления о грубом и резком разрыве Павла I с духом и логикой предшествовавшего царствования не могли получить быстрого сиюминутного подтверждения на языке символов и образов. В этом смысле эстетический и пропагандистский прогресс Павла I по причине непродолжительного его царствования был обречен остаться репетицией самого себя.

Будь у Павла Петровича больше исторического времени, наверняка и результат символического осмысления новых идей нового царствования был бы более впечатлительным. Жизнь цесаревича Павла Петровича можно разделить на два периода. Первый обнимает собой тридцатилетие со дня его рождения до пожалования ему загородных имений, Павловска и Гатчины.

Второй заключает в себе остальные годы его жизни до вступления на престол. В этот период жизни цесаревича вырабатывается его характер и мировоззрение, которые ко времени его воцарения сложились окончательно и проявились во всей полноте в его царствование. В историографии этот период принято называть «гатчинским». Гатчинский период начинают с 1783 г., когда императрица Екатерина II подарила сыну мызу Гатчина с прилегающими землями и деревнями по случаю рождения у цесаревича Павла Петровича первой дочери Александры . (далее…)

Иван Кулибин — гениальный механик-самоучка

В XVIII веке многим российским ученым было сложно реализовать свой потенциал на сто процентов. И дело тут не в самих ученых, а в политике, которую проводила Россия. Правителей больше всего интересовало, как бы усидеть на троне, расширить границы государства и улучшить жизнь дворянского сословия. А поддержка отечественной науки если и не находилась на последнем месте, то была делом десятым. Пожалуй, из всех ученых XVIII века большинству наших современников известно только имя М.В.Ломоносова. Но, к сожалению, российская история совсем забыла о других гениях того времени. Среди незаслуженно забытых находится и фамилия выдающегося механика – И.П. Кулибина.

В Нижнем Новгороде на Успенском съезде стоял домик. В нем жил мужчина, тридцатилетний, бородатый, выглядевший человеком из крестьянских низов. Это был «часовых дел мастер» – Иван Петрович Кулибин. Знал его весь город. Прославился он тем, что смог починить часы губернатора, после чего к нему хлынуло множество заказов со всех концов Нижнего. В 1764 году Кулибин узнал, что императрица Екатерина II собирается посетить волжские города. Ивану Петровичу очень хотелось в Петербург, где он мог бы с большей пользой трудиться на благо Отечества. Заручившись финансовой поддержкой купца Костромина, Кулибин решил смастерить часы в подарок императрице, которая очень любила разные диковинки. Это были самые настоящие чудо-часы: величиной с утиное яйцо, в золотой оправе. Особенностью их было то, что в течение дня часы исполняли три разных мелодии, – в этом и заключалось уникальное изобретение нижегородского мастера. (далее…)

Подростки и война

Когда немцы перешли уже Днепр, у нас в огороде стояла немецкая пушка или зенитка, что-то такое стояло. Пришёл немец и, видимо, пожалел нас, сказал: «Убирайся отсюда, потому что тут будет перестрелка, убирайся!» И мы пошли в село соседнее, и там женщина приняла нас, хоть нас четверо было детей. Я была маленькая, мне 4 годика было, я этого не помню, я только знаю, как мы ездили, как пришли и сказали, что всех своих в селе будут оставлять, своих староста отстоял, а всех чужих будут гнать на этап. И так мы попали на этап.

Нас погнали – поездами, подводами, машинами, пешком даже гнали. Идёшь, ноги болят, плачешь, а мама говорит: «Не плачь, а то тоже поубивают». Идёшь, плачешь, слёзы глотаешь. Потом мы проходили комиссию: там такой долгий коридор и кабинет, туда заходишь, и проверяют – кто смотрел голову, кто смотрел на тело, чтобы не было ран. Были такие люди, что какая-то рана или фурункул – так это бракованные, а куда их девали – мы не знали. Они брали только здоровых. Мы проходили комиссию, а в конце получали мешки, вся одежда сбрасывалась в мешок, и оно всё жжёным, горелым воняло.

(далее…)

День Победы – было столько радости!

Я родилась в 1930 году. Немцы забирали в Германию тех, кто был 1928-29 годов, и мать нас переставила: меня переставила – написала 1932-го года, а брата 1930-го, чтобы спасти. У нас был такой староста – он был и попом немецким, и старостой, и что хотел – то и делал, но всё для людей, ни одного человека в Германию не взяли у нас. Наше село Подстепное, Херсонская область, Цюрупинский район, и вот у нас в том селе колхоз. Он взял – спалил сельсовет, как будто бы кто-то подпалил. А потом в Цюрупинске штаб стоял, он призвал фюрера одного и делал перепись с ним. И он предупредил людей, чтобы передвигали года, и передвинули, и в Германию так и не попали. Староста ни одной души в Германию не отправил, откупил, вот так едет по селу: «Ты не хочешь отдать сына в Германию?» – «Нет». Кто яйца, кто масло, кто мёд давал, что у кого есть – немцы любили яйца, масло, куры.

Вот он так проехал по селу, нагрузил подводу – и на Цюрупинск. В Цюрупинске штаб, он оттуда приезжает, говорит: «Не надо собираться, до особого распоряжения оставили». Так до особого три года брали-брали – и ни одной души не взяли. Я была чёрная, кучерявая, я два раза была в гестапо в Цюрупинске. Приехали на мотоциклах: «Юда, юда!» На мотоциклах туда отвозят и начинают бить, начинают издеваться: «Кто родители? Где родители?» А мать со старостой бегом по селу – собирают подписи, прибегают и выручают, и так было два раза. А потом хватило ума у матери – она подстригла меня, и я носила платочек, а глаза все равно чёрные, брови чёрные. И вот так я спаслась от немцев, а немцы издевались по-страшному. У нас староста большую роль играл. У нас школа была – десятилетка большая, так он что даже сумел: закрыл школу, в школу мы не ходили, немецкую церкву сделал, и ходили все молиться за фюрера, чтобы не идти в Германию. И так он нас всех спас. Это был дядько Гришка Перерва, а как по отчеству его – я не знаю.

Вот такой был староста, но когда пришли наши – бегом полицаев всех в тюрьму, а его забрали на фронт, и он погиб, вот так было. Уже когда немцы были в Казачьих Лагерях, близко, они вызвали старосту и сказали, что ночью приедут всех забрать. Приедут в 12 ночи, чтобы всех на постели схватить, скажут: «Собирайся полностью семьёй, поедем в Германию». Дядька Гришка прибежал и сказал всем, что, как только стемнеет, шли быстро в плавни (а у нас близко плавни), а оттуда до Казачьих Лагерей, где уже наши стояли. И только потемнело, он забрал свою семью, наши забрали всех, брат забрал корову даже, вся молодежь ушла в плавни.

(далее…)

Дорогие товарищи! Война закончена победой Советского Союза, поздравляю всех!

Я родился в деревне Соловьяновка – это Брянская область. Мы жили в прекрасном месте в Брянских лесах, дворец на берегу реки, а я любитель рыбалки с детства, привязан был к природе, пробовал охотиться со взрослыми. И, хорошо помню, как-то вечером я поймал окуней, прихожу домой, при лампе сидит мама и сестра Аннушка, говорят: «Володя, началась война». Начало было для меня такое… У меня патриотизм был такой – мол, я пионер, врагов разобьём… На Украину я попал в 1942-м году, в украинское партизанское соединение.

Я, как подрывник, был известная личность в соединении, потому что подорвал десять эшелонов – пацан, сколько мне было? 14 лет, а уже представили к званию Героя Советского Союза. После партизанщины я попал в украинскую школу партизанского движения, это случилось в 1944 году. Было это так. Я хотел идти воевать, и когда расформировывали наше партизанское соединение, меня направили в ЦК комсомола Украины, потому что меня приняли в комсомол в партизанах, до этого я был пионером ещё.

(далее…)

День победы помню…

Я коренная херсонка, родилась 1 мая 1935 года. По папе я в пятом поколении херсонка, а по маме ещё на два поколения больше. Я была путешественница, я любила ходить по городу. Родилась я на Забалке, собственно не на Забалке, а в Городе. Забалка от Города отделялась балкой – была глубокая балка: с левой стороны Город, с правой – Забалка. Я родилась в Городе в левой стороне. Когда я родилась, мы жили в маминой хатке, там ещё жил бабушкин брат с пятью детьми. Мама была печатницей, а папа был на все руки мастер, он был слесарь, есть даже фотография на доску почёта – бригадир слесарей. Он окончил Одесское мореходное училище, плавал до женитьбы, а потом, когда женился, решил осесть. И когда он увидел, что тесно нам, начал строить, на Краснознаменной построил дом.

С трёх лет, с 1938 года я там жила, и сейчас я там живу. В войну я была здесь, в Херсоне, потому что папа был на Финской войне и там отморозил ноги. Когда он возвратился с войны – не даром я говорю, что у него золотые руки были, он и трубопроводчик, и газосварщик, и что хотите, он даже рисовал, шил, вышивал и вязал даже, и у него была бронь, но всё равно он должен был эвакуироваться вместе с заводом. Я помню, что я, брат 1938-го года, мама и папа пришли на пристань, эвакуироваться должны были, а пароход уже ушёл. И вот мы так постоялипостояли и возвратились домой. И получилось, что мы остались в оккупационном Херсоне. Мама мне рассказывала, что на заводе «Коминтерн» был какойто засекреченный цех, и, чтоб туда попасть, нужно было специальный пропуск. Ну и когда папе что-то нужно было, ему выписывали пропуск, и он туда ходил. И там инженер работал, который всё время был в этом цехе. И когда немцы вошли, была облава, и папу в этом цеху поймали и вели по улице Краснознамённой до улицы Рабочей, и там ехала бричка, а на ней немецкий офицер. Он остановился и узнал папу, позвал конвоира, папу из этой толпы подозвали, папа подошел и узнал этого офицера.

(далее…)

Войны шальные дети

Я родился 27 сентября 1934 года, но по документам – 23 января. Во время войны что-то было с документами, были потеряны, и мне выписал документ милиционер в паспортном столе и сделал ошибку. А когда я сказал: «Я ж родился не 23 января, а 27 сентября», он ответил: «Вова, оно тебе надо? Тебе разве не всё равно, ну какая тебе разница?» Так оно и осталось. Родился я в Николаевской области, Березнеговатский район, до 1943 года Херсон был тоже под Николаевской областью. Отец приехал с ребятами на рынок сюда продавать сено, так он мне рассказывал. А тут был завод Петровского, там какой-то богач был, я проработал там 52 года. Представитель завода вышел на рынок и набирал людей для разбора старых цехов, ну и ребята остались на неделю, им заплатили, им понравилось, говорят: «Можно ещё?» – «Да, оставайтесь ещё». Отец поехал, мы недалеко тут жили, село Висунь. Это знаменитая деревня. Есть такая книга – «В степи под Херсоном», я её недавно прочитал, так в той деревне такие были люди, что они против регулярной армии бились… Ну и потом отец забрал маму и меня, и мы сначала жили на Военном на квартире, а потом мы жили на СМУ-6. Как я узнал, что началась война: отец работал на Консервном заводе имени Сталина, в последствии просто Комбинат.

(далее…)

Кино и музыка после войны

В училище у нас работала художественная самодеятельность, а учитель был одет в форму – брюки, гимнастёрка. И я слышал, как он, возвращаясь с 9 Мая, пел песни, радостный. А в городах в основном собирались в одном месте, где можно посидеть, песни пели. Бывало так, что кто-то, у кого гармошка есть, приходит, играет, и под неё песни поют. Я работал в мореходном училище комсоргом. Сложное время было, потому что отменили военный цикл, нужно было заниматься молодёжью, а в училище училось 1200 человек курсантов. И мы сделали главное направление – это спорт, отдых после занятий. В то время нужно было устраивать вечера. Мы скинулись курсантами, купили инструмент и создали эстрадный оркестр, но людям хочется новое что-то, а тогда по радиостанции «Мелодия» в понедельник передавали новое произведение.

И мы записывали это на магнитофон. Оркестром должен был кто-то руководить, но в то время выделяли мизерные деньги на культуру, и когда обратишься к специалисту, он: «Я за такие деньги работать не буду». И мы нашли одного парня, он учился в музыкальном училище, и он взялся: он то, что мы записывали на магнитофон, перекладывал на ноты, и у нас через неделю вечером уже звучали новые песни. Весь город пытался у нас это дело заиметь, мы делились… Билеты раздавались курсантам, курсанты приводили девушек. Недовольство было какое: высказывались по поводу того, что мало товаров народного потребления, что нельзя делать уравниловку.

(далее…)

Победа! И боль переплетаться с радостью…

Война нас застала в городе Новый Буг, где мой отец Фёдор Ефимович работал завучем сельскохозяйственного техникума. В день начала войны мы были с другом, его папа выращивал баштан, и мы поехали на баштан – это между Новым Бугом и каховским элеватором. Мы очень рано поднялись почему-то. И тут пролетают несколько самолетов над нами, и его папа говорит: «Да, это война».

Мы сразу собрались, поехали домой, и смотрю – мама уже собирает вещмешок. И в самый первый день войны отца взяли на фронт, по призыву, а мама осталась одна, и нас четверо. Вскорости пришли немцы, потому что Новый Буг он был на линии удара немцев, они шли на Кривой Рог. И в первые дни немцы людей расстреливали средь бела дня направо и налево, несмотря на то, что это были женщины или дети.

С закатанными рукавами идут, смеются, стреляют… Жуткое время было. После этого была тишина две недели, а потом снова пошли ночные расстрелы. В этот момент Одесса уже была почти в окружении, и была создана бригада из моряков с тех кораблей, которые стояли в Херсоне, в Николаеве, в Севастополе. И вот эта бригада высадилась в Григорьевке и нанесла мощнейший удар по немцам и румынам. И вот после этого немцы начали себя иначе вести. Они поняли, что с этими людьми будет сложно воевать, и рано или поздно всё закончится не в их пользу. И они начали себя более смиренно вести, и румыны в том числе. Но в основном свирепствовали немцы. Когда немцы пришли, они ввели комендантский час и делали облавы, и людей, которых задерживали – расстреливали без суда и следствия.

(далее…)

Мы слушали передачи – очень хорошие были передачи

В 1931 году отца уже не было. Мы жили в городке Себеже – это на самой границе, 12 километров – и уже Латвия. Это был пограничный город, поэтому и снабжение было лучше, и как-то культура в первую очередь проводилась. И вот у нас начали проводить радио по домам. У когото лучше, потому что трасса ближе, у кого-то неудачно. И вот моя мать раз-два – и у нас уже радио. В столовой поставили чёрную «тарелку». Очень чётко, ясно, отчётливо она всегда нам докладывала. Начиналось радио в 6 утра и заканчивалось в 12 ночи. И я помню, однажды я у мамы спрашиваю: «Мама, когда там Кремлёвские куранты будут бить?» А она: «Так это ж до 12 часов нужно подождать». Так вот я ждал до 12 часов, когда отбили куранты. Сразу радио выключили, и я спать пошёл. Мы слушали в течение дня. Начиналось с последних известий, потом была очень умная зарядка – был такой Гордеев. Этот человек начинал так: «На зарядку становись!» Музыка хорошая, и это было очень умно и красиво.

(далее…)